В бесплодных переговорах, бесконечной переписке бежали годы. И вот в голодный 1891 год экспедиции по орошению Юга исполнилось десять лет. В роскошном переплете с золотым тиснением был издан объемистый отчет экспедиции. Две запруды — два небольших водохранилища — таков был итог деятельности экспедиции за десятилетие, в которое голод четырежды прошел по всей южной степи.
Незадолго перед появлением отчета экспедиции генерала Жилинского в императорском Русском техническом обществе шло обсуждение проблем обводнения южных степей.
Докладчик монотонным голосом говорил о запрудах, артезианских колодцах, которые только и могут спасти выгоравшую степь, и в доказательство ссылался на господина Вининга.
Ловкий англичанин нашел трех русских буровых мастеров, отличных искателей воды, и основал в Харькове фирму по устройству артезианских колодцев. Первая скважина была сделана в имении Фальцфейна. Фирма обслуживала крупнейшие экономии. Ходоки от нескольких степных сел, задумавших сообща пробить артезианский колодец, вернулись несолоно хлебавши. Чтобы заплатить Винингу, нужно было бы продать все пожитки, весь скарб.
Таков был заморский «мастер воды», «спаситель» выгоравшей степи.
— Об искусственном орошении в этой местности водой, взятой из рек, — продолжал докладчик, — нечего и говорить. — И он повторил еще раз: — Говорить нечего.
Только колодец и пруд — такова была официальная точка зрения на пути орошения степи.
Но в русском техническом обществе прозвучали и другие голоса: в Днепре есть вода!
Уже давно трудовые степняки обращали свои взоры к Днепру. Могучий полноводный Днепр бежал в Черно море, а степи вокруг томились от зноя.
В народе родилась и жила мысль об орошении степей водами Днепра, его притоков. Лучшие русски почвоведы, агрономы, гидротехники, искавшие пути побороть засуху, понимали, что не малая, а большая вода может помочь преобразовать огромные степные равнины.
10
На берега Днепра Федор Петрович Моргуненков приехал из Голодной степи. Крупнейший специалист по орошению, он служил там производителем работ. Работы в Голодной степи начались еще перед 1895 годом. За двадцать лет едва удалось прорыть мелкие, похожие на арыки канальчики и оросить водами Сырдарьи несколько тысяч десятин.
Эти земли были словно оазис на желто-серой равнине Кызылкумов — среднеазиатской пустыни, которой, казалось, нет ни конца ни края. Инженер тщетно пытался пробить крепостные стены департаментов, министерств, и чем дальше, тем все больше убеждался, что в «сферах» Голодная степь никого не интересует и о серьезных работах по орошению там и не помышляют.
А он мучился сознанием того, что способен на большее и лишен возможности свершить его, а годы убегают как вода, и никакого следа, что ты ходил по этой земле.
Инженер много думал о том, как оживить пустыни и безводные места. Не раз эти мечты взлетали как птица и падали, отвергнутые где-нибудь в канцеляриях, но новые проекты, мысли рождались в его беспокойной душе.
Еще там, в пустыне, он вынашивал идею использования Днепра. Она была ему так же дорога, как мечта об орошении Голодной степи. Где-то в глубине души у Моргуненкова таилась надежда, что, может быть, этой идее повезет больше и он найдет пути осуществить ее.
Он появился в Приднепровье и начал свои экскурсии.
Летним утром, от которого нас отделяет более полувека, Федор Петрович вышел из Каховки и спустился к берегу.
Днепровский берег был в тот час пуст. Было слышно только, как где-то далеко-далеко ударяли веслами о воду. И вдруг среди тишины, стоявшей над рекой, раздался голос:
— Господи боже, когда же…
Конца фразы Моргуненков не расслышал. У самой воды стоял огромный широкоплечий человек лет сорока, по всей видимости бурлак, одетый в рубаху, штаны из мешковины и лапти. Большая голова его запрокинута, глаза обращены к небу.
«Молится?» — подумал инженер.
— Когда же ты дождь дашь?
Человек вел разговор с тучей. Черная, большая, обещая дождь, она постояла над Каховкой и медленно отплыла в сторону. Человек повернулся, приложил к загорелому лбу сильную руку и злым взглядом проводил тучу. Только теперь он заметил Моргуненкова.
— Видать, не дождаться дождя, — проговорил он, уже обращаясь к незнакомцу. — Все вокруг горит. А где дождь?
Вскинув глаза к небу, теперь голубому и чистому, будто его выстирали, бурлак перевел взгляд на реку. Она тихо несла свои воды. Покачав головой и показывая на Днепр, человек произнес:
— И на что ему столько воды? Хоть ты, Днепро, пожалей мужика!
Так они познакомились — инженер и бурлак с Каховской пристани.
Все лето, исследуя Приднепровье, Федор Петрович ходил по степи. В пору цветения она радовала его пестрыми красками. Но к середине лета солнце, ветер все выжигали, и Федор Петрович увидел знакомый пейзаж — полынь да полынь. Иногда Моргуненкову даже казалось, что он по-прежнему находится в мертвой, выгоревшей Голодной степи.
Пока Федор Петрович говорил об урожаях, о засухе в здешних местах, о далеких среднеазиатских степях, бурлак слушал с любопытством. Но едва инженер заговорил о том, что его привело в эти места — о днепровской воде, об орошении, — лицо бурлака стало угрюмым.
— У Днепра уже столько воды нет, — бросил бурлак, — сколько об этой воде мужики наговорились. Оно бы хорошо воду у Днепра взять. А достанется ли она мужику? У Фальцфейна много воды в колодцах, а что с того мужику? По губам текло, в рот не попало… Даже по губам не текло. И как ее взять, воду-то? — Он посмотрел на Моргуненкова еще более недоверчиво. — Приезжал — годков с шесть уже будет — господин. Тоже ходил возле Каховки. Мерил берега. Смотрел. Сам я его по реке возил. Говорил: «Качать из Днепра воду нужно». И показал, где и как. Я даже поверил — может, в самом деле? Да как ее мужик накачает, воду-то? Горбом своим? И кто ему воду даст?
…Инженер заканчивал свои изыскания. Уже созрел в его уме проект, и живо представлялся задуманный Днепровский канал, по трассе которого он проехал.
В эти месяцы тяжелые предчувствия не раз посещали Моргуненкова. Но пока был занят изысканиями, он старался отбрасывать все сомнения прочь и мечтал о берегах будущего канала.
К концу изысканий сомнения стали все чаще овладевать им. И теперь, разговаривая с каховским бурлаком, он переживал тяжелые минуты.
— А если не качать воду, а по каналу, как по реке, ее направить — пусть сама течет? — спросил он у бурлака.
— Человек я темный. Тебе, барин, виднее. Может, и можно пустить. Ну а река-то чья будет? И вода чья? Так ему, мужику, и дадут воду, как землю дали! — И горькая усмешка появилась на большом красивом лице бурлака.
Русские инженеры еще в XVIII веке задумывались над тем, как сделать Днепр, перегороженный порогами, судоходным. В первые годы XX века со своими предложениями выступили такие известные ученые, инженеры, как Бахметьев, Розов, Юскевич, Графтио и другие. К тому времени, когда Федор Петрович Моргуненков приехал сюда, существовало немало проектов освоения Днепра. Авторы их стремились обеспечить сквозное плавание по реке и использовать механическую силу ее воды.
Моргуненков хотел одновременно решить и третью задачу: дать степям воду. Существовавшие проекты не затрагивали проблемы орошения. Путешествуя по знойным, безводным южным равнинам, Федор Петрович убеждался, что эти места нуждаются в орошении не меньше, чем в судоходстве и энергетике.
В один из последних дней своей экспедиции Моргуненков отдыхал у степной дороги. Он перелистывал записную книжку. Безводная северная часть Таврии лежит ниже горизонта вод Днепра, подпертых порогами. Надо по оросительному каналу, самотеком направить эти воды на поля. Может быть, в двадцатый раз Моргуненков прикидывал в записной книжке площадь орошения. И снова у него выходило, что канал сможет оросить миллион десятин. Подсчеты отвлекли его от грустных размышлений, которые все чаще приходили в голову.
