Особенно это стало ясным, когда он начал свои подробные рассказы об островах небесного архипелага Макам, в которых раскрылись его такт и внутренняя пластика, — настолько убедительными в деталях и красках были его истории, напоминавшие собой арабески «Тысячи и одной ночи». Архипелаг Макам был настоящим Небом — то есть страной, в которой ничего не повторялось, а значит — не было времени. Обитатели этого Неба не знали нужды и болезней, они были радостны и беспечны и счастливы тем, что им давало их существование в благодатном краю на берегах Небесного Потока. По словам Никлича, архипелагом Макам управляли Три Голых Старца, мудрость которых не ставилась им под сомнение. Рассказам Никлича не было конца, но все равно любопытство слушателей оставалась неутоленным.

Относительно того, как он оказался в Дуракине, Никлич ничего не знал и не понимал. В ответ на вопросы своих новых знакомых, касающиеся причины его «падения на Землю», он с искренним удивлением смотрел на небольшую блестящую коробочку с одной единственной кнопкой, которую он держал в своей руке, когда в тот достопамятный грозовой вечер Глеб привел его в компанию охнебартов.

Этот странный прибор, названный им вентотроном, был, по его словам, в какой-то степени причиной его «падения». Из слов Никлича можно было заключить, что вентотрон порождает Гранатовый смерч, который способен переносить человека с одного плана Вселенной на другой, однако многое зависит от истинного стремления тех, кто им пользуется, и, конечно же, от судьбы. Включить вентотрон можно простым нажатием кнопки, но загадочным был тот факт, что Никлич, по его словам, никогда эту кнопку не нажимал. Как же он перенесся из архипелага Макам в город Дуракин? На этот вопрос он не знал ответа.

4

С этого дня Никлич стал седьмым членом их компании, куда едва ли мог так легко и просто войти кто-нибудь другой. Охнебарты примирились с мыслью о том, что он не был послан к ним с каким-то определенным посланием и что даже, если и был, то смысл этого послания не был ему известен и вообще не лежал на поверхности.

Поселившись у Кондрата, Никлич начал с большой энергией осваивать язык, на котором говорили дуракинцы, изучал их историю и нравы. Воспитанный в семье филолога и с детства знавший несколько языков, он легко заговорил на родном языке своего отца и уже через месяц смог обходиться без переводчика. Его друзья чувствовали идущую от него энергию ясности, столь не похожую на все, что они знали прежде. Казалось, в его присутствии все преображалось, вещи начинали жить новой, свежей, спонтанной и радостной жизнью, может быть, потому, что его поведение и реакции не несли в себе ничего привычного, известного им по тысячам повторений. Можно было видеть, как в нем зарождаются мысли и образы, как он их уточняет, достраивает, бережно несет и, наконец, раскрывает перед собеседниками без лишней усложненности и тумана.

Друзья в ответ дарили ему свою симпатию и заботу. Каждый старался что-нибудь для него сделать, помочь ему освоиться в новом месте. Кондрат предоставил ему свою квартиру и старался редко в ней бывать, чтобы не стеснять гостя. Кроме того, он консультировал Никлича по вопросам деловой конъюнктуры в Дуракине, так как тот начал вскоре задумываться о собственном деле. Никлич в свою очередь рассказал ему об организации жизни на островах Макама, где не было дефицита, также как и серьезного переизбытка в средствах поддержания жизнедеятельности. Достигалось это как за счет скромных запросов жителей этих островов, так и из-за смещения их интересов в сторону иной смыслонесущей сферы. Можно было понять, что жители этих таинственных островов осознают себя обитателями значительно большего мира, чем наша земная обитель, и их видение реальности не затемнено конфликтами, нуждой и болезнями, что обычно в Дуракине и на других меридианах нашего Шарика.

Глеб просвещал Никлича в отношении земной цивилизации, однако он не мог ответить на простые вопросы последнего об ее истоках и назначении.

— Ученые и философы строят на этот счет одни только гипотезы, — сказал ему Глеб.

— А охнебарты? — допытывался Никлич.

— У них нет общего языка, — признался Глеб. — Каждый говорит на своем собственном языке. Мы до сих пор спорим о том, что же сказали нам великие посланники Неба Иисус, Лао-Цзы и Будда.

— Выходит, что реальность дана вам как загадка, для бесконечного разгадывания? — заключал Никлич.

— Да, выходит так…, а для вас?

— Обитателям Макама она дана как радостный дар.

— Чей дар?

— Неба Неба.

— ???!!!

Дружественные отношения сложились у Никлича и с остальными участниками группы. Тимофей разъяснял ему принципы августиновского учения о благодати и буддийскую концепцию взаимного поддержания. Жора рассказывал ему о чудесных происшествиях в Дуракине и его окрестностях. С Кэт его сближали общие филологические интересы. Что же касается Ольги, друзья-охнебарты скоро поняли, что Никлич и Ольга нашли друг друга и что их влечение и внутренняя связь с каждым часом становятся все императивнее. Медленно рождался андрогин, неполяризованное состояние энергии, равновесие противоположных принципов — горячего и холодного, сухого и влажного, мужского и женского. И созданное двумя единое существо, не затемненное общим эгоизмом, легко и радостно овеивало их друзей.

В мире нет ничего случайного, случайности существуют только для невнимательных — эти аксиомы давно уже были общим местом для охнебартов, стремившихся распознавать сакральный смысл каждой простой вещи, каждого даже незначительного события. И при этом никто из них не имел даже отдаленного понимания того, что происходило с ними с момента появления среди них Никлича. Уже несколько месяцев рядом с ними находился «человек Неба» — что бы это выражение ни означало, — и все они испытывали особую приподнятость, им казалось, что у них выросли невидимые крылья, они чувствовали взволнованное движение воздуха, волны света и непонятной радости.

И все же каждый понимал, что этого недостаточно, что никто из них ни на шаг сам не приблизился к собственному Небу и не освободился от дуракинской гравитации, что было главной их задачей и, может быть, смыслом существования, что их просто-напросто несет сила, созданная Никличем и Ольгой, просто они поднимаются на чужой волне, но волна эта их не отнесет на желанный берег, потому что только собственные усилия и собственные результаты имеют реальное значение. Но больше всего их тревожил разрыв между усилиями и результатами — одно вовсе не вело ко второму, результаты зависели не от человека, а от неведомых сил. Это обезоруживало их и ввергало в пучину сомнений и тревог.

И вот — это произошло три дня тому назад — Никлич исчез из Дуракина так же неожиданно, как он в нем появился. Никто не мог сказать, откуда Никлич явился, и никто не знал, куда он исчез. Вместе с Никличем растворилась и Ольга.

5

Ах, Дуракин, Дуракин!

Сколько сильных и красивых людей приезжало в него из разных концов света, и где они? Растворились, пропали, сгинули в безнадежных снегах и хлябях дуракинских. Сколько ярких людей рождалось в тебе, и все как один спешили тебя покинуть. А ради чего? Ради несбыточной идеи, потому что идеи сбываются в других городах, а в Дуракине нет им дороги. А иных приносил в Дуракин или уносил из него Гранатовый смерч. Вот и Никлича этот ветер унес, а заодно и умную девушку Ольгу. Сиротливо стало без них в компании охнебартов. Все, что мучило охнебартов до Никлича, теперь после его исчезновения вернулось с утроенной силой.

Кондрат весь ушел в дела и его теперь редко кто видел. В своей квартире он не появлялся. Там жил бездомный Жора, старательно поливая и опрыскивая фикусы и замиакулкасы. Тимофей с головой ушел во всевозможные ученые проекты. Вот и сейчас он с утра и до вечера пропадал на конференции, посвященной скромному библиотекарю, «русскому Сократу» Николаю Федорову.