Мне снятся странные сны
Мне снятся странные сны
Мне снятся странные сны
Мне снятся странные сны
Вот например вчера снилась покойная бабушка
Увидела её на крыльце школы
И так я бежала-бежала
И так улыбалась-смеялась
И плакала я
И она плакала
И очень мы были рады друг другу
Только вот был один подлог:
У неё не было ног
Лежала она подтекала кровь
Лужицей бедная моя любовь
Бабушка, бабушка, бабушка…
Как странно – и смех и грех —
Люблю тебя больше всех
А ты ведь была злая-злая!
Вот и я наверное злюка такая
Но это только пока
Мне снятся странные сны
Мне снятся странные сны
Я вижу себя со спины
И снится всё время лифт
Страшный мой старый лифт он всегда застревает
Словно бы снова и снова меня убивают
Лестницы двери и грязненькое оконце
Словно бы текст мой читает Олег Чухонцев
Тихо спокойно и голос его дрожит
Мёртвый отец в палате живой лежит
Табличками говорит
Сам он немой а губы объели рыбы
Так что он пользуется листом А4
И улыбается молча мне шире, шире Насколько это возможно в весёлом сне
Мне снятся странные сны
Как будто бы мы влюблены всё больше
Как будто бы пол становится тоньше
Как будто бы Я – это больше не я
Как будто Земля обрела края
И все мы за руки тихо плачем
И прыгаем вниз в голубую тьму
Я чувствую – скоро я всё пойму
Наверное я не могу иначе
Кроме как каждый день засыпать и
Видеть странные сны
Прошлой ночью
Я намазала свою бабушку специальным кремом
Это был как бы тональный крем
Но в нём что-то было примешано лично мной
Какой-то секретный ингредиент
Я не помню
А жаль
Так вот
Я намазала бабушку кремом
Всё её тело, морщинистое лицо
Даже остались от крема такие разводы
И вокруг глаз будто патчи застывшая маска для глаз
Я сняла её я сковырнула
Лишнее всё отвалилось и бабушка стала моложе
Стала моложе
Моложе
Моложе
И с каждой минутой она на глазах молодела
Стала она молодой-молодой восемнадцати лет
и красивой настолько
Что я во сне удивилась не может ведь быть!
Чёрненькая круглолицая бабушка взгляд озорной
Щёки блестят и играют глаза и ресницы
Чем-то похожа была на Наталью Варлей
Странно…
Ты стала моложе чем в стареньких снах
Где ты пошла вдруг ногами потом побежала
Где снова выросли ноги и вновь каблуки
и умеренный клёш
Стала красавицей милой
А я постарела
Я засыпаю с колючим платком на спине
Чтоб поскорее не чувствовать боли смотреть
на тебя молодую
Чтобы отдать тебе доброго белого света
Света любви
Мне не жалко
Уснула…
Бери!
Я в самолёте летела
Вот моё тёплое тело
Вот его тело холодное
Тело в теле
Словно бы мы в нашей тёплой постели
Ты самолётом большим обнимаешь меня
и несёшь в облака
Вот они белые вижу меня ты поднял
чтобы мне показать
Белое синее небо оно голубое
Знаю теперь почему ты большое такое
Ведь самолёты мужчины взлетая несут своих
маленьких женщин
Чтоб показать облака
Неба хватит на все самолёты
А кто-то
Только проводит глазами наш медленный взлёт
и опустит тоскливо глаза
Он боится летать
Он боится разбиться
Или выжить увидеть горящие крылья боится
Белые кости изломанных крыльев в крови
Их не собрать не зашить можно только уйти
Тихо глаза опустив
Я не из тех не боюсь я любить самолёты
Их приземленья и взлёты их быт и заботы
Как довезти уберечь накормить
За водою сходить
Пледом укрыть а потом всё собрать не забыть
Было такое признаюсь боялась, боялась
Тихо глаза опускала и шла с пепелища
И провожала глазами чужие полёты
Но тем сильнее теперь я люблю самолёты
Или точнее один неземной самолёт
Мне снился Париж огромная площадь на ней
Огромный театр
В его дальних отсеках отель-хостел
и весь этот хостел – поезд
Через театр проходит несколько станций
невиданного метро
Вагоны его на земле а не под
Они прозрачные даже наверное пластиковые
с зелёным оттенком
В них небольшие тонкие стулья такие же тонкие
поручни
Они из чёрной пластмассы
Но всё остальное в Париже
Старое и зелёное
Наполовину арабское
Забытое и сырое
Влажное от вековой сырости дороже которой
во сне для меня не было ничего
Забытые мокрые здания нетронутые модерном
Почти как в Индии или Тунисе
Настолько были родными что я
Хотела рыдать через каждый шаг
Просто стоять и рыдать от счастья
От радости узнавания
Я бродила по театру туда-сюда, поднималась
по влажным сырым ступеням
Касалась ладонями камня испытывая такое
блаженство
Что на руках до сих пор осталось то сладкое
чувство
Сырость парижских стен
Я хотела дышать и дышать бесконечно сладким,
как забродивший инжир, воздухом моего
Сумрачного Парижа
Сырого зелёного будто когда-то
Он затонул и вот в нём снова
Снова живут люди
И никому из безумных владык до Парижа
больше нет дела
Всем плевать никто ничего не чинит не трогает
и не строит
Не устанавливает леса
И не произносит противное мне
Слово цивилизованный
Это мой Париж, не троньте его, не звоните,
не говорите со мной
Это мой воздух
Это мой сумрак
Сладкий парижский сумрак
И каждый камень которого я
Коснулась, отныне и навсегда будет мной
и никто вокруг никогда
Никогда не узнает об этом
И никто никогда не поймёт
Кто же всё-таки здесь
Настоящий колонизатор
