Но я пришел не только для этого. Ваш сын в беде. Он не может долго скрываться. Я знаю — он в городе, знаю, что ему также, как и вам, нелегко. Я пришел сказать, заверить вас, Валентина Михайловна, что Диме с нашей стороны ничто не угрожает, что он может беспрепятственно вернуться домой и продолжать жить, как жил. Мы не тронем его, я клянусь вам в этом. Мы, конечно, будет рады поговорить с ним, но если он не захочет, честное слово, мы не будем его неволить. Оставим навсегда в покое. Может быть, он позвонит вам, может у вас будет какая другая оказия передать ему весточку скажите, что ему не надо прятаться, пусть возвращается.

Поверьте, Валентина Михайловна, у меня не та должность, чтобы заверять вас впустую. И если я обещаю, что все напасти позади, так оно и есть. Что вы скажите?

Пожала узкими плечами Димкина мать, старательно уводила свой взгляд от глаз генерала. «Я не знаю, — только и услышал он ее ответ, — простите, мне надо идти». И она ушла обратно в зал. Долго сидел Коршунов, постукивая пальцами по кухонному столу, потом встал и отправился восвояси. Но никто из его ведомства не покинул свой пост около дома.

А Димка, открыв глаза и вернувшись в действительность, повернулся к Степану.

— Он не врал?

— Они говорят одно, думают другое. Наркотики, как тогда колоть не будут, но в душу полезут.

— А ты, Степан? Что бы ты сделал на моем месте?

— Они убили Кудрявцева; нет им веры.

— Ты же слышал: стрелять в нас приказывал другой.

— Небу нет дела до фамилий, Спиноза. Это жалкие и ничтожные игры — сваливать на кого-то то, в чем виновата система или племя. Если человек племени что-то сделал — виновато племя и все кто в нем. Честные должны были уйти, как Харрасов, кто остался — враг.

— Ладно. Пусть все останется. Но мы можем помочь маме отсюда, Степан?

— Конечно.

— Я сейчас напишу записку, и еще отправь ей деньги.

Когда минут через двадцать или тридцать Валентина Михайловна зашла в ванную комнату, чтобы умыться, она вздрогнула от неожиданности, увидев в умывальнике несколько пачек денег и клочок бумаги с Димкиным почерком: «Мама. Осталось недолго. После поминок на следующий день мы вас увезем».

Оставшаяся часть дня также не прошла впустую. Что делал Димка и говорил, можно было назвать прощанием с городом, но было то и воздаяние.

Усевшись за письменный стол с листом бумаги и ручкой, он долго что-то писал, зачеркивал, а потом, несколько раз пробежав глазами результат, повернулся к названному брату.

— Степан. Я наверное уже никогда не вернусь в Уфу. Мне хочется оставить подарки, я здесь написал, — он потряс листком. — Тебе не в тягость?

Пожал плечами Степан. Какая там тягость, если опять смотрел на него Димка и затравленно, и с надеждой, готовый замкнуться в себе окончательно и бесповоротно, если Степан откажет. И он расправил перед собой лист с именами и фамилиями, и Димка начал объяснять Степану, что надо сделать. И еще несколько маленьких чудес произошло в городе Уфе с подростками в этот день. Об одних из них судачили свидетели, другие в силу причин, с которыми согласится любой, узнав ниже суть дела, остались в тайне. Надо сказать, фантазия Димки на этот раз не блистала искрометностью, но что было, то было, не нам судить.

Осторожно при свете дня выскользнув из дома, Димка нырнул в машину, где его ждал Степан. Попетляв по городу, они остановились у кучки ларьков на окраине. Не особо задумываясь, Степан купил подходящие по размеру Димке брюки и рубашку, и тот в машине переоделся. С большей, чем прежде осторожностью они заехали в район, где жил Димка, и притулились в одном из дворов, что-то выжидая. Димка пристально смотрел в затененное стекло, кусая в нетерпении губы и не находя себе от скуки места в узком пространстве автомобиля.

Шестой «б» класс, завершив еще один тяжелый трудовой день, расходился из школы. Входные двери то оглушительно хлопали, выстреливая очередную толпу подростков, которым, конечно, и дела не было до каких-то там дверей — так сверкали их пятки, то чинно закрывались, придерживаемые чаще всего девчоночьей рукой. Последние в шаловливости подчас не уступали мальчишкам, и благочинность их в данном случае объяснялась не высотой воспитания, но скорее укоризной и желанием выказать свое превосходство над непутевыми одноклассниками. То группками, то поодиночке рассыпались далее мальчишки и девчонки по асфальтовым дорожкам, и суета и живость их по мере удаления от школы потихоньку гасли.

Отделившись от группки одноклассников, умерил свой шаг и Мишка Коломийцев — Димкин сосед по парте. Неторопливо, размахивая портфелем, брел он, то заглядываясь на суету у торговых палаток, что выстроились вдоль дороги, то пиная камушки, пачки из под сигарет и прочую дребедень, что попадалась под ноги. Внезапно из кустов, куда он запинул пустую банку из-под пива, раздался громкий шепот: «Мишка, Мишка, иди сюда». Недоумевая, Мишка на всякий случай огляделся вокруг, потом вперил взгляд в густую зелень, и глаза его раскрылись от удивления, когда, раздвинув ветки, выглянуло из них Димкино лицо.

— Димон, ты? — ошалело и нисколько не беспокоясь быть услышанным воскликнул он.

— Да тише ты. Иди быстрей.

Кусты сомкнулись. И еще раз, оглядевшись вокруг, Мишка нырнул вглубь, где наткнулся на Димку. Памятуя о тишине, они долго и молча мутузили друг друга по плечам и груди, вкладывая в удары всю радость от неожиданной встречи, лишь запыхавшись, присели бессильно на корточки.

— Димон. Ты где пропал? Тебя все ищут. Листовки по городу, ты видел? Во что влип, Димка? — посыпались Мишкины слова, на что Димка в ответ широко улыбался

— Ну что молчишь? Что я тебе, чужой?

— Влип, Мишка, не говори, — как можно взрослее и небрежнее ответил Димка. — Попал как кур во щи. Но ничего, скоро закончится. А ты то как?

— Что я? Лета жду. Не тяни, давай, рассказывай.

— Да что рассказывать то? С инопланетянином я теперь.

— Ну да? — Мишкины глаза раскрылись до невозможности, нижняя губа отвисла, да так и застыла без звука.

Подбоченясь и расправив плечи, — перед кем же не воображать, как перед лучшим другом, — Димка сделал скучное лицо, словно с инопланетянами и до этого встречался каждый день: «Хочешь верь, хочешь нет, дело твое», — проговорил скупо.

— Димон, зачем ты врешь? — еле шевеля губами прошептал лучший друг. — Мне не веришь?

Спала маска с Димкиного лица, исчезла важность, стыдно стало, что играет другом. Огляделся еще раз вокруг, хоть и был уверен, что Степан бережет его сейчас.

— Правда, Михась, — прозвучали тихо и серьезно слова. Он меня от смерти спас, и не меня одного. Все хотят поймать его — милиция, бандиты. Видишь? — и Димка поднял ладонь перед лицом друга.

Ошалело, не с игрушечным, но по-взрослому с животным страхом взглянул Мишка на обрезанный палец. Едва смог выдохнуть: «Димка! Как это?».

— Бандит отрезал, пытал, чтобы я выдал Степана. Сливак, может слышал о таком? Степан убил его и всю его банду. Милиция еще за нами носится. Слышал, перестрелка в Затоне? — это в нас. Вообщем, не шуточки все это, Мишка. Совсем не шутки.

— А ты то как?

Пожал плечами Димка, вздохнул.

— Паршиво, если честно. Достали меня приключения. Хоть бы все это скорее кончилось. Хоть бы, — словно не веря в исполнением своих слов, глухо закончил он. — Вот такие дела.

— Ты что, у него в плену?

Усмехнулся Димка, вздохнул.

— Что ты. Наоборот, Мишка. Если бы не он, я бы давно пропал. Носятся ведь за мной, чтобы выйти на него. Без меня его никто не найдет и не достанет. Раствориться в воздухе, словно и не было.

— Как это?

— Да так. Он же не человек.

— А какой он?

— Большой и сильный. Он все может. Он даже пули умеет останавливать.

— Как Терминатор?

— Ерунда твой Терминатор. Тот Степану в подметки не годится. Я бы вправду позвал его и познакомил, да к тебе потом привяжутся, не дай бог, как со мной начнется.

Уткнул Димка глаза в землю, заговорил, как на духу. «Не завидуй мне Мишка. Ничего хорошего в этом нет. И я ему обуза, и мне без него пропасть», — встряхнул головой, гоня мысли прочь.