Дзирт не сводил глаз со своей жены, когда ответил: «Я буду там».

Джарлакс направился к двери, но Кэтти-Бри вскочила со стула и перехватила его, заключив в объятия. — Я чувствую, что это прощание, — сказала она тихо, ее грубый дворфский акцент исчез. — Прощай навсегда.

Явно тронутый моментом, Джарлакс, казалось, не находил слов.

— Мы пережили на севере великое приключение, — сказала Кэтти-Бри. — И оно, возможно определит будущее для меня и моей дочери, для Закнафейна и для многих других на долгие годы вперед. Я благодарю тебя за это.

Очевидно, Дзирт и Джарлакс оба поняли, что она их простила.

Выражение лица Джарлакса показывало, что он подыскивает слова для ответа, но Кэтти-Бри прервала его, добавив: «Я понимаю».

Разбойник приподнял шляпу перед Дзиртом, поцеловал Кэтти-Бри в щеку и выбежал из комнаты, отбросив все шутки из уважения к двум своим друзьям.

Дзирт изучал свою жену, стоявшую к нему спиной, пока она смотрела на открытую дверь в коридор, а Джарлакс быстро удалялся.

Он мог видеть внутренний конфликт в ней и так хорошо понимал все это. Она знала, что нужно было сделать.

Она ненавидела то, что должна была сделать.

И страшилась того, что казалось почти неизбежным.

Что на этот раз эта неизбежность была чем-то другим.

Что-то гораздо более темным.

— Как я думаю, кто победит? — Громф эхом отозвался на вопрос. Он покачал головой и издал короткий беспомощный смешок. — Это логово Королевы Демонов, ее основная игровая площадка на Материальном плане. Мой дорогой Киммуриэль, как ты думаешь, кто победит?

— Я думаю, у нас нет выбора.

— Во-первых, это не ответ на мой вопрос… Хотя и дает его, по-твоему, окольным путем. Однако, во-вторых, выбор есть всегда.

— Действительно, есть. Итак, теперь я задаю вопрос: Почему ты не остался в Каллиде? — спросил псионик. — Я был в твоих мыслях, верховный маг. Мы оба это знаем, и, поскольку я очень хорошо тебя понимаю, я нахожу этот вопрос упражнением в подтверждении твоих страхов и противостоянии им, и не более того.

— Моя работа здесь, а не в Каллиде, — возразил Громф, но ухмылка Киммуриэля осталась.

— Это нечто большее. То, что происходит в Мензоберранзане, очень беспокоит тебя.

— Ты думаешь, это обвинение? — Громф усмехнулся.

— Наблюдение.

— И я его не отрицаю. С чего бы мне?

— Да, но я знаю о твоих надеждах на нашу родину, — сказал Киммуриэль. — Ты ясно дал им понять, когда позволил магии Главной башни течь обратно по каналам в Гаунтлгрим, чтобы удержать Предвечного в его яме. Служанки сказали тебе закрыть его, и ты это сделал, но в конце концов…

Глаза Громфа угрожающе сузились, но Киммуриэль был достаточно уверен в своих заявлениях, чтобы не испытывать страха.

— Я знаю, где твое сердце, Громф Бэнр, отец Ивоннель.

— Я даже не знаю этого ребенка.

— Едва ли ребенка, но да, возможно, ты ее не знаешь. Но ты надеешься узнать. И даже без нее, ты помешал Жиндии Меларн завоевать народ короля Бренора.

— В первую очередь, отменив то, что я сделал, запечатав магию Главной башни для Гаунтлгрима. Став по-настоящему нейтральным в конфликте.

— И все же ты должен был понять, что означает твой нейтралитет. Ты отказываешься от своих надежд относительно того, какая сторона одержит победу в Мензоберранзане?

— Сердце и разум часто находятся в конфликте, — сказал Громф. — У меня, возможно, есть еще два столетия жизни — больше, если мои исследования окажутся плодотворными. Я хочу прожить эти столетия и даже больше. И когда я, наконец, покончу с этим существованием, я знаю, что Ллос останется в моей загробной жизни.

— Тогда сбеги от нее.

— Как? Симулируя поклонение какому-то другому глупому богу?

— Ты знаешь своего бога, как и я, и они одинаковы.

Громф сидел, но это заявление заставило его вскочить на ноги.

— Итак, таков твой план, — сказал бывший верховный маг Мензоберранзана, переварив услышанное. — Когда Киммуриэля больше не будет в этом физическом мире, он сольется с коллективным разумом.

— Мультивселенная — это вопрос божественных чисел, — сказал Киммуриэль. — Подробности о богах-тиранах — всего лишь шум — временный шум в предельной вечности всего этого. Мы — проявления чистой и неповторимой мысли, песчинки на бесконечном пляже или капли воды в бесконечном океане, который выплескивается на этот пляж. Коллективный разум является проводником к этой чистой и исключительной мысли. Моя судьба — непосредственно сливаться, становиться все меньше пятнышком и капелькой и все больше быть наблюдателем всего этого. Ты почувствовал силу, когда мы направили ее из коллективного разума, чтобы уничтожить Демогоргона много лет назад. Ты почувствовал это — экстаз.

Громф и глазом не моргнул.

— Ты отрицаешь?

— Это и есть твой побег от Ллос? — спросил он.

— В конце концов, да, от нее и от всех мнимых богов, — сказал Киммуриэль. — Это тот же самый побег, который ты ищешь здесь, прячась в волшебной башне, предназначенной для изучения и проверки твоих пределов и твоих прихотей. Только на величину, превышающую любое число, которое я мог бы сейчас присвоить.

— Ты говоришь, как Дзирт и его рассуждения о трансцендентности.

— В конце концов, есть одна Истина, — утверждал Киммуриэль. — Будь то страх, надежда или, возможно, даже какое-то божественное вдохновение, мы все ищем эту единую Истину. Возможно, монахи нашли свой путь в это же самое место, но с другим названием. Мы живем в мире со множеством верований, религий и утверждений о том, что будет дальше — какое разумное существо не задумывалось бы о таких вещах? Возможно, путей к Истине много, и они извилисты. Кто мы такие, чтобы знать?

— Возможно, Ллос — это путь.

— Эту мысль я отвергаю, — сказал Киммуриэль. — Ллос и подобные ей божественные существа требуют действий, противоречащих природе, совести, любым рассуждениям и приличиям того, что могло бы быть вечной душой. Единственная истина — это гармония, а не хаос.

— Даже если нам сейчас придется принять участие в великом хаосе и разрушении, чтобы найти его, — сказал Громф и попытался сдержать хмурый взгляд.

Но ухмылка Киммуриэля подсказала Громфу, что его кислое выражение лица сильно портится.

— В конце концов, это твое спасение, — пообещал Киммуриэль.

— Ты злишься на меня за то, что я решил уйти? спросил Дзирт, когда они с Кэтти-Бри остались одни.

Женщина, по щекам которой текли слезы, закрыла дверь и повернулась к нему лицом.

— Я сержусь, — сказала она, — но не на тебя. Я в ужасе за тебя, мне грустно от того, чего я ожидаю, и я ревную тебя.

Дзирт начал вставать, но взгляд Кэтти-Бри показал ему, что в этот момент она не хотела, чтобы он ее обнимал.

— Ревнуешь? — переспросил он.

— Конечно, ты должен уйти. Это твоя судьба. Это круг, по которому ты прошел, когда впервые покинул Мензоберранзан.

Дзирт смог только кивнуть, опечаленный, но по-настоящему благодарный за то, что Кэтти-Бри поняла.

— И вот я стою здесь, разрываемая на части, — объяснила Кэтти-Бри. — Потому что, когда я решила покинуть Ируладун, вернуться к этой жизни и к тебе после столетия потрясений для тебя и мира для меня, я ожидала, что этот путь будет нашим путем, а не только твоим.

— И нашего ребенка, — прошептал Дзирт.

— И Бри, — подтвердила Кэтти-бри и криво, надломленно улыбнулась, ее темно-синие глаза заблестели от влаги.

— Ты понимаешь, что я иду своим путем более охотно из-за нее и из-за тебя? — спросил Дзирт. — Конечно, я бы предпочел, чтобы Кэтти-Бри была рядом со мной, как из-за ее поддержки, так и из-за ее, твоей, силы. Ты — союзник духа и обладатель грозной магии, сравнимой даже с силами Мензоберранзана.

— И против сил Бездны, которые, без сомнения, поддержат твоих врагов-дроу в Мензоберранзане?

— Балор содрогнулся бы при виде обнаженной силы Кэтти-Бри, — искренне сказал Дзирт, и теперь он действительно встал и направился к своей жене, которая не смогла удержаться от легкого смешка.