– Женщин мало, мужчин много, – Антон потёр подбородок в задумчивости. – Рождаемость, соответственно, легко регулируется. Ими торговали, как кастратами в древности?
– С вероятностью более девяноста процентов, – одобрительно качнула головой Лана. – Чтобы самостоятельно не размножались. Для чего создавали домовых-девушек, лучше не спрашивай.
– Да чего тут спрашивать! – шумно подхватила домохранительница с хвостом. – Наложницы, шлюхи для клиентов с особенными вкусами, ублажительницы всех мастей. Рабыни, короче. А если…
Информационная пятиминутка грозила перерасти в научный диспут, малоинтересный окружающим. Пришлось прерывать.
– Разобрались, – кивнул инспектор, с неудовольствием отмечая, как деятельная кицунэ, думая, что никто не заметит, уже тычет в Антона подобранным прутиком. – Да хватит вам!.. Маша!
– Аюшки? – орудие нападения отлетело за девичью спину, личико приняло самое невинное выражение, а голос сочился лаской, будто мёдом.
– Чего нам ждать от домового при его задержании?
– Чего угодно, – посерьёзнев, поморщилась опохмеляющаяся вредина. – Я не шучу. Он вам может локальный Ад устроить, если захочет… Предлагаю спалить дом. Тогда возможностей у него поубавиться. Но драться он станет в сто раз яростнее, как обречённый.
– Не пойдёт, – глубокомысленно возразил Швец, обведя всех взглядом. – Дом палить – на соседние строения перекинуться может. Забыли – лето на дворе?
– Без поджига обойдёмся… Я могу домового из его крепости вытащить. Если он ещё там.
***
Посовещавшись ещё немного, к единому мнению так и не пришли. Единственное, в чём сошлись Антон с Сергеем, да и кицунэ с подругой, хотя их никто и не спрашивал об этом – надо вызывать шефа с группой поддержки.
Они в разбирательствах с нечистью более опытные, им и карты в руки.
– Допустим, схватим мы мелкого отравителя, – рассуждал призрак с несвойственной ему основательностью. – Дальше что? Развополотить – а сможем ли? Это как казнь, без суда и следствия. На самый крайний случай предусмотрено.
– Я не хочу в палачи, – соглашался напарник. – Пусть Карпович сам определяется. Наша задача – выявить, задержать, передать по инстанции.
– Тогда так, – взялся руководить Швец на правах старослужащего. – Выдвигаемся на адрес, осматриваемся, по возможности обходимся своими силами. Там смотрим – на триариев приёмку спихивать или самостоятельно управляться. Самостоятельно, конечно, лучше. Не люблю я эту братию без нужды дёргать. Они вечно с такими рожами появляются, будто я их с горшка сорвал.
Рациональность первичного плана устроила обоих инспекторов. Ну и Машу с Ланой.
Обратно, в Игнатовку, друзья отправились вдвоём, оставив подружек допивать содержимое термоса в тенёчке магазина, попутно условившись «быть на связи», если что.
Те, в свою очередь, пообещали «ещё немного посидеть», вызвать такси взамен отпущенной машины и возвращаться в город, не вмешиваясь в мужские дела.
Серёга им почти поверил – настолько покладисто и безобидно кивали дамы, не делая попыток увязаться или, на всякий случай, обидеться для оставления за собой права передумать в любой момент.
А вот Антон усомнился в открытую:
– Я здорово ошибся, переоценил их здравомыслие. Алкоголички… Они за нами не увязываются лишь потому, что пешком надо топать. В их состоянии – смертельно опасный аттракцион. На старые дрожжи пешие прогулки категорически противопоказаны. Давление так скакнёт, что у тонометра шкала сломается.
– Да? Ну и пусть сидят. Мы их не приглашали. Сами приехали, сами и выберутся. Продолжать они вряд ли станут, дамы не запойные.
Последнее являлось чистой правдой. За время своего короткого знакомства букинистка и кицунэ пару-тройку раз позволяли себе некоторый отдых, не брезгуя по утрам лечить подобное подобным, но чтобы затягивать процесс на несколько дней – такого за ними не водилось.
Более того, в искусстве правильной поправки «после вчерашнего» обе знали толк, чем безмерно удивляли призрачного инспектора, предпочитающего после редких возлияний переносить страдания на ногах. Он не без оснований опасался перестараться с «лекарственными полтинничками», занудливо повторяя древнюю истину о неправильном похмелье, ведущем к очередной пьянке.
Обратная дорога показалась короче.
***
– Я в стелсе пробегусь? – полуспросил, полусообщил Швец, собираясь исчезнуть и изучить дом Гашкова от чердака до подвала.
– Учует, – скептически отверг замысел товарища Серёга, пристально всматриваясь в выбитое окно.
На мгновение показалось, что он кого-то видит.
– Тогда я сзади, ты спереди, – не стал спорить призрак, с неудовольствием отмечая. – У каждого дома минимум четыре стороны. А нас только двое. Хорошо бы под окна кого-то поставить?
– Кого?
– Не знаю. Потому и поднял вопрос. Предлагаю так: я с тыла, слежу, чтобы наш пациент огородами не смылся, а ты иди в лоб.
– Справа, слева?
– На мне, – вздохнул напарник. – Невидимкой контролировать удобнее. Главное, близко не подходить. Иначе, ты прав, заметит.
Замысел пришлось менять, толком не приступив к исполнению. Первоначально, разделившись и пожелав друг другу удачи, инспекторы, придерживаясь оговорённых правил, попытались взять дом в «клещи». Антон испарился, а Иванов, сохраняя невозмутимое выражение на физиономии, подошёл к открытой калитке.
Останавливаться для рекогносцировки не стал. Зачем? Память пока не подводила, и расположение комнат он помнил наизусть.
– Проходи, – сипло донеслось с крыльца. – Уже заждался.
Вместе со словами у входа в дом появился невысокий пожилой мужчина. Ростом около метра, широкоплечий, сухощавый, бритый, с плохо остриженной головой. Одежда незнакомца вызывала улыбку. Детские розовые кроссовки, штанишки с единорогами на кармашках, вязаный свитер с отвисшими локтями.
И, вместе с тем, смеяться отчего-то не хотелось. Держался коротышка подчёркнуто независимо, без раболепия или заискивания. Одежда нам нём смотрелась как тряпки, закрывающие тело. Без разницы, какие, лишь бы чистые, целые и размер подходящий. Ему, разве что, ножа на поясе не хватало. Такого… солидного, с которым можно и на кабана, и на человека.
Аура вышедшего навстречу полностью соответствовала ранее виденной, серой. Хватанул немного от проклятой вещи.
Непривычный домовой. Обычно, эту братию, иначе как «мужички», назвать было нельзя. Типовой домашний хранитель обыкновенно кряжист, крепок в кости, непременно бородат. А этот больше походил на бойца, чем на дворового работника или помощника.
– Заждался? – саркастично приподнял бровь инспектор. – Или сбежать не смог?
– Ты про это? – поджарая фигурка спрыгнула на землю и вытащила из-под крыльца цепь, с конца которой свисал железнодорожный костыль, покрытый налипшей землёй и ранее незамеченный Ивановым.
Руки домового напряглись, демонстрируя под свитерком очень приличную мускулатуру. Заскрипело, тихонько звякнуло, в разные стороны отлетели обрывки некогда целой железяки.
Серёга уважительно цокнул языком. Цепь выглядела довольно крепкой.
– Выдохлось. Давно. Думал, я на привязи сижу?
Что-то похожее инспектор и подозревал, заметив тогда, при первом осмотре следы заклятий на старых звеньях.
– Удивил.
– Меня таким пустяком не удержать, – серьёзно пояснил домовой, и в глаза бросилось новое отличие от привычного образа.
Он говорил правильно, по-современному. Без всех этих «энто», «ну дык» и прочей старины, так популярной среди домашней нечисти.
– Почему не ушёл?
– Для чего? От вас прятаться? – хмыкнул маленький собеседник. – Я не мальчик, чтобы бегать. Да, я знаю, кто вы. И ты, и твой товарищ, что на углу стоит и мне висок взглядом сверлит. Видеть – не вижу, но это мой дом. Моя крепость. Кто бы я был, если бы позволял всем желающим шляться без моего ведома… Зойку спасли? – сменил он тему.
– Спасли. Её родня соль до сих пор выгребает. Но жить будет. Во всяком случае, пока. Расстроился?