Хочу родить высшее

Тонкие миры, которые посещал Константин Ветров в своих путешествиях, были не похожи друг на друга. Одни из них поражали добродушием и юмором, другие изумляли строгими формами, третьи насыщали экзотическим колоритом. Часто Константин оказывался свидетелем того, как полчища свирепых звероподобных существ пожирали друг друга.

На этот раз он плыл в гигантском облаке, которое возникло в результате столкновения двух галактик на краю Вселенной. Масштабы события его не удивляли, в своих путешествиях он привык к самым разным видам существования — от мира протонов и фотонов, до звездных скоплений и межгалактической пыли, простирающейся на бесконечных пространствах. К тому же он знал, что ни одна даже самая мелкая частика Вселенной не была мертва — она была либо самостоятельной сущностью, либо составной частью большего конгломерата, обладающего Волей, Разумом и Желаниями. Такой была и сама Вселенная, лишь слепым и невежественным существам кажущаяся скоплением косной материи.

Константин проплывал мимо останков разрушенных миров и наблюдал появление новых форм жизни и новых конфигураций смыслов. Две столкнувшиеся медузообразные галактики стали одним огромным шаром, окруженным невероятным облаком раскаленной космической пыли. Похоже было, что одна галактика, как сперматозоид, вошла в другую и оплодотворила ее. В других понятиях, она вошла, как Дух входит в Мировую Душу и преобразует ее, наполняя высшим содержанием и порождая стремления, которых прежде не было в ней. Две галактики слились воедино, как сливаются любящие существа, теряя себя и обретая Новое Тело и Новую Душу. Однако все эти слова едва ли могут выразить то, что видел и понимал Константин, будучи соизмеримым с наблюдаемым им событием, сочувствуя ему и участвуя в нем на равных.

— Кто Ты и чего Ты хочешь? — спросил он вновь возникшее Существо.

И Существо ответило ему музыкой и цветами, и запахами, которые, соединившись, породили небывалую гармонию, равной которой он никогда не знал. Внутри этой гармонии слышались резкие диссонансы и провалы, которые дополняли картину целого, как это происходит и в нашем земном опыте. И тогда он спросил Его снова:

— Чего Ты хочешь?

В музыке Сфер, в бликах Целого, в запахах звезд и межзвездной пыли он услышал ответ:

— Хочу родить Высшее.

Снова над картой всего

Я знал Константина еще со школы и любил его нежно и трепетно, но, конечно же, не был для него достойным собеседником. Из-за своей инертности я мало где за свою жизнь побывал и мало что знал о мире из собственного опыта. Мои познания географии были также крайне туманными, что же касается звездного неба, то на нем я мог различить одну лишь Большую Медведицу, а Полярную звезду, расположенную на расстоянии шести промежутков между двумя звездами этого созвездия, — это запомнилось мне из школьного курса астрономии — я уже был не в состоянии отыскать.

Согласно первоначальному замыслу я намеревался сначала подготовить моего читателя к рассказу о необыкновенных путешествиях Константина Ветрова по Миру Воображения, а потом уже рассказать о нем самом, но получилось все наоборот. Чем ближе я приближался к основному предмету повествования, тем сильнее чувствовал, что никакое предисловие не поможет мне объяснить все дальнейшее, если я не введу своего читателя в глубокий контекст жизненных устремлений моего единственного друга и не расскажу хотя бы коротко о некоторых из его путешествий.

Я уже говорил, что мы с Константином были приятелями с детства, учились в одной школе и в одном классе, и наши матери тоже дружили. Обе они были женами ненадежных мужей, обе были брошены нашими отцами и растили нас, отказывая себе во многом и прежде всего — в личной жизни. Из-за этого горечь наших матерей передалась и нам, их сыновьям, и мы, не зная еще, в чем мы виновны, с детства чувствовали себя ответственными за их несчастливые судьбы. Теперь, когда мы сами уже не молоды, когда его мать давно уже ушла в лучший мир, а моя по-прежнему живет в нашем городе, больная, одинокая и несчастная, пришло время для осознания того, чего же мы с Константином хотели от жизни и чего мы достигли.

В тот вечер дверь в квартиру моего приятеля была приоткрыта, но все же я постучал и слегка покашлял, прежде чем войти. В прихожей я увидел лежащую на раскладушке Матрену в свитере невообразимой расцветки, который служил ей ненадежной защитой от столь любимых Константином сквозняков. О Матрене нужно сказать, что она прибилась к Константину после смерти его матери и занималась его немудрящим хозяйством: покупала продукты, готовила еду, вытирала набегавшую пыль, а главное — умела быть незаметной. Она постоянно разговаривала сама с собой, что происходит со многими одинокими и не вполне здоровыми женщинами, но делала она это так миролюбиво, что мы с Константином давно уже не реагировали на ее бормотание.

Сам Константин стоял в синем облаке возле занавешенного окна и смотрел в стену. Вернее, его лицо было обращено в сторону стены, ноги были полусогнуты, кисти рук лежали на затылке, но куда он смотрел и что он в эту минуту видел, этого я, конечно, не знал. Меня он определенно не заметил, и потому, зная его привычки и обычаи, я прошел к креслу под торшером со стеклянным абажуром. Я успел кинуть взгляд на его жилище: тумбочку с телефонным аппаратом возле потертого дивана и узкий одежный шкаф — больше в комнате ничего не было. Окно, как я уже сказал, было завешено синей простыней. Карта была разложена на полу.

Константин был в бежевой футболке и джинсах и — босой. Он стоял боком ко мне, и я видел, что его глаза открыты и не мигают. Я впервые обратил внимание на то, какие у него худые и прямые плечи. Его острый подбородок казался при этом выпяченным даже больше, чем обычно, что делало его похожим на другого великого визионера — Дон Кихота.

Я начал задремывать под бормотание Матрены и вдруг вскочил от резкого крика: Константин бежал в сторону двери. Я не успел очнуться, как он вылетел в прихожую и растянулся на полу рядом с раскладушкой Матрены. Конечно же, он напугал Матрену и ушиб себе локти и колени. Матрена вскочила и залопотала громче обычного, но постепенно успокоилась и снова легла на свою раскладушку. Я помог Константину подняться, отвел в комнату и усадил в кресло. Пока я смазывал его раны йодом, Константин начал рассказывать мне, что с ним произошло. Это был тот случай, когда, спасаясь от гигантской летучей мыши, Константин вынужден был снова обратиться из летучей сущности в неуклюжую куклу и камнем полететь вниз — в физическом плане его кукла растянулась в прихожей.

Для читателя, незнакомого с внутренней жизнью моего друга, его слова, сказанные в тот необыкновенный вечер, едва ли имели бы какой-то смысл. Поэтому я начал свой рассказ с изложения наших более ранних бесед, которые, я надеюсь, пролили некоторый свет на тайны его путешествий.

Страна иноживущих

1

Эпидемия, получившая название Синдром Z, началась на острове Скапендр, но скоро вышла за его пределы. Власти спохватились слишком поздно — скапендряне заболевали тысячами, участились случаи заражения и на близлежащих островах.

Все имевшиеся местные ресурсы по борьбе с этой напастью были исчерпаны. Жителей вакцинировали, но никто не мог твердо сказать, что вакцина помогала. Речь шла о вакцине Е-12, расчеты на которую оказались преувеличены. Она как будто бы помогала. Она помогала одним и не помогала другим. Она помогала, но потом симптомы возобновлялись с новой силой. Случаев выздоровления и возвращения в норму практически не наблюдалось. Это случалось, но только один на миллион и независимо от казенной медицины.

Симптомы болезни вызывали недоумение. Больные в течение первой стадии болезни испытывали телесную оцепенелость и умственную вялость, после этого признаки расходились — так что невозможно было сделать описание типичного хода болезни. Симптомы расходились настолько, что у диагностиков ум заходил за разум, особенно когда начиналась заключительная стадия таинственной болезни, во время которой в человеке исчезала те драгоценные скрепы, которые официальная наука ставила превыше всего остального, но о которых в то же время она не могла сказать ничего определенного. В результате больные не умирали, однако их состояние было хуже смерти — заключительная фаза необратимо преображала людей в новые невиданные доселе существа и длилась неопределенно долго. Определить эту фазу было трудней всего: внешние проявления людей, переживших мутацию, тщательно камуфлировали действительную трагедию — мимикрию здоровья нельзя было отличить от здоровья. Только тщательный химический анализ и непостижимо причудливое поведение выдавали наличие у человека синдрома Z в заключительной стадии.