Верили, что у каждого человека есть «стень». Когда она улетает, человек болеет, появляется сонливость, слабость, плохое настроение. Наконец, он может умереть, тогда шаманы «приводят» стень обратно. Поэтому больного нельзя пугать: иначе он может «сдрогнуть» и стень может снова улететь. Шаман заявлял, чтобы после его отъезда остался шаманский дух, надо было выбрать «телохранителя», а своего «караульщика-беса» он через три дня снимет с поста. Постоянным караульщиком назначалась обычно выбранная шаманом собака, песцовая шкура или платок с черным рисунком — все это называлось «дилбиром». Если после отъезда шамана больной заболевал, его натирали дилбиром или привязывали около него собаку-дилбира. Камлание заканчивалось тем, что шаман прощался со своими духами, пел и бил в бубен. Потом он переодевался в повседневную одежду и уходил.

Иногда шаманов просили «ладить счастье», «присушивать». Под «счастьем» понимали фарт, удачу при лове песца, рыбы и т. д.

Верили, что природа неравнодушна к тому, что делается в жизни людей, она так или иначе отзывается на людские горести и радости. «Умрет сердитый человек — пурга подымется, умрет тихий, добрый человек — день ясный, безветренный стоит». Необыкновенная удача, чрезмерно богатый промысел рыбы, песца, оленя тоже считались нехорошим признаком — «счастье шибко торопится». Считали, что жизнь человека определяется еще при рождении. Если женщина долго мучается при родах, то делали предположение: «Верно, бог ему еще судьбу пишет». Считалось, что от самого человека судьба не зависит, все зависит от бога. «Молодостью не жить, а старостью не помереть» — такой поговоркой выражается мысль, что не всегда умирает старый, оставляя место молодому. Верили также в то, что некоторые явления могут быть предвестниками смерти. Так, если собака воет по ночам, опустив голову вниз, или роет во дворе яму — это предвестие смерти.

Вообще существовало множество примет, предвещавших чью-либо смерть: матица в доме трещит или зеркало в доме разобьется — к покойнику; видеть во сне, что выпал зуб с кровью, — умрет кто-то из близких.

Пожилые люди к смерти готовились заблаговременно. Прежде всего запасали «смертную лопоть» — одежду и обувь. Завещали хоронить себя обычно на высоких местах вблизи проезжих дорог, чтобы кто-нибудь из путников мог добрым словом помянуть усопшего. Следует сказать, что слово «кладбище» было малоупотребительно. Вместо фразы: «Он ходил на кладбище» —. говорили: «Он ходил к покойникам» или «Он ходил к родителям».

Момент смерти представлялся так: вместе со смертью являлся и ангел, посланный богом по душу. Душа умершего выходит через рот и улетает на небо.

Усопшего обмывали, поливая, теплой водой с мылом. Если человек умер вечером, то обмывание должно совершиться до того, как погаснет заря. Одевали и клали в передний угол под иконы, накрывали белым и вешали занавес. Постель и одежду его увязывали в большой узел и вывешивали на высоких жердях около могилы. Через сорок дней узел снимали и использовали кому как угодно.

Покойник лежал в доме три дня. Все эти дни около него устанавливается круглосуточное дежурство, читается псалтырь, жгутся восковые свечи, кадится ладаном и т. д. Считали, что умерший в течение трех дней все слышит, только сказать ничего не может.

Покойника кладут в гроб перед самым выносом, при этом приговаривают: «Цветы крепки, цветы бессмертны». Во время выноса тела было принято усиленно плакать — выговаривать свое горе. Определенных, сложившихся текстов причитаний не было. Можно привести такой — жена плачет о муже:

Сокол ты мой ясный,

На кого ты меня покинул,

На кого ты оставил малых детушек!

Во время прощания покойника целуют в лоб, при этом стараются не уронить на него слезу, иначе каждая слеза на том свете его колоть будет. Крышку гроба заколачивают в помещении. Из окна глядеть на похоронную процессию нельзя, следует выйти на улицу, осенить ее крестным знамением и совершить несколько земных поклонов.

Несли тело ногами вперед, при этом приговаривали: «Вот мы тебя хорошо проводили, за что ты на нас не станешь сердиться».

Могила — глубиной не менее полутора метров. В нее сначала спускается деревянный сруб. Гроб опускается в него на веревках и закрывается крышкой сруба, каждый из присутствующих бросает в могилу горсть земли. В восточной части могильного холма, в ногах, ставится деревянный крест. Впоследствии над могильным холмом устанавливается деревянное надгробие — «голбас». Для кладбища выбиралось возвышенное сухое место в 1–1,5 км от дома. Кресты на могилах четырех-, шестиконечные, иногда с покрытием. Часто на кресты прибивали иконы. На могиле разбивалась посуда, которой пользовался больной. В гроб клали кусочки пищи, курительную трубку, табак. Если родственники хотели, чтобы умерший «пришел ояви», то есть вернулся в образе младенца, то в крышке гроба делали отверстие. А если, наоборот, не желали его возвращения, то вбивали в могилу осиновый кол.

Верили, что покойник, особенно если это пожилой человек, уносит с собой души других людей. Поэтому, возвращаясь о погребения, по дороге ставили кресты — «запирали дорогу».

Пока совершается погребение, в доме умершего идут приготовления к поминкам. Сжигают во дворе стружки от гроба, моют пол и т. д. Когда в доме находится покойник, моют и подметают пол от порога к переднему углу. Как только вынесут гроб — сразу же моют от переднего угла к порогу.

Пришедшие с кладбища непременно умываются и окуриваются. Обязательным блюдом на поминках считались оладьи с примесью толченой икры.

В первую ночь после похорон также устанавливается дежурство; на кровать, где лежал умерший, никому садиться нельзя раньше чем через сутки: считалось что ангел-хранитель еще в течение суток должен прилетать в дом. Поминки справляются на девятый день, сороковой и в годовщину смерти. Родственники в день поминания должны сходить на могилу, разжечь там небольшой костер и бросить в него кусочки пищи.

Поверья, приметы, толкование снов

Православные христиане, как именовали себя индигирщики, в душе оставались язычниками, верили в лешего («сендушного»), черта («пуженку»), водяную хозяйку, «суседку» и «шулюканов», прибегали к помощи колдунов и шаманов.

«Сендушный», или леший, — хозяин тундры в образе человека, только без бровей и ресниц. Одевается в обычную одежду, которую застегивает наоборот — правую полу на левую. Он семейный. Ездит на нарте, запряженной волками, боится креста, в церковь не заходит. Любит играть в карты, но без трефовых мастей, так как они напоминают крест. Уверяли, что некоторые знахари, колдуны («знатоки») нередко играли с сендушным в карты. Под конец игры русскоустьинец якобы вытаскивал из кармана трефовую карту и кидал ее на стол со словами: «Кресты-козыри!» Тогда сендушный говорил: «Я проиграл» — и молча уезжал. После этого охотник успешно промышлял песцов. Но случалось проигрывать и охотнику. Тогда из его семьи кто-нибудь исчезал бесследно, обычно молодая девушка.

Сендушный ездит по тундре и распевает:

Цветы алые бракую,

Милой не дарю,

Цветы алые вышиваю,

Милой отсылаю.

Холостой мальчик гуляет,

Девушку принимает,

Не садись, моя милая,

Против холостого.

Не ходи, моя милая,

К соседу до беседы,

Холостой бровями водит,

Из ума выводит.