Дима, покачиваясь, подошёл к парте, где сидела Одуванчик. Он даже не посмотрел на неё. Резко выдвинул стул и уселся, вытянув ноги вперёд. Через несколько минут от начала урока, посреди теста, Дима попытался подглядеть к Одуванчику в листок, но та аккуратно закрывала его рукой. Она сама не знала ответов, но не могла позволить какому-то нахалу скатывать с неё. Дима громко вздохнул и вернулся к своей работе после нескольких неудачных попыток углядеть хоть один ответ.

Когда все сдали листочки, Дима начал задумчиво жевать колпачок ручки. Одуванчик уткнулась в тетрадку, где должны были красоваться пять упражнений, но на деле куковал лишь странный человечек без головы и с тремя ногами. Она решила усовершенствовать своё творение и потянулась за ручкой к пеналу. Но стоило ей положить руку на молнию, как Дима без лишних раздумий выхватил пенал и положил его прямо перед собой. Одуванчик остолбенела. Дима бесил её. Она медленно повернулась к нему лицом.

– Если тебе больше нечего жевать, попроси у Маши. У неё есть ручки с перьями.

Дима пропустил мимо ушей издёвку и поспешил парировать выпад Одуванчика.

– Ох ты ж боже мой. Кто тут у нас говорить научился!

Одуванчик сникла. Внезапно возникла Жизель Ивановна.

– Эу, что там у нас? Савельева, ты что ли? Прекратите немедленно. – после небольшой паузы, выдержанной для того, чтобы пристыжённые должным образом пристыдились, математичка продолжила. – Так. Сегодня никакого дз не будем проверять. Опять не успеваем с вами ничего. Дальше только подготовка к экзамену. Доставайте сборники.

Одуванчик нахмурилась. Она терпеть не могла сборники. Даже томики сочинений Пушкина и Лермонтова заставляли её морщиться оттого что на них тоже было написано «сборники».

Дима развернулся вполоборота и многозначительно посмотрел на Одуванчика. «Точно хочет с одного сборника со мной работать», – сразу догадалась она. Одуванчик улыбнулась Диме и вытянула обе руки вперёд на парте, сцепив руки в замок. Дима не ожидал такого поворота событий. Так далеко заглядывать в будущее он ещё не научился.

– Ты чё сидишь? Доставай сборник. – начал раздражаться парень.

Одуванчик ничего не ответила. Она села ровно и стала смотреть на доску. Дима пришёл в ярость.

– Эй. Где твой сборник?

Да. Лимит произнесения этого слова был исчерпан в этот день. Одуванчик мысленно готовилась к более серьёзной атаке чем-то вещественным. Может быть, тем же сборником.

Шишка разбудил спавшего Цербера. Жизель Ивановна даже покраснела от раздражения.

– Шишкин! Что там у тебя? Где твой сборник?

Дима с сожалением и даже какой-то натянутой горечью сообщил:

– Дома, Жизель Ивановна. – видимо, этот сборник был крайне дорог Шишке. Бедняга. Он едва не заплакал.

– А у Савельевой что? Тоже дома?

– Она его почему-то не достаёт! – искренне удивился оскорблённый Дима.

– Тоже дома. – тихо, но твёрдо ответила Одуванчик. Это было ложью. Он лежал в сумке.

Жизель Ивановна совершила невообразимый поступок – поднялась с кресла. И всё для того, чтобы отдать бедным родственникам за партой свою книжку.

– Как говорил Маяковский: нате. 315-ая.

Дима заулыбался. Одуванчик не изменилась в лице. Она старалась не показывать своё замешательство. Дима с наслаждением передвинул сборник на середину и медленно, смакуя каждый момент, долистал до нужной страницы. Он буквально переворачивал каждую отдельно, параллельно следя за реакцией Одуванчика. Та не двигалась и не смотрела на Диму.

315-ая. Дима придавил ладонью страницы и даже довольно громко ударил по ним, мол, смотри сюда, здесь задание.

– Давайте там. Через две минуты вызову к доске на первую задачу. – пробурчала Жизель Ивановна, уткнувшись подбородком в шею. Она что-то изучала на своих ключицах.

Одуванчик сдалась. Она хотела посмотреть, что за задачу надо было решать, но вспомнила, что осталась без пенала. Дима медленно опустил его к себе в рюкзак.

Делать было нечего. Конечно, можно было бы попросить ручку у кого-нибудь из соседей, но Одуванчик не хотела этого. Взять ручку – значит подписать пакт о добровольном заключении в тюрьму без права на побег. Перед ней уже сидели одноклассники в полосатых робах. Кто-то даже в кандалах. Вон, Лола Орлова, хоть и модница, и та в полосатом платье. А Рома Калугин? Да у него живого места на лице не осталось. Всё в синяках. И не потому что он не спит, а потому что Цербер его лупит за неправильно найденные иксы. Ей, наверняка, даже в голову никогда не приходило, что Ромка творческий. Может быть, он игреки искал или ещё что похуже. Нет. Выглядело всё очень плачевно. Даже ботаник Гоша скукожился в своей камере под весом учебников. Противно. Грустно.

– Савельева, к доске! – проревела Жизель Ивановна.

Дима злорадно улыбнулся. Одуванчик вернулась в обычный мир. Прямо перед ней возникла Жизель Ивановна. Она смотрела ей в глаза. С минуту Одуванчик старалась сообразить, как ей лучше поступить. И вдруг она придумала. Она встала с места и направилась к доске. Пока Одуванчик шла, Дима ёрзал от радости и потирал руки как муха лапками на навозной куче.

– Жизель Ивановна, я, конечно, поняла, как решается эта задача. – сказала Одуванчик стоя у доски. – Но дело в том, что мы с Димой советовались, пока решали её. И, так сказать, объединив наши усилия, мы пришли к очень интересному результату. Но мне бы не хотелось лишать Дмитрия возможности похвастаться тем гениальным способом, который он предложил, поэтому, может быть, он сам продемонстрирует всё на доске? – Одуванчик искренне улыбалась и смотрела на математичку. Та даже растерялась.

– Ну если он и правда…

– Да! – чуть ли не крикнула Одуванчик, посмотрев на Диму. Тот, судя по взгляду, готов был покуситься на её жизнь. И это как минимум. – Я сама удивилась, как он додумался до такого решения. Это поразительно!

– Хорошо. – отрезала Жизель Ивановна, – Мне, собственно, совершенно без разницы, кто здесь будет стоять. Пусть Шишкин нас удивит.

Одуванчик ещё раз улыбнулась и вприпрыжку вернулась на место. Дима Шишкин, как чайник, почти начал свистеть. Он медленно встал из-за парты и стиснув зубы так же медленно пошёл к доске. Все его планы рухнули. Да что там. Мир рухнул. Как вообще можно было во что-то верить теперь? И кому верить?

Шишку вели на казнь. С него даже сняли полосатую робу. Она ему теперь ни к чему. Теперь её заберёт себе кто-то из ушлых заключённых или сама Цербер. Она сошьёт из неё себе новое платье. Дима развернулся лицом к доске и медленно поднял голову. Он смотрел последний раз в небо. Типичное поведение приговорённых к смертной казни. Последний раз он видел облака и солнце.

Глава 2

Переменки по тридцать минут угнетали Одуванчика. Она успевала съесть свой завтрак и могла бы успеть даже захватить мир, или, по крайней мере, школу. Времени хватило бы на то, чтобы обезвредить бомбу или зануду-вахтёршу, которая каждое утро закатывала глаза, если ты приходил без пропуска. Кстати, Одуванчику ещё надо было зайти в канцелярию за новым. А то придумывать каждое утро впопыхах оправдания становилось всё труднее.

Одуванчик сидела в столовке в самом углу за столиком. Она снова воткнула в уши наушники. На этот раз она действительно слушала музыку. Неподалёку от неё сидела компашка одноклассников. Они дружно смеялись над чем-то. Дима и Женя периодически подскакивали вверх в приступах хохота, девчонки вели себя более сдержанно, но не переставали улыбаться и кокетничать.

Одуванчик закрыла глаза. Она очутилась в кирпичном доме без окон и дверей. Но кирпичи были необычные, это были точь-в точь сборники для подготовки к экзаменам по разным предметам. Здесь была и математика, и русский, и литература, и английский. Одуванчик освещала фонариком от телефона корешки книг и всё больше приходила в ужас. Наконец, она села на пол и отключила фонарик, чтобы погрузиться в более дружелюбную и уютную темноту. На мгновение Одуванчику показалось, что где-то капает вода, она снова зажгла фонарик. Ничего. Только стены, стены, стены…