Машина ехала минут пятнадцать, пока перед ней не вырос вдвое увеличенный образчик «таможенной» конторы. Только район выглядел побогаче. На этот раз на вывеске значилось: «Особый отдел охраны». Всё, честное слово. Ни чем таким особенным отличается этот особый отдел, ни кого он охраняет, не пояснялось. Видимо, предполагалось, что все, кому положено, и так знают, а кому не положено — и знать незачем. Если всё это опять не нахальная мистификация.

На входе стоял суровый охранник, внимательно проверивший пропуск у приехавшего «начальника». Вероятно, здесь сидит начальство повыше.

Из двух высоченных створок входной двери открывалась только правая, и я набралась наглости влететь, пока она не захлопнулась. Ну, надо же мне что-то выяснить, правда?

В момент нашего входа/влёта фонарь над дверью слегка мигнул, и дежурный (уже внутренний, сидящий за столом) слегка нахмурился:

— Боевые приспособления, артефакты?

— Да нет, — пожал плечами гость.

— Пройдите ещё раз, пожалуйста.

Тот вышел в тамбур и снова вошёл. На этот раз фонарь не подал признаков активности (ну, ещё бы, я-то не вылетала).

— Помеха, наверное, проскочила, — решил дежурный. — Давайте удостоверение.

Посетителя тщательно вписали в журнал посещений (я успела выяснить, что зовут его Иваном Семёновичем), после чего он пошёл по широкой и длинной, устланной бордовым ковром лестнице на второй этаж.

Устройство второго этажа не поразило оригинальностью — длинный коридор через всё здание, по правым и левым сторонам которого виднелись многочисленные двери кабинетов. Нужная дверь оказалась почти напротив лестницы, Иван Семёнович коротко постучал, получил приглашение войти, и мы снова благополучно вошли: он в нижнем уровне, я в верхнем.

Кабинет напоминал директрисин, только с мужским уклоном: шкафов с документами побольше, огромный напольный глобус, карты города и страны с пометками, красивое оружие на стене — похожее на слегка изогнутый меч и ещё одно, короткое. Наградное, наверное или какое-нибудь памятное.

За большим столом сидел высокий мужчина, смутно показавшийся мне знакомым, с гостевой стороны — ещё один, в мундире вточь как у Ивана Семёновича, который, кстати, щёлкнул каблуками и начал вполне по-военному докладывать, что, мол, явился.

— Присаживайтесь, — сказал ему высокий. Сейчас нам ваш коллега доложит о результатах собеседования с господином Скворцовым.

Я навострила уши. Что там со Скворцовым, мне тоже было интересно. И тут дверь раскрылась без стука, и в кабинет вошёл батюшка в серой рясе и небольшой серой шапочке.

— Добрый вечер, дети мои, — сказал он мужчинам, приподнявшимся со своих мест, — не утруждайтесь, обстановка у нас рабочая. А вот барышне следовало бы брать пример со старших и поздороваться по форме, даже если вы изобрели новый способ перемещения.

— Ч-ч-ч-то? — прошипел высокий, приподнимаясь. Двое остальных тоже вскочили и шарили глазами по кабинету. — Где она⁈

Взгляд священника сделался хищным. Он быстро отступил с линии боевого контакта, водя рукой и безошибочно указывая на заметавшуюся по кабинету меня.

В коридоре заорал пронзительный звонок. Общая тревога! По-любому длинный кнопку нажал!

И самое худшее — я почувствовала, как меня стремительно покидает энергия.

— Вон она! — закричал Иван Семёнович.

Увидел! Тает моя тень!

Хуже того, следом увидел меня и хозяин кабинета — по-видимому, единственный, у кого здесь было оружие. Маленький, металлически блестящий предмет с коротким стволом мелькнул в его руке. Страшно грохнуло, закладывая уши.

И сразу грохнуло ещё страшнее — сработало моё ожерелье. Ударной волной откинуло всех! Лопнули стёкла в высоком окне, вылетая на улицу сверкающей россыпью. Я бросилась между повисшими на петлях рамами, не дожидаясь, пока в двери вломятся топочущие по коридору мужики.

Летела я, задыхаясь от ужаса, пока не поняла, что город давно кончился, и вокруг сплошные голые поля и из света — только усыпанное звёздами небо да серпик луны. Я упала прямо в сугроб и затряслась, обнимая себя руками. Вот, значит, как выглядит работа местного антимага. Ты просто становишься самым обычным человеком. Вдруг. Зубы у меня выбивали форменную дробь. Нет, не от холода.

Метель швыряла в меня снег целыми горстями, и вскоре вокруг образовался небольшой снежный валик. Не хватало в снеговика превратиться! Я встала, отряхиваясь.

Теперь ветер трепал подол моего платья, волосы, и в этом был существенный плюс — мана начала прибывать, наполняя меня уверенностью, успокаивая.

Так. Отставить панику. Все без исключения доступные мне источники указывали на что? Настолько одарённых людей в этом мире чрезвычайно мало. Сколько на миллионный город? Десяток?

Пожалуй, я бы поставила на «один». Ну, в лучшем случае, «два».

Значит, моя задача — не попадаться ему на глаза. Затея весьма затруднительная, если предположить, что батюшка может пренебречь потерей лица и таки ещё раз наведаться в гимназию, для окончательной проверки.

Я села на куль. А Маруся? Увидит ведь он её, и что будет? Как её выручить? И меня по-любому засада ждёт.

23. ПОСПАТЬ В ЭТУ НОЧЬ НЕ СУДЬБА

ПУСТЫНЬКА

— Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная? — спросил слегка дребезжащий старческий голос.

Русские сказки я читала сравнительно недавно и уверенно ответила:

— Тепло-о-о, дедушка!

— А чего на куле сидишь да трясёсся? — в поле моего зрения появился совершенно седой дедок с длинной бородой, в чёрной рясе и чёрном же расстёгнутом тулупчике.

И было в глазах у него что-то такое… Я вздохнула, понимая, что от этого дедушки я точно уже не успею убежать.

— Это я, дедуль, от душевных переживаний. Только антимагией сразу не шар а шь, и так ноги еле держат.

Дедок усмехнулся и посмотрел на меня хитро:

— Ну, пошли тада чай пить, чтоль?

Я встала и потянула из сугроба свой кулёк:

— Пошли.

Пустынька* оказалась крошечная, спрятанная под тремя разлапистыми дубами, отчего я её и не заметила, пролетая.

*Монашеское поселение в традиции православия,

обычно удалённое от всяческих поселений.

Там может жить один человек или много.

Главное, что вокруг пусто от суетливых людей,

поэтому и «пу стынь».

— А я думаю: кого это мимо меня несёт? А тут, глянь — Машенька. С малиной будешь?

— Давайте.

Дедулька вручил мне кружку с горячим медово-малиновым чаем:

— Дивное про тебя вижу, аж поверить трудно. Не объяснишь старику?

Я так уже устала от всей этой беготни и шпионских игр, что рассказ пошёл легко, словно я за этим сюда и примчалась. Сколько просидели — даже не знаю. Часа два или три. Или четыре? Дедок слушал внимательно, иногда высоко поднимая белые брови, иногда посмеиваясь. Риталид попросил посмотреть, удивлённо качал головой. Когда дело дошло до последних событий, он сказал:

— А-а, это отец Сергий. Горяч он, привык с военными скакать. Ты как увидишь его, скажи: отец Макарий велел дурью не маяться, да лучше смотреть за островами, а не гимназисток ловить.

— А я его увижу?

— Конечно! Он ведь без тебя, почитай, к утру Богу душу отдаст.

— Как же? — растерялась я. — На него же ожерелье совсем не среагировало?

— А его не ожерелье, его стеклом от окна зацепило. Брюхо располосовало — не всякий раз саблей так получится.

Я смотрела на дедушку, открыв рот.

— Чего такое? — усмехнулся он. — Сергию тоже полезно полежать, о жизни подумать. Гордыню смирить маненько. Хорошо, что ты ему на пути попалась. А то ведь до мыслишек о всемогуществе полшажочка осталось.

Я подумала, что злополучный отец Сергий мне попался примерно с тем же эффектом. Очень отрезвляюще.

— А как я его найду? Если я в эту охранную контору явлюсь, не поверят ведь мне…

— Ясно-понятно, не поверят. Начнут пулять, чего доброго. Ты сразу в больницу лети. На юге города, новая. Парк большой вокруг, а по всей ограде — фонари. Сверху огроменный квадрант получается, не промахнёсся.