Работал углем, подбирая и сдувая отломившиеся кусочки, пытаясь ухватить пальцами танец света и тени — довести его до совершенства, и можно браться за масло, голубой, серый, зеленый, черный и бежевый на утесах

недоступная красота

край континента

оконечность империи

черный, серый, синий, голубой, белый и серебряный для вспененного искристого моря, все оттенки синего для бескрайнего неба, лазурный, небесный, бирюзовый, лиловатый, кобальтовый, прусская лазурь, персидская синь, французский синий, послойно, плотно, индиго, сине-серый, марс черный, жженная кость, до бесконечности.

Сев поближе к краю, он зарисовал контуры утеса, провел горизонт у самого верха листа. Выше линии, за рамкой этой картины, добавил солнце, каким видел, почти прямо над головой. Отследил, как свет падает на поверхность утеса, перенес на бумагу,

скопировал, как солнце затеняет и озаряет обнажения камня, пещеры, складки и трещины. Поймал свет, когда он падал прямо на утес, когда просачи* в алея, дробясь, сквозь мимолетное облако, и солнце и тень менялись от мига к мигу.

Открыл чистый лист, снова набросал контуры утеса. Опять взял карандаш, проработал основание скалы, закапываясь вглубь, охотясь за тем мигом, когда остров разрезает море напополам, серый гранит разъят океаном, накатывающим на сушу, оглушительный рев, с которым вода взлетает в воздух, превращает его в пену, взвесь, капли, искрится на полуденном солнце.

На лист упала тень. Он поднял глаза. К небу. Охота за облаками. Тень падала сзади. Он обернулся. Опять Джеймс, на сей раз с фляжкой и узелком из кухонного полотенца. Ллойд отбросил карандаш. Грифель обломился о камешек.

Тебе чего надо?

Вы забыли поесть.

Правда?

Да.

Джеймс поставил еду на землю.

И не завтракали.

Правда?

Не проголодались? Я б с голоду умер без завтрака.

Ллойд уронил блокнот на траву. Отвернулся от утеса.

Там чай, что ли?

Он самый, мистер Ллойд.

Неплохо бы выпить чая.

Джеймс налил ему.

Я вторую чашку принес, мистер Ллойд. На всякий случай.

Вот и молодец.

Джеймс налил и себе чаю.

Так вы не проголодались, мистер Ллойд?

Я могу по целым дням не есть. Видимо, я не

много верблюд.

Джеймс растянулся на траве.

Там еще брак, мистер Ллойд. Где бутерброды. Брак — это что?

Фруктовый пирог.

То есть твоя бабушка меня простила?

Его вам мама испекла.

Ей разрешили приготовить чай?

Бабушка отказалась.

Ллойд улыбнулся.

Да, плохо мое дело.

Уж это точно.

Джеймс указал на кухонное полотенце.

Я люблю брак с чаем, сказал он.

Что, правда?

Правда.

Хочешь кусочек, Джеймс?

Не откажусь. Если вы предлагаете.

Они пили и жевали.

Да, согласен, сказал Ллойд. С чаем очень вкусно.

Джеймс поднял блокнот.

Сильно нарисовано, мистер Ллойд.

Спасибо, Джеймс.

Бан И Флойн сказала, море поднимается. Пожилая женщина в черном? Твоя прабабушка? Да.

Я ее видел. Очень старая.

Она самая.

А откуда она знает? Про море.

Говорит, от фей. Они, типа, боятся, как бы не

утонуть.

А ты ей веришь?

Джеймс рассмеялся. Покачал головой.

Она просто на утесы смотрит. На все различия,

с самого детства.

И сильно все изменилось?

Слегка. Но она все видит.

Ллойд подлил чая, посмотрел на море.

Ну, здесь-то безопасно, Джеймс.

Сегодня-то уж точно все путем будет, мистер

Ллойд.

Джеймс полистал блокнот, посмотрел на другие рисунки.

Вы некоторые зачеркнули.

Да, я так делаю.

Почему?

Получились плохо.

А когда хорошо получаются — вы это откуда понимаете?

Понимаю, и всё.

Нет, ну откуда?

Просто чувствуешь себя счастливым. Довольным. Сюда поглядеть — ух и несчастная у вас жизнь.

Ллойд рассмеялся.

А вы меня сегодня будете рисовать, мистер Ллойд?

Сегодня не буду, Джеймс.

А почему?

Над утесами работаю.

А меня когда закончите?

Когда напишу утесы.

Джеймс лег на траву.

Так я уже состарюсь.

Он закрыл глаза.

Хорошо тут, сказал он. Подальше от всех. Верно, Джеймс.

Вечером в субботу, девятого июня, британские военные и Ольстерская королевская полиция перехватывают бойцов ИРА в фургоне для перевозки скота возле Киди в Южной Арме.

Полицейские полагают, что бойцы ИРА собираются произвести из фургона запуск ракеты. Между британскими солдатами и бойцами ИРА, укрывшимися в кузове скотовозки, начинается перестрелка. Фургон срывается с места, британцы докладывают, что ранили противника, что слышали из фургона крики.

Огонь по скотовозке также ведет сотрудник тюремной охраны — он трижды стреляет в бойцов ИРА из пистолета.

Бойцы ИРА сбегают через границу в Республику Ирландия. Скотовозку сжигают в каменоломне, а с наступлением темноты троих бойцов подкидывают ко входу больницы в Монагане. Двое ранены, а Педар Макзльванна, двадцатичетырехлетний католик из Конвент-Лодж в Арме, мертв.

Он увидел катер на горизонте и пошел к бухточке, хотя забирать ему было нечего, у него не имелось ни малейших оснований смешиваться с толпой островных, уже собравшихся у спуска: женщины в летних платьях и кардиганах, аккуратные прически, губы подкрашены, плечи расправлены, резко выделяются среди стариков — те посасывают трубки, шлепают губами, этот тихий звук долетал до него, хотя в бухте шумело море и кричали птицы. автопортрет: акклиматизация

автопортрет: превращение в островного Джеймс стоял у кромки воды. Кивнул художнику.

Хлопотливый нынче день, мистер Ллойд.

На то похоже.

Ллойд прислонился к утесу, к лишайнику и ракушкам, и следил, как развертывается сцена. картины острова: прибытие почтового катера Зарисовал островных; бухту; катер; море; потом Марейд с ярко-зеленым шарфом на волосах — ткань стекает в ее каштановые пряди; потом себя, зарисовал себя, зарисовывающего их.

автопортрет: с островитянами и почтовым катером в бухте

автопортрет: никто никому ничего не должен автопортрет: довольство Островные принялись махать руками — чем ближе подходил катер, тем активнее, — увидели, что на носу стоит мужчина, высокий и загорелый, и машет им.

картины острова: желанный гость

Мужчина с выгоревшими волосами соскочил с борта в воду, еще в море начал пожимать мужчинам руки, целовать женщин в щеки, сперва в левую, потом в правую. Ерошил мальчишкам волосы, подбрасывал девочек в воздух, по всей бухте зазвенел смех. Ллойд вжался спиной в лишайник и ракушки и стал отступать в сторону от собравшихся, от их восторгов.

автопортрет I: не для меня

автопортрет II: не для меня, англичанина Мужчина — из воды он еще не вышел — двигался в сторону Ллойда. Шагнул на спуск, забрызгал бетон водой из моря. Вытянул руку.

Так вы и есть тот сасанах?

Простите?

Англичанин. Вас тут так называют.

Это комплимент?

Ну, зависит от политической ситуации.

Они обменялись рукопожатиями.

Я Жан-Пьер Массон.

Француз?

Да. Парижанин.

Тут совсем не Париж.

Массон пожал плечами.

Я каждое лето приезжаю.

Необычное место для отпуска, сказал Ллойд.

К вам это тоже относится.

Я не в отпуске.

И я не в отпуске, мистер Ллойд.

Массон возглавил шествие назад к деревне: он

шел и пел по-французски, девчонки скакали и кружились у него за спиной, женщины хихикали и склоняли друг к другу головы, была среди них и Марейд. Ллойд шагал сзади, со стариками. Последовал за ними в кухню, где стол был уставлен булочками с яблоками и ревенем, фруктовыми пирогами, плюшками, вареньем, сливками в красивых мисочках, кувшинчиками с молоком. Бан И Нил усадила Массона во главе стола, а Ллойда оставила искать себе место. Он уселся примерно посередине, поближе к Михалу. Бан И Нил разливала чай, Марейд разносила плюшки. Ллойд взял одну.