Выразив благодарность, Иванов вежливо отказался, предпочитая незнакомым подворотням с проулками нормальную географию, слагающуюся из улиц, нумерации и общего плана деревни в смартфоне.

Антону рассказали то же самое.

Встретившись, напарники ненадолго задержались у продуктового магазинчика, где выпросили у продавщицы пару кружек с кипятком для приобретённого кофе в пакетиках.

Дальше шли легко и весело, взбодрённые кофеином и прогулкой.

***

Дом Трухиных, а ранее Жижиных, приветствовал инспекторов добротным штакетником, крепенькими стенами из белого кирпича и свежеперекрытой крышей. Ухоженный двор, обрамлённый вдоль забора различными хозяйственными постройками, позволял уверенно утверждать: живут здесь небогато, но крепко. В загородке – куры, из распахнутых ворот гаража торчит задняя часть ВАЗовской «шестёрки», у специально сваренной стойки женщина, по возрасту подходящая Иванову в матери, чистит переброшенный через верхнюю перекладину ковёр.

На высоком крыльце – стул. На стуле… У напарников аж челюсти свело от досады.

Та самая бабка с электрички. Неприятная, скандальная, громкоголосая, по-стариковски тепло одетая.

Она и сейчас не изменяла своим привычкам. Сидя у входной двери, старуха властно, по-хозяйски, осматривала придомовую территорию и покрикивала на досадливо поджавшую губы женщину:

– Катька! Вон, пятно пропустила! – причём оба инспектора могли спорить на что угодно, подслеповатые глаза бабки не могли рассмотреть такие тонкости из-за расстояния. Хотя бы потому, что они сами этого мифического пятна не видели.

– Да, мам, – донеслось от стойки.

– И щёткой мельче! Мельче! Пыли-то накопили… свинарник, а не дом!

– Поняла.

– А там что?

– Где? – немолодая хозяйка, явно дочь склочной пенсионерки, повернулась к матери.

– Да там! В углу!

– В каком?

– В том!

Спокойствие Екатерине давалось, судя по побелевшим костяшкам сжатых кулаков, с огромным трудом.

– Совсем слепая?! В том, где ты трёшь?

Щётка послушно завозила по центру ковра, где она и пребывала до этого.

Имя «Зоя» удивительно не подходило к сидящей на стуле. Таких кровососущих, обычно, именуют по отчеству, с дистанционной прохладцей, игнорируя обожаемое детьми и уважительное взрослое «баба» или «бабушка».

У Иванова в подъезде аналогичная стерва же водилась. Иначе, как Васильевна, её никто и не называл. Почти родственница этой карги. Такая же злобная, агрессивная и обожающая портить взаимоотношения с окружающими.

Но надо работать с тем, кто есть.

– Хозяйка! – крикнул Антон, привстав на цыпочки у ворот. – Хозя-айка!!!

– А? – синхронно обернулись к гостям обе женщины. Одна по привычке, другая, потому что считала себя главной в доме дочери.

– Мы к вам, Зоя… – призрак замялся, не зная отчества. – Поговорить надо!

– Пять тыщ! – донеслось с крыльца.

– Херасе, – растерянно протянул Иванов. – Ни здрасьте, ни пожалуйста…

В гараже промелькнула голова Николая, выглянувшего посмотреть, кого принесла нелёгкая.

– За что? – Антона тоже поразил такой подход к гостям.

– Не я к вам припёрлась, – парировала Жижина-старшая, демонстрируя стальную бизнес-хватку. – И сюда не звала.

Пока Швец подбирал достойную отповедь, Серёга дёрнул приятеля за рукав.

– Тоха! Бабка – наша клиентка. Ей уже не очень хорошо, но старуха бодрится. Привыкла, что постоянно здоровье беспокоит, и не обращает на самочувствие внимания. Сам присмотрись.

– Ауры почти нет.

– А должна быть, пусть и слабенькая.

– Проклятие?

– Не похоже. Что-то другое.

– Тогда я исчезаю и пробегусь по дому. Посмотрю, что и как. Ищем соль?

– Её. Более чем уверен, найдёшь.

Инспектор хотел развить мысль, однако старуха не дала ему договорить, являя чудеса дальнозоркости в столь преклонном возрасте.

– Я тебя помню! – беспардонно неслось с крыльца, заставляя дочь прятать глаза от смущения. – Ты экстрасенс, в машине забесплатно катался. А её дурак, – кивок в сторону совсем потупившейся женщины, – денег с тебя не взял. Вы, экстрасенсы, богатые. Я шоу смотрела, в золоте живёте и по передачам ходите! Потому плати, раз до меня нужда имеется!

– Не буду! – парировал Иванов, всерьёз заводясь от такого наглого вымогательства. – Сама придёшь!

– Он ещё и хамит! Тыкает пожилому человеку! – с удовольствием взвилась Жижина-старшая, настраиваясь на скандал. Досталось и дочке. – Катька! Твою мать всякие проходимцы оскорбляют, а ты и счастлива! Молчишь, только с мной норов показывать горазда! – снова к Серёге. – Кто тебя воспитывал, сволочь этакую?!

Понимая, что в перепалке ему не победить, инспектор развернулся и побрёл обратно по улице, бормоча под нос ругательства. Такое у него случилось впервые. Шёл помогать, а нарвался на выжившую из ума идиотку.

Или она всегда такой была?

В любом случае, покойный Гашков в этот момент показался ему моральным мазохистом. Пытаться связать жизнь с подобной каргой – верх безумия.

Напарник материализовался через три двора.

– Везде соль. В её комнатке под половиком, под подушкой, за шкафом, даже в карманы халата насыпана. Я пощупал осторожно. Посветил Печатью – чувствуется, непростая вещь. Смотри, – Антон извлёк из кармана пиджака свёрнутый в несколько раз бумажный листок, развернул его и протянул другу. – Взял для образца.

Касаться содержимого – нескольких бурых кристалликов, в которых соль узнавалась с огромным трудом, парень не стал. Провёл над ними ладонью, сортируя ощущения.

– Так себе, – вынес он заключение. – Скоро выдохнется. Слабее, чем та, на кладбище.

– Дело в количестве?

– Сдаётся мне, да. Качество откровенно хромает. Любая ведьма сделает лучше.

Подумав, инспектор всё же решился подцепить пальцем один из кристаллов. Тот немедленно попытался прилипнуть к коже, более всего напоминая присасывающуюся пиявку.

– Жизнь вытягивает, – скупо прозвучал вывод. – Во всяком случае, пытается.

– Вот ведь пакость, – брезгливо протянул Швец, убирая пакет в карман. – Надо родне сказать.

– Надо, – согласился Сергей. – Но не мужику. Не будем вводить человека в искушение. Шанс избавиться от тёщи редко выпадает. Я бы…

Продолжение потеряло всякий смысл, потому что за спиной раздалось надтреснутое, с неподдельным испугом:

– Молодые люди! Что с мамой?

Синхронно обернувшись, инспекторы увидели спешащую к ним женщину, дочь склочной бабки. За ней торопливо шёл Николай, полный самых хмурых подозрений.

– Порча. Я её заметил, когда ваш муж нас подвозил, но поначалу усомнился. Потом решил всё же предупредить. Пришёл, а ваша мама…

– У неё сложный характер.

– Поэтому мы и ждали вас, – сделал загадочную физиономию Иванов. – Время ещё есть.

– А кто навёл? За что? Почему? А когда? – затараторила женщина.

Наконец-то нагнавший её муж вмешался, перебивая поток вопросов:

– И сколько нам это будет стоить?

Похоже, он принял инспекторов за мелких жуликов и очень сомневался в их словах.

– Ничего, – холодно бросил Антон. – Деньги нам не нужны. Считай, возвращаем должок за подвоз.

Однако Николай не успокаивался, вполне логично продолжая подозревать мошенничество, основанное на уже деревенском стереотипе о «хитрозадых» городских.

– Я правильно понимаю, вы специально нас нашли, не зная ни адреса, ни фамилии, чтобы сказать о какой-то порче?

– В целом, верно, – призрак посматривал на мужа Екатерины с вызовом, словно предлагая тому доказать обратное. – Любим причинять добро на общественных началах. Ты же видел там, на дороге, как мой друг твою цербершу успокоил?

– Видеть – видел, – не сдавался Николай. – Только…

– Мужик, иди в жопу! – в сердцах выдал Иванов, которого эти пререкания довели почти до озверения. – Не хочешь, не верь! Какие проблемы?

– Коля! – женщина с увлажнившимися от страха за мать глазами схватила супруга за руку. – Маме плохо. У неё чем хуже, тем… – она насупилась, выискивая оптимальное пояснение, – настроение больше портится. Как сегодня.