Я же человеку жизнь искалечила!

– Матвей? – спрашиваю жалобно, делая еще шаг к нему. На моем лице гримаса боли и раскаяния, – все то, что испытываю в данный момент перед ним отражается на моем лице.

Как я могла? Это же я сделала. Но я же не знала, что так будет.

Внутри меня всю разрывает, но я не знаю, как показать ему мою искренность.

Матвей уже не противится моему приближению. В глазах полнейшая отрешенность. Не показывает своих чувств. От этого мне еще хуже.

Беру его за руку и присаживаюсь подле него на колени.

Не знаю, что сказать. Готова извиняться годами напролет, если это поможет…

Вглядываюсь в его красивые чистые глаза.

– Прости, – срывается у меня полустон – полувыдох.

"Я действительно не знала, что так может случиться. Даже представить не могла!"

Его взгляд немного теплеет. Ладонь медленно поднимается к моей щеке и прикасается к ней.

Нежно, аккуратно. Умопомрачительно.

– Прости меня, – шепчу я, приникая к его ладони, и прикрываю глаза. – Я правда не знала, что так получится.

– Тссс. Все хорошо.

И этот его ответ намного теплее предыдущих, он ласкает мой слух.

Хочется все срочно исправить. Если бы я знала… Как все исправить?

Лихорадочные мысли лезут в голову с идеями, которые отбрасываются на этапе появления, а за одну я хватаюсь, как за спасительную соломинку.

– У меня есть знакомый врач, – тараторю быстро, открывая глаза. – Покажем тебя ему, он творит чудеса. Он возьмется! У меня есть деньги!

Буквально за пять минут этот человек стал мне самым родным на свете.

Очень хочу исправить свою ошибку. В голове не укладывается, что Матвей из-за меня теперь не может ходить. Вот почему его сюда занесло. В самую глушь. Подальше от всех. Не хочет, чтобы испытывали к нему жалость.

Меня терзает бесконечная горечь, накрывая волнами омерзения к самой себе. Хочется что-то быстро сделать, изменить ход неверных событий…

– Спускайся вниз. Буду через минуту, – говорит он ласковым, но твердым голосом.

Выпроваживает.

Натыкаюсь взглядом на кресло с двумя огромными колесами. Невольно представляю, как он перекатывается на нем, отталкиваясь руками. Там мощные руки нужны.

Он уже научился? За полгода-то?

Кресло какое-то модернизированное. На нем датчик управления.

Уже лучше.

Хочет пересесть… Чтобы я не видела?

Может быть ему нужна помощь?

Встречаюсь с ним взглядом и понимаю, что мне не стоит ничего говорить или предлагать.

Я приподнимаюсь и киваю, вытирая слезы со щек. Не заметила их появления даже.

– Буду благодарен, если накроешь на стол. Я проголодался, – улыбается молодой человек в толстовке, пытаясь меня отвлечь.

Он разговаривает со мной так, будто и не было этого времени врозь. Словно вчера еще он учил меня, как себя вести с Киром, а я каждый раз краснела от его выкрутасов.

Киваю и отступаю в сторону выхода.

Принял меня. Готов поговорить и даже не выгоняет. Большее, на что я могла рассчитывать, когда шла сюда.

Кошусь на кресло.

Снова бесконечные мысли, в которых я меденно утопаю. Меня тошнит от самой себя. Как я могла? Я же ему жизнь сломала.

Не думать ни о чем. Только о еде. Матвей проголодался. Я тоже.

Все будет хорошо.

Разворачиваюсь и бегу вон из комнаты сломя голову.

Матвей спускается ко мне спустя двадцать минут. Стол уже накрыт, а я уже нервничаю, не упал ли он или не застрял по дороге… Останавливаю себя лишь той мыслью, что жил же он как-то здесь без моей помощи. Значит, справится.

Каждый раз у меня кровь стынет в жилах, стоит только подумать о Матвее. Ином Матвее.

И сейчас, снова замираю у стола с ложкой в руке и неприлично таращусь на него.

Матвей в футболке и трениках выезжает на своем кресле из лифта, отталкивая колеса руками.

Слаженно, привычно, а для меня так ново.

В голове не укладывается. Все еще не верю. Смотрю на него во все глаза и до сих пор все кажется какой-то злой шуткой.

Передо мной обыкновенный мужчина среднего возраста, с взлохмаченными волосами, небритый, уставший от всего мира и сбежавший от него, куда подальше.

И все равно красавец…

Если бы не кресло, то и не сказать, что инвалид. Все еще накаченные бедра, не успевшие сдуться за эти месяцы и проявить заметную болезненность. Все еще гармонично слаженное тело. Но скоро это изменится…

Я готова броситься ему в ноги и умолять о прощении.

Какой же дурой я была. Не знала. Все тянули меня за ниточки, играя в свои игры, а я всего лишь была их марионеткой. И он был такой же пешкой, как я. Почему не сказал?

Матвей выглядит невозмутимо, но чувствуется дискомфорт. Царит напряженная атмосфера в помещении.

Мужчина подъезжает ближе, отталкивая руками колеса и останавливается у дубового стола. Занимает свободное место.

Наблюдаю за ним, забываюсь. Слежу за каждым движением, возвращаясь в наши с ним совместные воспоминания, где он еще мог ходить, был весел. Мы обсуждали какие-то глупости и, теперь кажется, что тогда я была счастлива.

Возвращаюсь в реальность и быстро пододвигаю к нему еду со столовыми приборами. Я заранее наложила ему в тарелку всего понемногу из того, что нашла в холодильнике: жареный картофель, мясо. Успела порезать салат. Вижу благосклонный кивок, одобряющий увиденное.

Нам обоим тяжело. Мы надели какие-то нейтральные маски на свои лица и пытаемся держаться их, но выходит с трудом.

Присаживаюсь молча за стол с противоположной стороны, наблюдая за тем, как он начинает есть.

Я тоже проголодалась, пока пробиралась сюда, но сейчас голод отбило напрочь. Кусок в горло точно не полезет. Поэтому пытаюсь начать непринужденный разговор.

Иллюзия беспристрастного разговора, чтобы отвлечься от жестоких реалий…

– Тебе бы забор высокий не помешало, – поглядываю в окно.

Начинается мелкий дождик. Вовремя я пришла. Не хватало еще промокнуть в этом лесу и утопнуть в каком-нибудь болоте.

Матвей не отвечает. Дотягивается до сока и наливает себе его в стакан.

Это действо у него не так привычно выходит. Не так ловко и проворно, как пытался мне показать. Немного напитка проливается на стол.

Вскакиваю, чтобы сбегать за тряпкой, но он останавливает меня, сдерживая за запястье.

– Не нужно, – дотягивается до салфетки и вытирает лужицу.

Мне хочется быть полезной. Хотя бы сейчас. Хотя бы чуть-чуть. Я хочу попытаться загладить свою вину. Хотя бы начать.

– И собаку, – договариваю я, занимая место на стуле.

Мое высказывание так не вовремя сейчас и нелепо звучит, что мужчина вскидывает на меня вопросительный взгляд.

– Не помешало бы, – поясняю я робко с легкой улыбкой на губах.

– Зачем ты пришла, Мара? – отметает он в сторону все условности, отправляя в рот жареную картошку, нанизанную на вилку.

Семейный ужин и приятный разговор, как бы, между делом. Ключевое слово "как бы".

Мнусь. Не так я себе представляла наше общение. Думала, что мы хотя бы поедим для начала, а не за едой начнем важное обсуждение.

– Я узнала, как все было на самом деле…. – выдаю, проглатывая ком в горле, застрявший там, судя по всему, уже давно.

– Что же ты узнала? – он продолжает есть, уставившись на меня, что мне становится не по себе.

Его челюсть двигается, пережевывая пищу, глаза неотрывно следят за мной. Я все сильнее нервничаю. Прячу руки под столом, замечая, что начинается нервное подрагивание.

– Что ты не виноват.

Мужчина возвращается к мясу с картошкой. Ироничная ухмылка появляется на его лице.

– А изначально тебе не сказали, что это ее рук дело? Думала я просто так в твоей жизни появился с собственной индивидуальной практикой?

Каменное лицо, презрительные взгляды, частое поджимание губ – все говорит о том, что к нему никак не подобраться. Он не желает меня видеть здесь. Высмеивает, выставляет дурочкой, обвиняет.