Война близилась к концу. В стране нарастало революционное движение. Кайзеровское правительство Германии со дня на день ожидало полного поражения и лихорадочно искало выхода из военной и политической катастрофы. Высылкой советского посольства оно надеялось заключить с Антантой более приемлемый мир и в то же время предотвратить революционный взрыв в Германии. Совет относительно того, как «создать» предлог для разрыва с Советской Россией, подал член правительства, правый лидер германской социал-демократии Ф. Шейдеман. Он высказал на заседании правительства 28 октября 1918 г. мысль о том, что если бы, например, «курьерский ящик при доставке случайно разбился, то, может быть, было бы возможно получить материал. Может быть, было бы возможно потребовать отозвания теперешнего посла, что встречается в международной практике».^{78} Так и произошло. 4 ноября на вокзале Фридрихштрассе полицией был захвачен дипломатический багаж, предназначенный для советских полпредств в Берлине, Швейцарии и Швеции. В отсутствие советских дипкурьеров при переноске один из ящиков, адресованный В. Р. Менжинскому, был «случайно уронен», разбился и в нем, согласно полицейской версии, якобы были найдены листовки, подстрекающие к революции.^{79} Эта антисоветская провокация и стала предлогом для разрыва политических и торговых отношений между Германией и Советской Россией. 5 ноября 1918 г. председателя Петроградского совета в 1 час ночи посетил с прощальным визитом германский консул. Как сообщал об этом сам Г. Е. Зиновьев на заседании VI Всероссийского Чрезвычайного съезда Советов 3 ноября 1918 г., германский дипломат «продолжал жаловаться, что сейчас прекратились торговые сношения. Германия дала нам несколько пароходов с углем по сравнительно выгодным условиям. Я отвечал, что и вам удалось с нас получить немало блестящих барышей в виде Брестского мира. Он только почесал затылок и в присутствии нескольких чиновников сказал: «Еще неизвестно, кому этот Брестский мир больше пошел на пользу: вам или нам».^{80} Вскоре разразилась революция в Германии, и 13 ноября было принято постановление ВЦИК об аннулировании Брест Литовского договора 3 марта и дополнительных соглашений 27 августа. Хозяйственные контакты с Германией хотя и носили ограниченный характер, все же позволили Советской России на протяжении значительной части 1918 г. избегать полной экономической изоляции. Этому способствовали также торговые отношения и переговоры с рядом нейтральных стран.

ПОПЫТКИ УСТАНОВЛЕНИЯ ТОРГОВЫХ СВЯЗЕЙ

С СОЮЗНЫМИ И НЕЙТРАЛЬНЫМИ СТРАНАМИ

Сразу же после победы Октябрьской революции Советская Россия стала предпринимать попытки установить нормальные политические и равноправные торгово-экономические связи с бывшими союзниками по Антанте. Желание ряда нейтральных стран получить сырье из Советской России и продать ей мирную продукцию своих заводов также не осталось незамеченным Советским государством, принимавшим меры по завязыванию связей и с ними.

Однако установлению нормальных торговых отношений со многими капиталистическими странами препятствовала откровенно антисоветская политика их буржуазных правительств, которые на протяжении 1918 г. все более явно переходили от «молчаливого экономического разрыва» к политике военно-экономической блокады. В этом убеждает ознакомление с деятельностью первых советских представительств в ряде государств, направленной на нормализацию отношений с капиталистическими странами и возобновление торгово-экономических связей с ними.

Как отмечалось, одним из первых на путь негласного торгового бойкота Советской России вступило правительство Великобритании. Но даже в этих неблагоприятных условиях Советское правительство прилагало все усилия к установлению экономических связей с ней. Именно такая задача была поставлена перед видным партийным работником М. М. Литвиновым, который жил в Англии на положении русского политического эмигранта. 4 января 1918 г. в лондонских вечерних газетах появилось радиосообщение из Петрограда о назначении Литвинова уполномоченным Нар-коминдела в Англии. Сорокадвухлетний Максим Максимович Литвинов, по свидетельству хорошо знавшего его по эмиграции И. М. Майского, обладал качествами, которые в дальнейшем выдвинули его в ряды лучших советских дипломатов ленинской школы: «Сильный и трезвый ум, твердый характер, уменье быстро и глубоко схватывать сущность вопроса, не теряясь в мелочах, острая саркастическая складка, глубокая ненависть к фразе и на редкость организованная деловитость».^{81} Английское правительство отказалось признать Литвинова в качестве полномочного представителя РСФСР, но предоставило ему право посылки и приема курьеров, пользования шифром, организации представительства в Лондоне. Британский министр иностранных дел А. Бальфур согласился лишь на неофициальные контакты с советским представителем через одного из чиновников своего министерства. На этот шаг британское правительство пошло ради того, чтобы не терять всех связей со страной, которая, как оно полагало, скоро встанет на путь «добропорядочной демократии». В ответ на эту «любезность» оно получило разрешение иметь в Советской России такого же полуофициального представителя — Р. X. Брюса Локкарта.

Интересен отзыв о статусе первого советского полпреда в Великобритании пребывавшего в Лондоне в то же время бывшего посла Временного правительства К. Д. Набокова, который считался послом России в этой стране. В своих воспоминаниях Набоков писали «В Лондоне появился… «посол» от большевиков, Литвинов, с которым министерство иностранных дел имело постоянные сношения. Хотя этот «посол» официально признан не был, не подлежит сомнению, что Сношения с ним были официальные и что он пользовался некоторыми привилегиями (шифрами, правом посылки дипломатических курьеров), которых посольство (бывшего Временного правительства. — В. Ш.) было лишено и которыми, разумеется, частное лицо ни в коем случае наделено быть не могло».^{82}

М. М. Литвинов энергично взялся за дело. Получив из Москвы с первым же курьером около 200 тыс. руб. Царскими кредитными бумагами, которые в то время еще можно было обменять на фунты стерлингов, хотя и по очень низкому курсу, он снял для первого советского полпредства в Лондоне (до того оно находилось у него на квартире) помещение в доме по Викториа-стрит, 82, пригласил на работу несколько человек, заказал бланки и печати. «На дверях полпредства, — вспоминал Литвинов, — была вывешена табличка с надписью: «Русское народное посольство». Тут же помещалось консульство, которое именовалось «Русское Народное консульство». Сам я присвоил себе титул «русский народный посол». Все эти наименования были моего собственного изобретения, ибо… никаких указаний из Москвы, в том числе и указаний о моем официальном титуле, я не имел».^{83}

В то время никакого разграничения между чисто дипломатической и коммерческой работой полпредства, естественно, не было. Деятельность М. М. Литвинова была направлена на установление нормальных политических отношений с Англией и взаимовыгодных равноправных торговых связей с ее деловыми кругами. Инструкции Наркоминдела, которыми он руководствовался в своей работе, имели в виду достижение именно этих целей. В одной из них указывалось: «Наше отношение к западноевропейской дипломатии корректное, но твердое без заискивания… Торговый обмен будет ценен для нас и для них. Их интервенцию в нашу экономическую политику мы отвергаем».^{84} В письме Г. В. Чичерина от 21 мая 1918 г. М. М. Литвинову выражалось пожелание достигнуть торгового соглашения с Англией и отмечалось наличие в РСФСР необходимого количества сырья для товарообмена. 3 июня 1918 г. НКИД вновь напомнил советскому представителю о готовности вступить в торговые отношения с Англией, рекомендуя разъяснять ее правящим кругам, что «лучше войти с нами в сделку, а не пытаться нас душить».^{85} Позднее, в интервью корреспонденту газеты «Юманите» 24 июля 1921 г., Г. В. Чичерин, касаясь деятельности М. М. Литвинова в этот период, отмечал, что «роль Литвинова в Англии… заключалась прежде всего в том, чтобы установить связи с промышленным и торговым миром».^{86} Английское правительство по мере перехода к политике открытой интервенции против Советской России стало одно за другим выдвигать препятствия в работе полпредства. Советские курьеры, прибывавшие в Лондон, подвергались обыску, а у двух из них были отобраны сумки и возвращены лишь в момент высылки из Англии с первым же пароходом. Некоторые работники полпредства также были высланы, даже без разрешения свидания с М. М. Литвиновым. Явившись однажды утром в полпредство, Литвинов нашел его запертым на замок. Хотя хозяин тем самым нарушал контракт, суд тем не менее отказал советскому полпреду в иске. «В результате, — вспоминал Литвинов, — «Русское народное посольство» на Викториа-стрит, 82 перестало существовать и мне пришлось перевести его в собственную квартиру».^{87}