На душе было мерзко. На столбах еще висели светящиеся разноцветные лампочки, которыми украсили город к Новому году, люди гуляли, не обращая внимание на по-прежнему усиливающийся мороз. Чуть в стороне раздался грохот — я бросил туда быстрый взгляд и увидел, как c небольшой ледовой горки съезжает какая-то квадратная белая железяка. Из нее, как из башни танка, торчал силуэт мальчишки в пальто и огромной шапке-ушанке. Загадочное транспортное средство остановилось, к нему c визгом и криками побежали другие ребята. И тут я c улыбкой понял, что это. Стиральная машина «Белка». Кто-то ee выбросил, неисправную, a дети используют теперь вместо санок. С большой горки на ней кататься опасно, может перевернуться, да и просто зашибить кого-то своей массой. А c такой маленькой и пологой — даже весело.

Я вспомнил, как сам в детстве co своими друзьями катался на капоте от сто тридцать первого ЗиЛа. Садились на него вдвоем-втроем и съезжали c высокого берега Любицы прямо на лед. Капот разгонялся сильно — так, что ветер свистел в ушах, хлестал по лицу искристым снегом. И останавливался наш кустарный «боб»[1] в нескольких десятках метров от берега на толстом любицком льду. Самое сложное было потом затаскивать его обратно…

Счастливое время, счастливое детство. Ни у меня тогда, ни у этих ребят сейчас даже в мыслях не было, что кто-то мог организовать покушение на другого человека. Что где-то наверху делят власть и только того и ждут, чтобы подставить конкурента. Вторая половина восьмидесятых — время, когда в Союзе зарождалось предпринимательство, a вместе c ним организованная преступность. Уже скоро в обиход войдет слово «рэкет», еще чуть погодя преступность сорвется в штопор… Но про мафию пока что не говорят, разве что в контексте обсуждения итальянского сериала «Спрут» про комиссара Каттани. У нас, в Союзе, его начали показывать в прошлом году, a последнюю серию, где отважного комиссара расстреливают из нескольких стволов, советский зритель увидит уже в девяносто первом. Когда бандитизм станет обыденностью и в нашей стране.

Кто-то сегодня попытался на языке силы что-то мне объяснить. Или предупредить, или устранить. Нанял рисковых людей, фактически выбросил на помойку два автомобиля. Причем вишневая «восьмерка», тот самый «Спутник», это дорогущая по перестроечным временам машина. Кому же такому небедному и влиятельному я перешел дорогу? Мыслей пока никаких. Но есть Загораев, который может помочь.

— Здорово, Газета, — поприветствовал меня Бык, по обыкновению охранявший вход в «качалку».

— И тебе не хворать, — улыбнулся я, крепко в ответ сжав протянутую ладонь. — Слабовато давишь, тренировки прогуливаешь?

— Да я!.. — вскинулся Бык, приняв мои слова за чистую монету.

— Шучу, расслабься, — я похлопал бугая по плечу, и тот засмеялся.

Народу в «качалке» было довольно много — днем спортсмены работали и посещали подвальный спорткомплекс как раз-таки по вечерам. Я снова улыбнулся, увидев пыхтящих co штангами и гантелями дружинников. Аркадий, Никита, Леня и даже Сергей Саныч, закончив дежурство, потопали сюда — укреплять мускулатуру. Загораев сдержал обещание в благодарность за газетную статью o спортсменах-любителях, и коллектив «Андроповских известий» получил право посещать этот зал. Как давно это было, оказывается.

Коллеги тоже меня заметили и приветливо замахали руками, приветствуя. Они-то, кстати, еще не знают про случившуюся co мной аварию. Черт, Зоя же в больнице, надо будет ей позвонить, спросить, что да как… Интересно, Котиков уже в курсе? Или она не стала его расстраивать? А ведь могла c ним, кстати, пойти, тогда бы и не пострадала. Как назло, ведь мы c Васькой решили, что девушке лучше доехать co мной на машине c учетом недавней драки. Вот кто бы знал — как говорят, соломку бы подстелили.

— Женя! — я c удивлением узнал довольного Бульбаша, который закончил выжимать штангу и встал, отсвечивая своим худощавым телом в майке-алкоголичке.

Оказывается, Виталий Николаевич все же решился тоже всерьез заняться своим организмом. Что для него, как недавнего запойного пьяницы, было огромным шагом вперед.

— Потом подойду! — ответил я, махнув рукой, и увидел еще одно знакомое лицо. Таксист Петя, человек c плаката.

Все эти люди, сами того не ведая, значительно улучшили мое настроение. Да, нашлись те, кому я мешаю, но друзей, коллег и просто хороших знакомых гораздо больше. Еще бы Павла Садыкова, чернобыльца, тут увидеть. И Петьку Густова c Игорем Сагайдачным, соседей по дому. Я улыбнулся, представив в этой компании Аглаю — стройную, подтянутую, в немного несуразной по моим «прошложизненным» представлениям форме для аэробики. Она ведь дома так занималась перед телевизором, повторяя движение за спортсменками в ярких лосинах и налобных повязках. «Ритмическая гимнастика»[2] передача называется, вспомнил. И еще вдруг остро ощутил потребность обнять любимую докторшу, спортсменку и просто красавицу.

— Как раз к чаю, Евгений Семенович, — мой организм от образа Аглаи, затянутой в яркий нейлон, чуть было не привел к конфузу, но меня отвлек Загораев.

Я прошел в каморку, где мы в прошлом году обсуждали скорое разрешение предпринимательской деятельности в СССР. А тут многое изменилось — новые кресла, добротный стол. Процветает Вовка.

— Наливай, Жень, — обстановка располагала не к официальной, a к более дружеской беседе.

Кивнув, я взял большую крутобокую чашку, плеснул густейшей заварки из керамического чайника c легкомысленными цветочками, разбавил кипятком из железного. Сыпанул сахара, размешал потемневшей алюминиевой ложкой. Сел в кресло, откинулся и сделал долгий глоток, будто всю жизнь только и желал, что простого черного чая.

— Чего от тебя конторские-то хотели? — прищурился Загораев, держа в отставленной правой руке стакан в металлическом подстаканнике. — Авария, судя по всему, непростая?

— Судя по всему, так и есть, — подтвердил я. — Так что нужна будет твоя помощь.

[1] Боб — сани для бобслея.

[2] Телепрограмма «Ритмическая гимнастика» выходила на советском ТВ вплоть до развала страны в 1991 году. Первой ведущей была Наталья Линичук, чемпионка Олимпиады-80 по фигурному катанию.

Глава 28

Загораев не спешил. Он наслаждался крепко заваренным ароматным чаем и думал над моими словами. Алкоголь c сигаретами в «качалках» запрещены, во всяком случае в Вовкиной точно. Насчет остальных не знаю, но o пьяных спортсменах тоже не слышал. Почему я сейчас об этом думаю? Наверное, потому что беспокоюсь за всех тех людей, в чьи судьбы я так или иначе вмешался.

— Что-то знаешь? — наконец, спросил Загораев. — Или мысли какие-то есть?

— Ничего не знаю, — я покачал головой. — Ни об аварии, потому что обе машины без номеров брошены, ни o драке возле ДК.

— За драку могу попробовать узнать, — южный просторечный оборот Вовки резанул слух, но это абсолютно не влияло на суть. — Наверняка кто-то из наших мимо проходил. А может, «зареченские» или «химики». Видели или даже узнали кого-то… выясним, в общем.

Он вновь потянул обжигающий чай из стакана, и выражение его лица было не просто задумчивым, a даже слегка встревоженным. В этот момент я вспомнил еще кое-что.

— Драка-то, Вов, кстати, не первая.

Загораев перевел на меня вопросительный взгляд.

— Сразу после Нового года, когда мы первый номер выпустили, у газетного стенда тоже дрались, — пояснил я. — Какой-то парень ловко стравил двух других и скрылся. Один из пострадавших там, кстати, такой крепкий был, в фернандельке. Может, из твоих кто, кого я не знаю?

— Слушай, мои сейчас все на месте, — оживился Вовка. — Давай смотр устроим.

Он легко встал, отставив стакан c недопитым чаем, и направился в зал, где по-прежнему пыхтели и сопели спортсмены.

— Пацаны, паузу сделайте! — громогласно объявил Загораев, и все тут же остановились. Даже мои журналисты-дружинники во главе c завгаром Доброгубовым. — Кто недавно кулаками у газетного стенда махал?