В 1214 году король старался своими поступками доказать папе, что он снова может сопротивляться Риму. Известно, что летом Иоанн оказывал материальную поддержку провансальской армии и еретикам Аженуа. Имея враждебные отношения с французским королем, он лично высадился в Гиенни. Французам в Аженуа пришлось иметь дело с английскими рыцарями.

Но Монфор, завладев многими местами, хотел запугать страну террором; он опустошал и жег феодальные замки мелких вассалов, которые попадались ему в руки. Он остановился под городом Мармандом, занятым английским гарнизоном, и начал его осаду, несмотря на английское знамя, выкинутое над башней. Крестоносцы смело пошли на штурм. Жители уже в самом начале свалки стали перебираться через Гаронну. Англичане и еретики не выдержали напора и, сбитые со стен, заперлись в главной башне Монфор дозволил своим воинам грабеж. Засевшие в башне не могли сопротивляться долго; получив уверения в сохранении жизни, они сдались победителю. Монфор, распорядившись разрушить часть городских стен и укрепить сам замок с башнями, удалился в Ажен, откуда скоро двинулся на осаду Кассенеля, города, «переполненного еретиками и клятвопреступниками» и расположенного на самых границах Керси. Этот город, по его выгодному местоположению, осаждать было трудно.

Потому Монфор вместе с главными силами расположился в соседних долинах, а ведение осады предоставил своему сыну Амори и епископу каркассонскому, исполнявшему обязанности полководца [4_80]. Стенобитные машины наносили сильный вред городу; гарнизон все надежды строил вокруг прибытия короля, который уже подходил к Перигору. К Иоанну большими толпами стекались его аквитанские вассалы; силы его были весьма значительны. Он мог бы с успехом действовать против крестоносцев; но, по обыкновению, в решительную минуту на него нашла робость и то уничижение духа, которое всегда губило его бесхарактерную натуру. Он думал испугать отважного и искусного неприятеля одними маршами и диверсиями. Конечно, такая тактика не могла воздействовать на Монфора. Узнав, что крестоносцы не намереваются снять осаду, Иоанн отступил. Это происходило в июле 1214 года, почти в те самые дни, когда его англичане вместе с немцами были разбиты французами под Бувином, о чем нам еще придется говорить.

Между тем Монфор, при всем сопротивлении граждан Кассенеля, не думал прекращать осады. Прервать сообщения города он не мог; горы и реки представляли для того неодолимые препятствия. Для тогдашней военной истории особенно интересны действия Монфора. Он, сам приняв начальство над осадным корпусом, пустил в ход с замечательной настойчивостью все инженерное искусство того времени. Штурм был невозможен; рвы глубоки и полны водой. Несмотря на град стрел, крестоносцы имели терпение построить мост из сплоченных бревен; но его снесло течением. Тогда велели строить другой на деревянных лодках; но от тяжести он не мог держаться сам по себе. Кардинал Роберт де Курсон, прибывший в армию из Франции, где он был легатом и рьяным бичом еретиков, потерял терпение. Он решил оставить армию, но, уезжая, хотел на бумаге завершить альбигойское дело.

Вспомним, что в этот момент альбигойцы потеряли всякую поддержку в Европе; их друзья по политике потеряли свое счастье под Бувином. Филипп, сюзерен Монфора, оставшийся победителем, влиял тем на дальнейшие судьбы Лангедока, на самое существование ереси. Папа, друг Иоанна и враг Оттона, странным образом выигрывал от результата той же битвы. Страдали только одни альбигойцы. И, как бы с целью довершить и узаконить их политическое поражение, легат французский, не миновавший чар «атлета веры и столпа католичества», то есть Симона Монфора, своей властью провозглашает его государем Юга.

Сочувствовал или нет Иннокентий Монфору, хотел он или нет подтвердить такое самоуправство, — кардинал Курсон этим мало интересовался. Он знал только, что косвенно папа будет непременно замешан в этом акте, и составил его. Симону Монфору по сему акту уступаются, в пол ное владение его и его преемников, все земли, завоеванные им от еретиков и их покровителей, и все таковые, имеющие быть впоследствии завоеванными, «ибо всякое такое приобретение дается от Бога». В силу грамоты постороннего легата (тогда Арнольд стал заметно сходить со сцены) граф Симон Монфор титулуется государем Альбижуа, Аженуа, Руэрга и Керси [4_81]. Но что в Лангедоке такое титулование было мало уважаемо, видно уже из того, что жители Кагора заперли свои ворота перед легатом. Вооруженные альбигойцы хотели приветствовать кардинала стрелами, но, по-видимому, католическая партия взяла верх и муниципалитет должен был за такое оскорбление легата торжественно извиниться перед ним, принести ему клятву в верности и, кроме того, заплатить полторы тысячи серебряных марок штрафа в пользу Монфора.

Что альбигойство уже умирало в стране после крестоносных погромов, видно из того, что власти кагорские, несмотря на все свое унижение, еще продолжали бояться гнева папы, через нарочных уполномоченных отдавали себя его милосердию и жаловались на разбой людей графа я с Фуа, который из ненависти пленил нескольких кагорцев; а Кагор, столица Керси, как читателям известно, прежде был одним из центров альбигойской ереси.

По отбытии щедрого кардинала Петра Монфор еше деятельнее стал трудиться над осадой Кассенеля. Копа мосты не оправдали ожиданий, инженеры крестового лагеря после совещания придумали особую машину, которая должна была уничтожить все надежды осажденных. Это была высокая деревянная башня в пять ярусов, поставленная на широкий деревянный помост с колесами; по своей наружной отделке она была неуязвима для не приятеля. Сверху и с боков она была обшита плетенками, которые всегда поливали водой. На случай пожара в башне имелся достаточный запас воды; со стороны же не приятельской башня, кроме того, предохранялась сыры ми бычьими кожами. В верхних ярусах сидели отборные стрелки, которые с достаточной высоты свободно могли обстреливать город; в нижних помещались отважные охотники, преимущественно из рыцарства. В таком виде гигантскую башню подкатили к стенам замка. Тучи камнем полетели на нее из неприятельских орудий. Из нижнею яруса стали забрасывать рвы турами и фашинником; из верхних началось губительное действие лучников, у которых ни одна стрела не пролетала мимо. Вдобавок ко всему этому крестоносцы приблизили к крепости лодку, наполненную зажигательными снарядами. Осажденные сумели залить ее и тем отвратить опасность. Наконец достаточная часть оврага, перед башней была до того завалена фашинами, что образовала плотину, по которой башня подкатила почти вплотную к самим воротам.

Тогда Монфор велел войску готовиться к штурму; епископ каркассонский совершал молитву. Колонны штурмующих стали проходить через башню и свободно перешагивали через ее второй ярус на стену. Зловещими казались для защитников Кассенеля двери башни, когда из них бесконечным узким потоком текли крестоносцы. Под их копьями гарнизон очистил стену. Между тем настала ночь; штурмовых лестниц было мало. Крестоносцы сочли нужным очистить занятый пункт и провели ночь между стеной и оврагом; они воспользовались временем и разрушали неприятельские завалы и бойницы. На другой день рабочие из крестового лагеря изготовили множество лестниц для штурма, который был назначен на следующий день. Гарнизон, узнав о предстоящем штурме, выдержать который он не надеялся, счел за лучшее удалиться, оставив жителей на произвол судьбы. Начальник его пошел при этом на хитрость, сказав консулам, что отправляется в обход на вылазку. Местность благоприятствовала подобному отступлению; в тылу Кассенеля крестоносцев не было. Преданный город должен был отдаться великодушию Монфора, который между тем распорядился преследовать гарнизон. Заняв город после шестинедельной осады, Симон не пощадил его стен, которые сравнял с землей [4_82]. Это было 18 августа 1214 года. Крестоносцам после перенесенных при этой осаде трудов победа казалась тем отраднее.