– Добро пожаловать, брат. Как ты себя чувствуешь? – Зевс всегда был любезен с Посейдоном, хотя ему и не нравилась уязвимость брата, как и его вечное, ни к чему не приводящее соперничество.

– Давай начинать, Зевс, я не собираюсь долго прозябать на Олимпе.

– Нет! – громко сказала Гера. – Ещё не все собрались.

Олимпийцы повернулись и удивлённо посмотрели на царицу, а потом стали оглядываться, силясь понять, кто отсутствует.

– Если твой сын только посмеет снова не явиться…

Зевс ударил своей эгидой о мрамор, который тут же дал трещину, а с Олимпа скатился огромная глыба.

– Он и твой сын тоже! – огрызнулась Гера, метнув в мужа молниеносный взгляд.

Она поднялась с трона и начала всматриваться вдаль. Ареса, Бога Войны, нигде не было видно.

– Опять развлекается на митингах! Где там у нас сегодня протестующие? В кого на этот раз он бросает камни и зажигательные смеси? – подлил масло в огонь Гермес. – Оставьте его за этим серьёзным занятием, я обещаю передать брату всё, что мы в тысячный раз будем тут обсуждать. Дословно!

– Молчи, несчастный! – грозно сказала Гера.

– Никто не смеет перечить законам! – ещё громче сказал Зевс. – Если я не властен на земле, это не значит, что больше не могу низвергнуть его за непослушание в Тартар!

– Ты не посмеешь!

Гера злобно смотрела на мужа. Она знала, что больше всего на свете их сын Арес ненавидел подчиняться. А ещё он, как и мать, терпеть не мог эти ежегодные собрания на Олимпе. Не имея возможности повоевать в мирное время, он примкнул к анархистским движениям, забавляясь тем, что появлялся и растворялся в слезоточивом дыму. Арес всегда любил войну ради войны, и ему всё равно было, на чьей стороне воевать. Он давно понял, что люди, ради которых он когда-то сражался, ничуть не лучше тех, против которых он сражался. Так и сейчас: агрономы, врачи, учителя, правительство, полицейские, нищие, случайные прохожие, для него их жизнь не представляла ни малейшей ценности.

– Ещё как посмею! Хотя… – Зевс вдруг замолчал и задумался. – Возможно, этот подонок даже ускорит процесс уничтожения человечества… В следующий раз я хочу, чтобы присоединился к членам совета Дионис.

– Вот, это уже по-нашему! По-божески, так сказать! Передать ему, чтобы захватил с собой нектар амброзии и весёлых сатиров, отец? Будем пьянствовать, шуметь и заниматься всяческими непристойностями, наблюдая за тем, как разрушается мир под нашими ногами! А что? Боги – тоже люди!

Гермес разошёлся не на шутку. Только от него Зевс и мог стерпеть подобное поведение. Кроме того, что он был самым младшим и любимым сыном Небесного Владыки, он ещё был его тайной связью с мирской жизнью. Вестник и посланник, знающий всё на свете: от великих открытий и теорий заговора до последней сплетни как Богов, так и людей, вхожий во все царства, вплоть до подземного, Гермес не брезговал служить на посылках даже смертным. Информационное поле всемирной сети, поглотившее весь мир, – его рук дело, как лепта, внесённая в разрушение умственного развития человечества. Вместе с тем он покровительствовал послам и путникам, иными словами – туризму. Поэтому часто желание уничтожить этот мир сменялось одержимостью этот мир спасти. Более непостоянного Бога, чем Гермес, трудно было себе представить.

– Итак, начнём! – объявил Зевс. – Мы собрались здесь для того, чтобы поддержать наши божественные узы, укрепить силы нектаром и амброзией, а после дать возможность высказаться тем, кто ещё посещает землю и следит за жизнью смертных…

Глава 2.

Никос

Греция, Салоники, февраль, 2015 г.

В университете наступил обычный четверг. Никос Венетис приехал раньше всех и вошёл в здание теологического факультета. Мраморное сооружение, хранившее в себе священные учения, ещё не проснулось от холодного февральского сна. Винтовая лестница и коридоры были окутаны утренним морозом, на стенах ещё были видны капли влаги. Никаких признаков тепла и человеческого присутствия. Коридоры пусты, аудитории закрыты, день только начинался. Никос остановился перед настенной иконой Богородицы, висевшей рядом с аудиторией, где проходила Божественная литургия. Глядя в пол, он трижды перекрестился и прильнул губами к начищенному до блеска стеклу. Потом зажёг свечу и вставил её в огромный подсвечник с песком, располагавшийся справа от образа. Дверь в аудиторию была приоткрыта, и студент вошёл внутрь. Всё здесь напоминало интерьер церкви, с образами святых, подсвечниками, трибунами и огромным крестом на стене с распятым Спасителем. Лишь большие окна с видом на город и белые стены указывали на то, что это университетский класс. Никос сел на пустую скамью в самом дальнем и неосвещённом углу, закрыл глаза и начал молиться. Постепенно аудитория стала наполняться студентами. Большинство из них казались старше своего студенческого возраста, из-за сильно отросшей щетины, превращающейся в густую бороду. Никто не разговаривал, все приветствовали друг друга лишь лёгким кивком. Несколько человек, одетых в длинные черные рясы, прошли в самую глубь помещения, плотно сгруппировались и раскрыли перед собой псалмы. Роль певчих обычно исполняли аспиранты теологического факультета. Среди них был старший брат Никоса, Ставрос Венетис. Ему было двадцать шесть лет, он был выше ростом и более статный, чем Никос, который сутулился и всегда смотрел вниз. Младший брат восхищался старшим, его глубоким баритоном, выделявшимся среди других голосов, манерой носить рясу из марокканской ткани с бордовым воротничком и силой его веры.

Студенты неподвижно смотрели на иконы, настраиваясь внимать голосу пастыря, появившегося в уже набитой аудитории последним и немедленно приступившего к литургии. Для всех этот момент был священен, он настраивал на добродетель и смирение, наполнял души умиротворением.

Когда служба подошла к концу, самые стойкие стали выстраиваться в очередь ко Святому Причастию. Остальные вышли из аудитории. Некоторые студенты приходили в институт позже, к десяти, посещая службы лишь по большим праздникам – на Пасху и Рождество.

Никос Венетис не пропускал ни одной литургии. Он вставал в очередь и с замиранием сердца ждал, когда его волос коснётся священная мантия.

После причастия все разбрелись по коридорам, и здание вновь стало походить на учебное заведение с обычными студентами. Ребята шутили, смеялись и толкались, где-то в сторонке стояли пары, держась за руки.

– Нико! – окликнул знакомый голос. – Привет, дружище!

Лукас Рэнгас был лучшим другом Никоса и сыном близких друзей его родителей. С детства он был очень крепким и упитанным мальчиком, весёлым и любознательным. Он выбрал факультет теологии из-за невысоких проходных баллов и за компанию с другом, но никак не из-за религиозных убеждений. К православию Лукас относился точно так же, как к любой другой теоретической науке. Он никогда не появлялся на утренних службах, предпочитая подольше поспать.

– Как дела, Лука? – обрадовался другу Никос. – Что нового? У тебя глаза, как будто бы ты опять всю ночь играл в компьютерные игры.

– А как, по-твоему, ещё мне отвлечься от мыслей о Кейси? Тебе-то хорошо, ты помолился – и спать. А я как только подумаю о твоей сестре, так аж зубы сводит от непристойного желания!

Если бы он знал, насколько Никос понимал чувства друга! Гормоны бились в его молодом теле, как необузданные жеребцы, и укрощать их становилось с каждым днём всё труднее. Но Никос готовил себя к принятию священного сана, и говорить на эту тему, даже с лучшим другом, ему было ужасно неловко.

– Почему бы тебе просто не пригласить Кейси в кафе? – ушёл от ответа Никос.

Кейси была его сестрой-близнецом и давним предметом обожания Луки.

– Ты с ума сошёл? Посмотри на неё и посмотри на меня! А теперь представь нас вместе. Представил? Здесь можно посмеяться. Не-е-ет, я сначала должен похудеть и подкачаться. За жиром моей чертовской привлекательности совсем не видно.

– Главное – не внешность, а душа, которая у тебя очень даже привлекательная, – поспешил успокоить Никос друга. – Уверен, что Кейси ты тоже давно нравишься.