Тёмной в доме бабки называлась маленькая спаленка без окна, которая больше походила на кладовку, нежели чем на комнату. Вмещала она в себя всего лишь одну кровать и табуретку рядом с ней, а вдоль стены на гвоздях висели гроздья из старых зимних тулупов, фуфаек и замызганных штормовок болотного цвета. Вместо двери была плотная занавеска. Пахло пылью и старой ватой.

Из кухни доносился мамин голос. С подвываниями и всхлипами рассказывала она что-то бабке Дуне, та скороговористо и монотонно отвечала и, видимо, даже утешала, что было весьма необычно для её холодного нрава. Потом я слышала, как бабка гремела посудой, как ставила чайник на печь, как заваривала чай, размешивая ложкой сахар в чашке, и всё говорила, говорила, говорила.

Через некоторое время мама уснула – бабка разместила её в своей светлой спальне, а я проворочалась всю ночь без сна и рассматривала темноту. Мама встала рано утром, оделась, собрала сумку и вышла из дома. Я всё лежала и ждала, что она заглянет ко мне и скажет что-нибудь, обнимет на прощание, пообещает скоро приехать. Но та закрыла за собой входную дверь, ворота, щёлкнула калиткой и ушла. Я сомкнула веки и почувствовала, как огромная чёрная жаба лезет мне в грудь. Она забралась под сердце и замерла. От её присутствия все другие чувства притупились, а в голове разлилось ватное безмыслие. В этом состоянии я нашла некоторое успокоение. Чуть позже как благословение свалился тяжёлый сон.

На завтрак бабка встретила меня блинами с парным молоком.

– Хрустящие напечь тебе, пока сковорода не остыла? – спросила она.

Я молча кивнула и почему-то не удивилась, откуда она знает про хрустящие блинчики. Может быть, мама сказала, ведь я всегда просила её запекать их покрепче.

Через пару-тройку минут бабка Дуня поставила передо мной тарелку с ажурной салфеткой из блинчиков и придвинула молоко. Выглядело всё это бесподобно, но не радовало, как и не ощущалось на вкус. Чёрная жаба втянула в себя не только мысли и чувства, но и все краски, звуки и вкусы мира.

Молча дожевав пресный блин, я поблагодарила за завтрак и выползла в полдень. Под старой набрякшей рябиной я нашла лавку и просидела на ней, пока тень не сдвинулась и не открыла меня палящему солнцу. До вечера ещё было далеко, но я пошла спать.

Дня три я молча бродила по дому и по двору. Бабка кормила меня завтраком, иногда обедом, а к ужину я в бессилии засыпала в своей душной келье из ваты и брезента.

Вечером третьего дня баб Дуня зашла в мою комнату, положила одну руку мне на лоб, другую на грудь и шепнула: «Поплачь – легче будет». Неожиданно жаба в груди раздулась и лопнула, в горло хлынуло всё моё отчаяние и боль, полились слёзы. Я рыдала, как в последний раз: наотмашь, с икотой и завываниями. Казалось, будто вся боль и обида вперемешку с любовью и огромным чувством несправедливости лились из глаз и сочились из пор. Меня колотило так сильно, что я, кажется, потеряла сознание. Очнулась я уже утром. Было слышно, как во дворе пел петух и орали в рябине птицы. Удивительно, что раньше я их не замечала. В груди звенела пустота: там, где сидела жаба, пульсировал космический вакуум, готовый вместить в себя все возможные чувства и эмоции. С кухни, под стать моему голодному настроению, сочился соблазнительный запах свежих блинчиков.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.