Дворик с корабельной пинией и звонким фонтаном слой за слоем, век за веком засыпали щебнем, песком, мелкой галькой, накрыли каменным сводом – и превратился дом из белого туфа в базилику с обширным нефом. Фривольных Флавиевых дельфинов сменили рыба, чаша и корабль…

 Неспокойно Понтийское море, неспокойны и братья Кирилл с Мефодием; мечется суденышко по волнам, озабочены книжники невеселыми мыслями. Константинопольский патриарх Игнатий даже смотреть не стал на новую азбуку: «Как помыслить могли, – кипятился он, – Евангелие на варварском языке читать. нет такого языка – славянского!»

 …Не пустынное уже, напротив, густозаселенное место Херсонес Таврический – четыре храма за городской стеной, один из них и вовсе четырехапсидный. Сотни монахов в инкерманском монастыре подвизаются. Сам нерадостен, встречает моравских братьев епископ таврический Георгий: «Восемь веков, по словам святого Климента, в день его имени расступались понтийские волны. С песнопениями шли паломники по морскому дну, водорослями и ракушками покрытому, разбивали шатры и возносили славу у мраморного гроба, в нетленности хранившего святые мощи. И вот уже пятьдесят лет как сокрыты под водяным спудом и железный якорь, и гробница, ангельскими руками возведенная. Всем миром вечером двинемся ко брегу, будем в грехах каяться и умолять прощения».

 Полный день епископ и бывшие с ним молились, стоя на корабле. Не дрогнуло Понтийское море. Как стемнело, Георгий поднялся, ни слова не говоря; отвернув поникшую голову, махнул рукой капитану: возвращаемся. Корабль повернул к берегу. Небывало светлая луна поднялась над теплыми водами и бросила дрожащую серебристую дорожку под ноги Кириллу. В ясном, почти дневном свете увидел он, охваченный восторгом, как над волнами показалась сначала глава, а потом и все нетленное тело великого святого…

 Скачет по Аппиевой дороге всадник, бьет солнце в затылок, лицо в пыльных подтеках, конь взмылен. «Кто таков? Что в Рим несешь?» – кричит стража у городских ворот. «Весть несу Адриану, папе римскому! Корабль к Остийской гавани пристал, братья-книжники из хождения вернулись, мощи святого Климента везут!..»

 Со святым покровительством великомученика Климента принесли создатели славянской письменности папе Адриану богослужебные книги, написанные новой грамматикой, и свершилось чудо – папа Адриан на такой радости дал свое благословение. В базилике святого Климента впервые прозвучала служба на славянском языке.

 …Опираясь на железные перила, подымаемся вверх, оставляя за собой первый век, четвертый, восьмой, двенадцатый… Солнечный свет прямоугольником лежит пред алтарем, тяжелый мраморный саркофаг накрыт покровом с золотым якорем. Над головой мозаично-изумрудные ветви древа жизни. направо славянский придел.

– Дети, – продолжает рассказ матушка, – здесь с восьмого века благоговейно хранятся святые мощи основателя славянской письменности Кирилла.

 Тихо льется славянское песнопение: «Радуйтеся, всем грешным пред Богом блазии заступницы… Радуйтеся, Мефодие и Кирилле, язык словенских апостоли и богомудрии учителие».

 …Все дороги ведут в Рим, но как много дорог начиналось из Рима…

 Бьются волны Понтийского моря о брега Тавриды, лагерь стоит под стенами Корсуни. У расшитого шатра сидит, уронив у ноги круглый шлем, князь Владимир Святославович: «А еще пиши императору византийскому, – диктует он лысому писцу, – что за дочь его Анну готов отдать вено – город Корсунь или, как греки кличут, Херсонес». Хохочут дружинники-варяги, хлопают себя по бокам, головами мотают от смеха: кто, кроме природного Рюриковича, может предложить за принцессу только что захваченный у императора город? «Жду даров свадебных, пришлет пусть поболе книжной премудрости, священников греков и святынь христианских, которым мы, крестившись, поклоняться будем».

 …Киев. Мать городов русских. Народ толпится у Десятинной церкви. Молодухи в платках встают на цыпочки – одним бы глазком на заморскую принцессу глянуть! Шелестит шелковый узорный сарафан, горит на солнце золотой убор, в красном княжьем кафтане выступает Владимир Красное солнышко с молодой женой. «А вот этот придел, други, мы назовем Климентовым». – Владимир Святославович снял украшенный золотым шитьем покров и передал в руки священнику  серебряный ковчежец, священный дар византийского императора – честную главу великомученика. Первую христианскую святыню на Руси, нетленные мощи святого Климента, защитника и покровителя Русской земли…

– Матушка, а где сейчас честная глава?

– В Киево-Печерской лавре в Дальних пещерах вместе с мощами других праведников и святых. В тысяча девятьсот девяносто втором году, когда монахи распечатали для паломников чудом сохранившиеся после восьмидесятилетнего забвения святые мощи, честные главы нетленные замироточили.

 …В Москве на Пятницкой улице стоит красно-белый храм с узорными решетками, храм Святого Климента. Здесь, у «Климентова острожка», как он назывался 400 лет назад, князь Пожарский принял первый бой с польским войском.

 «Боже, придоша языцы в достояние Твое, оскверниша храм святый Твой, положиша Иерусалим яко овощное хранилище» (Пс. 78). Во времена большевистских гонений храм был закрыт, но в помещении, по святому покровительству, учинен был не плавательный бассейн, не картофелехранилище, а филиал Государственной библиотеки. Книжные люди, библиотекари, благоговейно сохранили тысячи церковных книг, не повредили византийского иконостаса и древних росписей…

 Девочки притихли на скамье из каррарского мрамора под высокой корабельной пинией. В фонтане купаются голуби, по стенке древней базилики бежит, перебирая лапками, пестрая ящерка, теплый камень скамьи – как живой.

 Глава 6

 Столики стояли вдоль трамвайных путей, накрытые красными полотнищами.

– Мадре, мадре! – завопил официант. Одной рукой он отчаянно жестикулировал, а другой волочил обитый бархатом стул с высокой судейской спинкой. Матушка невозмутимо опустилась на бархатное сиденье, оглядела заполненную едоками, музыкантами и прохожими римскую улицу и распорядилась:

– Молимся каждый про себя!

 Звенели вилки, булькала в высоких бутылках вода, носились Клаудио и Марио, вздымая на поднятых руках пылающие пиццы, стрекотали девчонки, звенел трамвай, появлялись и исчезали тирамису, арбузы, мороженое, мелькали опустошенные тарелки.

– Мадре, – вопил Марио, – не надо счет, это от ресторана!

– Дети, давайте мы их отблагодарим. – матушка кивнула, Евгений Иванович приподнялся, вытянул вперед руку, взмахнул – и…

– Под сосною, под зеленою спать положите вы меня-аааа, – вывел тоненький голосок.

 Стихли соседние столики, замолчала очередь, застыли официанты со смоляными кудрями.

– Спать положите вы меня, – волной набежали вторые голоса.

 Остановились прохожие, из окон высунулись старушки, закутанные в цветные платки, в сердцах захлопнул гармошку негр в белых парусиновых штанах.

– Калинка, калинка… – Евгений Иванович скрючился, склонился над столом (вывернув из-за угла, остановился микроавтобус, водитель выскочил на тротуар и подбоченился, на перекрытой улице тормозили машины, из магазинчика напротив высыпали китаянки в узеньких брючках…) и выпрямился во весь рост, поднимая руками сияющие детские голоса.

– Калинка моя-аааа!

 Глава 7

 Упакованы сарафаны, купальники, босо-ножки и прочая девичья дребедень: хор едет дальше, к морю, в провинцию марке. В городе с волшебным названием Лорето юные певцы станут участниками фестиваля искусств. Маэстро Евгений Иванович переживает: в первый раз девочки будут выступать в сопровождении органа. Мы – я имею в виду поклонников юных талантов – не волнуемся нисколько: главное, чтобы орган справился, а уж наши не подведут!

– Строимся! – Девочки рассаживаются в автобус, а я – увы – остаюсь на римской мостовой. Отчаянно машу рукой расплющенным о стекло носам, огромный аквариум разворачивается и увозит веселую стайку.