Юношей, в Прикарпатье, откуда землекоп был родом, он немного учился в школе. География — его любимый предмет, но географию дальних стран не довелось учить. Пришлось оставить учение.

С канадской географией землекоп познакомился не по книге. По степям и лесам, по дорогам и тропинкам, из города в город, от фермы к ферме, с востока на запад и с юга на север шел он через всю страну. За четыре года измерил многие расстояния, обозначенные на карте Канады. Безработица обучала его географии.

В трудных странствиях узнал он природу Канады, ее дикие леса и озера — только они и питали безработного клюквой да рыбешкой. Если случалось где-нибудь получить работу, то ненадолго, на неделю, две. Лишь раз за все четыре года удалось подольше задержаться. Канадец-фермер взял его в батраки, он заменил хозяину работника и вола. Трудился по шестнадцать часов в день. А при расчете фермер дал гроши.

На рубке леса, куда батрак потом нанялся, ему повезло — компания раз в неделю выдавала по чекам плату. Лесоруб, оставляя себе какой-нибудь доллар, все остальное отсылал домой. Он жил впроголодь, совсем обносился, даже от курева отказался, лишь бы как-нибудь собрать денег на тот морг земли, мысль о котором не давала покоя. Оставшись без работы, голодая, лесоруб жалел, что так делал. Но, едва получив место землекопа, сравнительно легко выдержал бой с самим собой и снова начал отсылать каждый цент.

Теперь он проклинал себя за все это, проклинал и купленный морг земли — известие о нем еще недавно было его единственным утешением.

В эту ночь настойчивый внутренний голос твердил, что, вероятно, никогда в жизни ему уж не пахать и не засевать тот морг. Он холодел от ужаса при мысли, что может остаться без ноги. Боль в ноге становилась нестерпимой. Кругом было тихо. Начало светать. В небе показался солнечный диск, безразличный ко всему, что происходит на свете. Солнечное утро нового дня, который не спеша вставал над землей, застало человека думающим о том, не последний ли это день его короткой жизни.

Много лет ему зозуля накуковала, да, по всему видать, обманула.

Землекоп со сломанной ногой, который одиноко лежит в густой траве на пригорке под чужим канадским небом, — это Юстин Лычук из Стецевой.

ЮРИЙ ЛЫЧУК ДОБЫВАЕТ ЗОЛОТО

«Голлинджер консолидейтед голд майн» — канадская компания по добыче золота. Юрий Лычук один из многих рабочих этой компании. В копи его бросил голод еще в семнадцатом году, когда вокруг онтарийских рудников стояли только вековые леса. И в эти леса пришла тогда весть о Великой Октябрьской революции, вселившая в рабочие сердца светлые надежды.

Ежегодная чистая прибыль хозяев компании — несколько миллионов долларов. Ежедневная плата, которую золотоискатель Юрий Лычук получает за двенадцать часов работы в копях, — один доллар пятьдесят центов.

В былые годы агенты-вербовщики сказками о приисках многих поймали на золотую удочку. Мелькнет иногда у Лычука воспоминание об этом, и он только только усмехнется. Ему уже не снятся теперь ни клады, ни золотые россыпи. Как говорят искатели, сдохла та курица, что несла добытчику золотые яйца.

Если перевести на золото, компания платит ему за год работы — добытое им в две недели. Пятьдесят недель в году Лычук трудится на хозяев.

«Они утопают в роскоши, а ты нищий», — думает Юрий свою невеселую думу. Работа на приисках сгорбила его, состарила. Он невысокого роста, узкогрудый, с печальным лицом.

…Канада — край золота. Особенно богата золотом земля Онтарио. В Тимменсе, соседнем Поркюпайне, на площади в несколько десятков квадратных километров, богатейшие месторождения. Они едва уступают волшебным богатствам Трансвааля. Но хозяева онтарийского золота ни в чем не уступают владельцам Трансвааля, которые превращают в слитки кровь кафров.

Еще в лесах возле Мессея слыхал Лычук рассказы о Трансваале. Трансваальские золотые копи представлялись ему адом. Едва попав в копи «Голлинджер», он понял, что на свете не один ад.

В бараках золотоискателей вода в бочке замерзала, выстиранная рубашка превращалась в кусок льда. А в копях, где на глубине многих сотен метров Лычук с товарищами ищет желтую жилку в кварците, — нестерпимая жара. Но даже не эта жара самое страшное. В копях, там, где добывают и дробят руду, висит густая завеса тяжелой кварцевой пыли. Никакой вентиляции. И нечем дышать, и люди задыхаются, потому что за все двенадцать часов под землей они не глотнули даже капли свежего воздуха.

Всякие бывают в жизни случайности да совпадения. Только совсем не случайно то, что когда землекоп Юстин Лычук лежал с переломанной ногой посреди поля, другого Лычука, Юрия, полуживого, везли наверх в рудничной клети. Всего полчаса назад его откопали в штольне, где произошел обвал, похоронивший многих горняков.

Золотые копи и прииски Канады — горняцкое кладбище. Там не счесть могил. Сколько золотоискателей — столько увечий, обвалов, пожаров, динамитных взрывов, столько несчастных историй со смертельным концом. Иногда лишь чудо спасало горняка от беды, как оно спасло Юрия Лычука на сей раз.

Вряд ли сообщение о катастрофе на золотом руднике, попав в правление компании золотопромышленников, кого-нибудь взволновало. Очередная катастрофа, каких сотни. Кто им ведет счет! В «Голлинджер консолидейтед голд майн» и на Бэй-стрите учитывают только добычу золота. В тот год его будет взято восемьдесят четыре тонны. Сколько же горняцких слез и крови пролито, чтобы получить эти восемьдесят четыре тонны! Они могли б затопить не одни копи.

Такие мысли бродят в голове у Юрка Лычука. Он лежит на нарах в бараке, свернувшись в клубок. Левая рука перевязана грязными тряпицами. Землистое лицо в кровоподтеках кажется безжизненным. И только глаза рассказывают, что происходит в душе человека.

В биографии золотоискателя Лычука это не первый обвал. Катастрофы, аварии, взрывы — словно вехи его горняцкой жизни. Вспоминая о каких-нибудь событиях, он говорит: «Это было еще до перелома ноги». Или: «Тогда еще правая рука у меня не была сломана».

На второй день после аварии, придя в себя, Лычук думает: «Еще счастье, что искалечена левая рука. Ведь правая уже дважды сломана». Первый раз в Крейтон-Майне около Садбери. Там он стал горняком и на двенадцатый день работы был искалечен, полгода пролежал со сломанными рукой и ногой. Затем было столько катастроф, что сам Лычук потерял бы им счет, если бы каждая не оставила свою отметину на теле.

После вчерашнего обвала болит все тело, но целы кости, и Юрась рад хоть этому. На кашель, мучивший ночью, он внимания не обращает. Лычук еще сам не ведает, сколько кварцевой пыли отложилось в его легких и какой страшный враг подстерегает его. Называется этот враг — силикоз.

ВСТРЕЧА В ТОРОНТО

Зима в Торонто, на берегу озера Онтарио, обычно не очень суровая. Но в тот год здесь ударили морозы, были лютые метели. Еще страшнее снежных вьюг бушевала в Торонто безработица. Город казался мертвым, хоть было и многолюдно на его улицах. Не горели огни. Не дымили трубы. Из трех тысяч фабрик, заводов, мастерских едва работала седьмая часть.

Этот город не был исключением. Четвертый год по всему материку свирепствовал кризис, и в Америке не оставалось уголка, который он миновал бы. Тысячи людей в разных концах страны думали: может быть, на берегах Онтарио легче будет пережить черное время. Понадеявшись на работу и на мягкую зиму, сюда устремись людские потоки. Торонто встретило их буранами и безработицей.

В книгах прогрессивных экономистов кризис подробно описан, изображен в таблицах, схемах и диаграммах. Но куда страшнее картина кризиса в его живом, человеческом выражении.

Торонто засыпает снег, ветер вздымает с земли огромные снежные вихри, носит их по городу. У заводских ворот, у проходных толпы безработных. Такие же толпы у столовых для голодающих. Отсюда каждый день везут замерзших прямо на кладбище — там уже вырыты общие ямы.