Гондолу так качало, что Элоди с трудом стояла на ногах. Пошатнувшись, она схватилась за Леона, чтобы удержаться. Остальные гондолы и лодки, плывущие рядом с нами, тоже закачались, запрыгали на воде, и люди в карнавальных костюмах с криками вцепились друг в друга. Лишь последний гондольер по-прежнему пел, не теряя хладнокровия. Впрочем, и у него срывался голос, когда его гондолу швыряло особенно сильно.

Вокруг нас выпрыгивали из воды рыбы. Под нами бушевал вихрь из чешуи и плавников. При этом наша гондола поднималась всё выше и выше, и мы уже смотрели на остальные лодки сверху вниз. Наконец Элоди оттолкнулась веслом от берега и направила гондолу вперёд.

– Держитесь! – крикнула она, и наша гондола помчалась словно на доске для сёрфинга мимо Рафаэля и слуг.

– Хватай его! – крикнула я Леону. – Хватай Рафаэля!

Леон схватил Рафаэля за плечи. Элоди в это время крепко держала в руках весло и рулила им, Бенно изо всех силёнок вцепился в гондолу, а я добралась до Леона и попыталась ему помочь.

Получилось! Совместными усилиями мы втащили Рафаэля к нам. Как раз вовремя, потому что его лодка перевернулась, а слуги попрыгали в воду и поплыли к ближайшим мосткам.

Рафаэль, отбиваясь, вцепился в Леона, но тот был сильнее. Умелым приёмом он зажал его шею в замок, а наша гондола, всё ещё опасно раскачиваясь, мчалась на волне.

Мне нужно было срочно отобрать у Рафаэля «Туман верноподданничества». Но я не успела схватить флакон – Рафаэль снова испарился, как уже делал это раньше. И мы опять, раскрыв рот, озадаченно уставились на голубоватое ароматическое облако – всё, что осталось от Рафаэля.

Что за чертовщина! Эдгар действительно дал ему свою ужасную смесь, с помощью которой он сам исчезал в одном месте и появлялся в другом!

Постепенно «Аромат бури» терял силу. Элоди направила гондолу к ближайшим мосткам, и, прежде чем до нас добрались слуги Эдгара, я вытащила сумочку и открыла стеклянную трубку с «Окном времени». Из трубки поднялись нежно-лиловые пары и образовали сплошную плоскую стену, а потом в ней появилось окно. Я быстро перелистала время и остановилась на раннем утре, когда на улицах пусто, безлюдно, а мощённые камнем дороги покрыты утренней росой.

– Скорее, – поторопила я всех. – Идите сюда!

Окно уже втягивало меня, и я в последний момент успела схватить Бенно за руку.

– Идите за мной! – крикнула я остальным и шагнула первой, унося нас с Бенно в новые эпизоды времени.

Заметно потеплело. Но воздух был свежим и сырым, как, наверное, бывает по утрам в Венеции, и веял морской бриз. Я убедилась, что мы действительно одни. Вскоре в «окне времени» показались Элоди и Леон. Позади них слуги Эдгара пытались выбраться из воды на мостки.

– Быстрее! – крикнула я ребятам в облачную стенку.

Когда они наконец вышли к нам, я поводила рукой в облаке и сменила год. Как хорошо, что «окно времени» действовало всегда только в одну сторону, и через него нельзя было вернуться назад, туда, откуда пришёл. Ты всегда попадал в новое время.

Во всяком случае, от наших преследователей мы избавились.

– Уфф! – простонал Леон. – Мы еле спаслись!

С бешено колотящимся от волнения сердцем я села перед нашим «окном времени» и заглянула в него.

– Давайте наконец найдём Матса, – сказала я и повернулась к Элоди. – Ты мне поможешь? Без тебя у меня не получится сделать это быстро.

Кажется, я сама удивилась своим словам даже больше Элоди.

– Э-э... конечно, – кивнула она и села рядом со мной. – Только объясни, как ты обращаешься с этим «окном времени».

– Протяни руку, – сказала я и провела её рукой по временам, открывшимся перед нами. – Ты словно отодвигаешь их в сторону, как занавески, или будто гребёшь рукой в воде. Вперёд или назад. Чувствуешь? Но, к сожалению, это не прямой «луч времени». Дни, месяцы и годы тут все перемешаны.

Элоди наморщила лоб, но ничего не сказала. Пожалуй, это нормально. Я видела, что она была готова упрекнуть меня за несовершенство моего аромата. К счастью, она вовремя сообразила, что и сама не может предложить ничего толкового.

Как ни странно, пытаясь перемещать времена и управлять ими, Элоди выглядела довольно беспомощно.

– Ты почувствуй кого-нибудь из наших, – посоветовала я ей. – Подумай о том, что тебе нравится в Матсе, Даане или Виллеме, что как-то объединяет тебя с ними. Тогда это поможет тебе определить, где они сейчас находятся.

Элоди закрыла глаза. Я сделала то же самое, и меня захлестнула волна облегчения. Всё-таки я не одна. По крайней мере сейчас. Мы вместе с Элоди вошли в ароматический туман, передвигали времена, которые мелькали перед нами, словно ускоренная киносъёмка, и таяли, уступая место следующим. От быстрой смены картинок у меня кружилась голова, и я ничего не говорила, но чувствовала всё.

– Стоп! – крикнул вдруг Леон позади нас, и Элоди тут же остановилась.

– Ведь это твой отец, верно? – Леон заговорил тише обычного и, кажется, уже пожалел, что остановил нас. При этом он направил внимание Элоди именно на то, что больше всего причиняло ей боль.

Я осторожно покосилась на неё. Она сидела с окаменевшим лицом, глядя перед со-бой.

– Да, это он, – сказала она.

В «окне времени» я увидела сцену, которую наверняка забуду не скоро. Сирелл де Ришмон был в том же праздничном наряде, в котором явился на бал. Как и все остальные «вечные» и высокородные, он был отправлен оттуда в прошлое. Значит, Эдгар и не собирался вступать в новое время вместе с Сиреллом, хотя и объявил об этом во время бала. Он был намерен править там единовластно.

Сирелл в изнеможении прислонился к стене дома. В руке у него была дорогая трость. Но теперь он, кажется, не мог даже держаться на ногах, не опираясь на неё. Парик, в котором он был во дворце, валялся на земле. Небритый, почти без волос, Сирелл выглядел растерянным древним стариком и вызывал жалость. Его праздничная одежда была забрызгана грязью и кое-где разорвана.

Так он и стоял, изгнанный родным сыном в ах-какое-славное прошлое. Но там у него ничего не было. Ни денег, ни власти, ни последователей. Он был совсем один.

Я украдкой посмотрела на Элоди. По её щеке катилась одинокая слеза. Руки Леона, лежащие на её плечах, слегка подрагивали.

– Что ты будешь делать? – прошептала я ей, не представляя, что делала бы сама на её месте.

– Элоди, твой отец оттолкнул тебя, – напомнил ей Леон.

– Это сделал не он, – возразила она. – Это Эдгар и его «Туман верноподданничества».

Верно. Сирелл был просто марионеткой Эдгара, и я знала по себе, каково это – находиться в полной власти коварного аромата.

– Я не могу просто оставить его там, – сказала Элоди. – Всё-таки он мой отец. Что бы там ни было.

– Он собирался пожертвовать тобой, – осторожно напомнила я. – Ты забыла? Тогда, в лаборатории «Этерните», он превратил бы в камень и тебя, чтобы спастись самому.

Элоди всхлипнула, и по её щеке поползла ещё одна слеза.

– Но... ему плохо. Если я оставлю его там, он наверняка скоро умрёт.

Я хотела что-то ответить, но она уже вскочила на ноги и, шагнув в «окно времени», побежала к Сиреллу де Ришмону, повернувшемуся к нам спиной.

– Подожди! – Я тоже вскочила, схватила Бенно за руку и бросилась следом за ней. В ту же секунду к нам присоединился и Леон.

– Отец! – крикнула Элоди, подбегая.

Вблизи Сирелл де Ришмон выглядел ещё более жалким. Он по-прежнему был во власти «Тумана верноподданничества» – движения как у робота, взгляд пустой. Но он всё же повернулся и при виде дочери вытаращил глаза, словно его укусила оса. А потом машинально сделал шаг назад.

Я могла только догадываться, какие гадости наговорил ему Эдгар про Элоди. Наверняка он велел отцу отречься от неё и не считать своей дочерью. И я опасалась, что ничего хорошего сейчас ожидать нельзя.

– Быстрее, Элоди! – крикнул Леон, понимая, что мы не должны задерживаться там надолго. Однако Сирелл истолковал его слова по-своему и решил, что мы представляем для него угрозу. Ему даже не пришло в голову, что родная дочь хочет ему помочь. Это многое говорило о Сирелле и его характере. В отличие от его дочери в груди Сирелла не было сердца. И находился ли он под влиянием «Покорного облака» или нет, значения не имело. В следующую секунду случилось неожиданное. Сирелл вцепился в Элоди и, обхватив её правой рукой за шею, применил удушающий приём. Левой рукой он вытащил нож и приставил ржавое лезвие к горлу дочери.