За кратковременную совместную поездку от Кадьяка до Ситхи Вознесенский обучил Архимандритова сбору гербариев, умению распознавать минералы, надеясь, что вольный штурман при случае соберет коллекции для петербургских и местных музеев. Теперь добавилась просьба найти алеутские личины. Эту просьбу Вознесенский повторил при расставании с Архимандритовым на Ситхе. Отсюда Вознесенский должен был отправиться в Охотск, а Архимандритов пошел с кораблем на Ново-Архангельск.

Почти три года Илларион плавал по южным трассам компании, и, казалось, не было надежды исполнить желание навестить Атху. Никаких сведений о матери он не имел, так как в те районы Алеутских островов компанейские суда заходили редко, очень редко.

Компанейское судно «Николай», к которому в 1848 г. был приписан штурман Архимандритов, стояло в новоархангельской гавани на ремонте. Главный правитель Тебеньков вызвал к себе Иллариона и дал ему неожиданное и радостное для штурмана задание — взять под команду небольшой корабль «Умнак» и, обследовав берега Кенайского залива и острова Кадьяк с прилегающими островами, описать их.

— Вам, милостивый государь, — заключил Тебеньков свое распоряжение, — дается право по возможности посетить и Умнак и Атху. Сделайте все отчетисто, как вы умеете. Времени вам дадено изрядно — целый год. Подберите команду и командуйте, вольный шкипер Архимандритов.

В 1848–1849 гг. вольный шкипер Архимандритов, выполняя задание Тебенькова, тщательно обследовал обширные берега залива и островов. В середине лета 1849 г. его корабль бросил якорь в бухте Васильева острова Атха.

Вот она, родимая земля. Все так же высятся на северной стороне вершины вулканов. Все так же неприступны и скалисты обрывистые берега, обкатанные и иссеченные волнами. Все так же стоит деревянная церковь в центре главного селения. Но очень мало народу вышло на берег встречать приезжих. Раньше, бывало, все население, завидев корабль, выходило из домов.

Илларион медленно шел по узкой тропе вверх, к своему дому. Он увидел его издали — покосившиеся стены, поросшую травой земляную крышу. Над дымовым отверстием не было привычной струйки дыма. Заброшенное или покинутое жилище. Жители поселка молча сопровождали Иллариона, обмениваясь короткими фразами. Они говорили так тихо, что только отдельные слова долетали до слуха вольного шкипера. Но и этих отдельных слов было достаточно, чтобы уловить их тревожный смысл. Архимандритов шел, как говорили между собой жители поселения, к «плохому дому».

— Кто ты? — спросил старик алеут, неожиданно появившийся на тропе перед Архимандритовым.

Вольный шкипер пристально всмотрелся в сморщенное от времени и ветров лицо говорившего. Что-то знакомое всплыло в памяти. Да это дядя Сидор, брат матери!

— Я Ларион, сын твоей сестры, дядя Сидор.

Ответ Иллариона прозвучал по-алеутски и достаточно громко, чтобы его могли услышать другие.

Новость о приезде племянника Сидора мгновенно облетела все дома. Вечером в доме Сидора, куда с корабля принесли съестные припасы да еще каждая семья послала часть своего улова или добычи, был большой праздничный пир. Радость встречи с родными не могла заглушить горького сознания того, что Илларион опоздал на встречу с матерью; три года назад ее похоронили.

Илларион не мог даже зайти в свой дом, так как в нем находился покойник — самый главный вождь и тайный шаман алеутов с острова Канага. Он постоянно приезжал на Атху, останавливался в доме матери Иллариона и после ее смерти, и надо же, чтобы именно вчера он скончался в этом доме. Многих алеутов унесла смерть за те два десятилетия, пока Архимандритов не был на родине, но еще больше покинуло Атху и перебралось на Кадьяк и Умнак. Вот почему так мало народу осталось в поселке.

Всю светлую полярную ночь не расходились гости, и всю ночь с ними просидел Илларион, слушая сбивчивые рассказы о жизни алеутов за последние двадцать лет.

Наступившим утром Илларион отправился на корабль дать необходимые распоряжения и к полудню вернулся в дом Сидора. Празднество, связанное со встречей долгожданного и необычного родственника, сменилось буднями. Гости разошлись по домам. Многие из мужчин поселка налаживали снасти и байдары, чтобы ближе к ночи выйти на промысел тюленей и котиков.

В доме Сидора осталась только самая близкая родня. Чувствовалось, что они с нетерпением ждали возвращения вольного шкипера.

Илларион посмотрел на сосредоточенные лица своих дядей, теток, сестер и братьев во втором и третьем колене и спросил Сидора:

— Чай пить будем или говорить будем?

— Сначала чай пить будем, — ответил старик.

Налили черный как смола чай. Шкиперу дали в большой фаянсовой кружке, такую же кружку взял Сидор. Остальные пили из деревянных или раковинных сосудов.

Как водится у алеутов, чай пили молча, не торопясь, маленькими глотками.

— Еще? — спросил Сидор, видя, что Илларион осушил свою кружку и поставил ее перед собой.

Илларион отодвинул кружку от себя и мотнул головой — спасибо, уже достаточно.

Сидор отодвинул свою кружку и заговорил:

— Племянник, — он обращался к Архимандритову, — ты много знаешь, ты стал большим начальником. Вождь из Канаги, что умер в доме твоей матери, просил похоронить его по обычаям наших предков. Священник не разрешит нам похоронить, как просил вождь с Канаги. Но не исполнить волю умершего — разве не означает совершить грех?

Илларион обратил внимание, что в доме не было женщин и детей. Они успели исчезнуть, прежде чем старик Сидор задал вопрос. Ни женщины, ни дети не должны быть причастны к делам мертвых.

Вольный шкипер считал себя хорошим христианином, но не мог сразу решить, греховно ли хоронить умершего, как он просил, или нет. Илларион задумался. Никто его не торопил с ответом. «Излишняя поспешность не прибавляет разума» — так считали алеуты и умели быть терпеливыми.

— Надо исполнить просьбу вождя с острова Канага, но пусть прежде священник совершит отпевание. Я сам поговорю со священником, — решительно заявил Архимандритов и, увидев полное удовлетворение его ответом, встал с циновки.

Разговор с батюшкой, который знал, что умерший при жизни тайно шаманил, был нелегким, но Архимандритову в конце концов удалось уговорить его совершить отпевание в церкви и разрешить родственникам отвезти покойника на Канагу, где и предать тело земле.

Алеуты знали три способа избавления от трупов. Два из них не возбранялись православной церковью — сжигание тела или погребение его в земле. Третий же способ, бывший некогда самым почетным, был объявлен греховным, языческим. Именно по третьему способу просил похоронить себя вождь с острова Канага.

О таком обряде захоронения знал Архимандритов, но никогда его не видел. И вот теперь, когда ему исполнилось тридцать лет, он мог присутствовать при необычной церемонии.

С согласия команды после отпевания в церкви тело перенесли на корабль. На корабль взошли вместе с Сидором его взрослые родственники-мужчины. Их было пятеро. Корабль доставил гроб с телом на остров Канага.

Здесь прибывший корабль встретили мужчины — соплеменники умершего. Они быстро перенесли гроб на берег и торопливо зашагали с ним в горы. Архимандритов с Сидором и другими атханцами присоединились к процессии.

Гроб донесли до южного края берега и опустили на землю вблизи пещеры. У ее входа лежали большая байдара, воинские доспехи, копья и гарпуны, ружье, циновки, кожаные и деревянные сосуды. Тут же была кучка благовонной травы. Несомненно, что канаганцы от атханцев или своих людей, бывших на Атхе, прознали обо всем и успели приготовиться к торжественному церемониалу.

Тело вождя извлекли из гроба и положили на циновку. Двое мужчин с помощью ножей сняли с мертвеца всю одежду. В тот момент, когда семь алеутов, подойдя к входу в пещеру, затянули протяжную песню и пещера гулким эхом повторила ее, самый старший из канаганцев острым каменным ножом надрезал живот и стал быстро удалять внутренности покойника. Зловонный запах далеко разносил ветер. Внутренности столкнули в океан, а грудную полость и желудок забили благовонной травой. Жилами зашили надрез и обильно смазали жиром все тело.