— Узи чего? — Зоя опешила, точнее она почти лишилась дара речи, грудь и все места, которые ощупал Светозар как-то заныли, паника охватила Зою и лишила здравомыслия. Светозар махнул на неё, точно патологоанатом, встал, прошёлся по комнате, посмотрел в окно.

— Я придерживаюсь теорию подтверждающей внеземное происхождение рака. Это всё Космос. Бедная моя девочка, мне тебя так жаль. Ты даже представить себе не можешь, что такое химиотерапия. Купим участок на Троекуровском…

После бессонной ночи Зоя в семь утра сдала всевозможные анализы, а восемь не колеблясь вернула Светозара в салон. Зоя решила для себя никогда больше не пользоваться услугами салона ЗОЛОТАЯ СВАДЬБА. Весь день её уверенность росла, а к вечеру иссякла. Звон дверного колокольчика вселил в неё уверенности и она шагнула навстречу мечте.

Миловидная девица сидела на пуфе и горько плакала, частые подергивания плеч выдавали длительность страдания, она подняла голову на звонок и улыбнулась Зое сквозь слёзы.

— Здравствуйте! — Девушка икнула и снова зашлась в рыдании, — ну вы только посмотрите, ыыыыыы! — Протянула она Зое фотографию. У Зои невольно йокнуло что-то внутри, но с фотографии на неё смотрела пожилая чета, тут даже уместно уточнение: глубоко пожилая чета.

Зое стало неловко при виде такой безутешности, она подошла к кулеру и набрала в стакан воды. Девушка благодарно кивнула:

— Они прожили шестьдесят лет, это была наша лучшая пара.

— Рак? — Девушка завыла в голос.

— Автокатастрофа?

— Развелись. Закончился контракт с рекламодателем. — Девушка вскочила, выхватила у Зои фотографию, бросила её и принялась топтать, — суки, суки, суки!

Зоя листала очередной каталог, девушка приводила лицо в порядок. С восьмой страницы на Зою иронично поглядывал Светозар. Светозар о себе: возраст не указан, писатель-романист, раним, неудержим и прекрасен в творческом безумии, скрасит самый тягостный и безнадёжно-длинный осенний вечер, весел, ироничен, умница и огромный выдумщик, владеет словом, обладатель французской премии за язык, изъясняется только по-русски, стрессо-устойчив, здоров, двадцать два сантиметра.

— Она смотрит на этого козла, как на долбаный кусок лакомки, — заявлял Светозар своим яйцам, — подумаешь, очередной еврей Ургант.

Светозар ревновал Зою ко всему, именно «ко всему», разговаривал с яйцами, сжимая мошонку в кулаке на манер микрофона, писал Зое пронзительные осенние стихи, прекрасно запекал мясо и часто атаковал в тыл, причём делал последнее совершенно без предупреждения и в самых неожиданных местах.

— Тебе что нравится это огурец? — Спрашивал Светозар в кухне и пронзал Зою взглядом, — что ты так пялишься на ягодицы этого засраного бегуна? — Светозар прикуривал сигарету на алее парка и не дожидаясь ответа цитировал из классика, — лес, точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный, весёлой пёстрою стеной стоит над светлою поляной…

Зоя млела, мысли путались, она скорее по инерции провожала взглядом «ягодицы бегуна».

— Махнём за грибами! — Светозар хватал Зою за руку и волок домой, — наберём опят, каждый пень ими усыпан, не сыщем опят, наберём свинушек, водки выпьем, закусим рябиной, обними меня!

Светозар крепко прижимал Зою в лифте, лифт замирал на нужном им этаже, двери раскрывались, закрывались, раскрывались. Зоя боялась пошевелиться, боялась «спугнуть мысль», она знала, что её муж, её прекрасный, самый невероятный муж «сейчас один на один с Богом».

Светозар отпускал Зою, точно сомнамбула выходил из лифта, дожидался пока Зоя раскроет дверь, проходил в квартиру не разуваясь и не снимая плаща, прикуривал сигарету, хватал ноутбук и удалялся в спальню. Зачастую он не выходил по три-четыре дня. Выходил, конечно по известным причинам, никогда не смывал за собой, никогда не прикрывал дверь в уборной и не переставая курил. В эти моменты Зоя, если присутствовала дома заносила в спальню продукты, убирала окурки, распахивала окна.

Когда всё заканчивалось, Светозар усаживал Зою в кресло, ставил ей под ноги пуфик, накрывал «самые роскошные в мире ноги» пледом и делился трудом: дни, когда Сара оставалась одна, эти полные тоски и серого, гнетущего уныния дни, с бесконечной шерстяной нитью и едва уловимым пощелком спиц, тянулись, точно вереница блеклых фонарей за мокрым, холодным стеклом и казалось Саре, Герман погиб, его наверняка схватили ещё на подступах ко дворцу, ведь он непременно вышагивал в первых рядах, а может его снял снайпер, обученный своей кровожадной профессии в горах Сьера-Лионе, нет, гнала от себя страшные картины Сара, но они неумолимо заполняли всё её воображение: вот он, её прекрасный Герман под гусеницами танка, Герман обливающий себя бензином и превращающийся в факел, Герман с перевязанной головой, отстреливающийся до последнего патрона и наконец вставляющий дуло револьвера себе в рот, прочь, выкрикивала в пустой квартире Сара и ускоряла пощелк спиц в эти дни.

За грибами они не ехали, счастье переполняло Зою, Светозар делился с ней самым откровенным, выслушивал её мнение, спорил с ней, настаивал на своей правоте, отказывался менять в рукописи даже слово, но что это значило для Зои?

Неожиданно Зоя заметила, что стала петь в слух. Возможно на неё действовали комплименты: «ты красива, как ограбление банка!» «Из всех женщин мира, я бы предпочёл, чтобы именно ты родила мне наследника.» «Твоя улыбка расправляет мне крылья.» «Мне не нужен Бог, когда рядом ты.» Коллеги обращали на неё внимание и понимающе улыбались.

Светозар требовал бросить работу, продать бизнес и скорее завести детей:

— Хочу чтобы наш дом наполнял детский гомон, я уже заготовил несколько сказок, они невероятны и каждая прекрасно заканчивается. Хорошо бы нам съехать куда-то за город, чтобы во дворе росли высоченные сосны и тишина.

Зоя почувствовала лёгкое недомогание, точно кто-то озорной шатнул землю, слюна стала тягучей и Зою вырвало в корзину от мусора. Она извинилась перед коллегами, быстренько собралась. По дороге Зоя заскочила в аптеку, взяла три разных теста, потом остановилась у супермаркета и купила бутылку дорогого красного вина.

Зоя разулась и прошла в гостиную. Светозар, точнее его голова находилась между ног брюнетки. Сначала у Зои упали пакеты, потом в глазах потемнело и она рухнула.

Светозар почти оправдался, он твердил что ему нужна муза, заверял что Зоя и так вобрала в себя слишком много, став для него женщиной для семьи и женщиной для любви, но Муза, ему ещё требовалась Муза…

Кленовый лист, прилипший к мокрому стеклу, мог сорваться от первого порыва ветра. Зоя следила за листом и загадала, если лист провисит минуту, она больше никогда не пойдет в салон ЗОЛОТАЯ СВАДЬБА.

Лист держался крепко и провисел бы наверняка до утра, но ухнула входная дверь, сквозняк ударил в занавески, метнулся в щель форточки и сорвал к чёртовой матери чёртов лист.

Мама свалилась, как обычно, когда в ней имелась острая необходимость. Зоя расплакалась и через её невнятное бубнение Галина Михайловна поняла, что дочь влюблена.

— Как он выглядит? — Галина Михайловна подошла к зеркалу и поправила на себе кофту, сбившуюся после объятий.

— Очень красивый! — и Зоя снова заплакала.

— Ну, а какой он вообще, расскажи мне о нём. — Галина Михайловна уселась в кресло и крестила руки на груди.

— Он очень разный. — Зоя всё ещё шмыгала носом.

— То есть как? — Галина Михайловна пятнадцать лет руководила ДЭЗом и невнятных формулировок не терпела. — Что ты как рохля? Дай чёткое определение мужика? Вот твой отец — рыбак. Он мне об этом сразу заявил и пока мы шли до палатки я приняла решение, хорошо Коля, я рада что ты рыбак, а не грабитель банка.

Мать напоила Зою чаем, прибрала в квартире, быстро оделась, поцеловала Зою:

— Если мужчина любит, можно закрыть глаза на многие вещи!

— Но он мне изменил? — Зоя спряталась с головой под плед, ей не хотелось, чтобы мать уходила.

— Зоя, твой отец всю свою жизнь вспарывает рыбьи животы, это по твоему что? — Мать не стала дожидаться ответа, выключила свет и ушла.