–– Да пойди ты им навстречу. Неужели тебе так трудно нарисовать пару доярок? Чем хуже они мадонн! В конце концов, ты сам не раз говорил, что одежка – всего лишь оболочка, суть художественного полотна не в ней.
–– Ага! Представляю, как это будет выглядеть. Мадонна с бидоном молока! Или еще лучше – мадонна устанавливает доильный аппарат «елочка»! Шутишь! Да я после этого уважать себя перестану. И никогда не смогу уже написать ничего стоящего.
Однажды Наталья сообщила:
–– Девчонки на почте говорили, что РДК собирается пригласить кого-нибудь из художников для росписи холла. Сходил бы, переговорил с заведующей. Там, наверное, можно обойтись и без ненавистных тебе доярок и механизаторов.
В Доме культуры Исачева встретили настороженно. Информация о том, что он расписывает церкви, уже разошлась по всему району.
–– Вообще-то мы подали заявку в Союз художников. Но попробуйте. Может, у вас получится лучше. Только…
Заведующая замялась. Но Исачев понял ее с полуслова.
–– Не беспокойтесь. Религиозных мотивов не будет. Постараюсь предложить тему культуры в современной ее трактовке. Близкой и понятной молодежи. Ведь большинство посетителей РДК именно юноши и девушки.
Над эскизами росписи Дома культуры Александр работал с не меньшим энтузиазмом, чем над фресками для церквей. Показывал наброски Наталье. Доверяя ее вкусу, прислушивался к советам. Наконец, сообща они отобрали десяток рисунков, которые, на их взгляд, соответствовали замыслу заказчика и не содержали никаких крамольных сюжетов. Провожая, жена перекрестила его.
–– Ты что это, стала верующей? – удивился Александр.
Она грустно улыбнулась:
–– Так ведь, кроме Бога, тебе помочь некому…
Рассматривать эскизы Исачева собрались все работники Дома культуры. Александр стоял в сторонке, наблюдая за их реакцией. По несколько раз передавая рисунки из рук в руки, «эксперты» в недоумении переглядывались. Наконец, кто-то из них поинтересовался:
–– Скажите, а что это у вас тут за диковинный зверь?
Исачев подошел к столу.
–– Это не зверь, а птица. Птица феникс. Та, которая, по мифу, бросилась в огонь, чтобы сгореть и возродиться из пепла заново. Понимаете, культура – это ведь то же животворящее пламя, очищающее нас от всякого духовного шлака, возрождающее к нравственной жизни.
–– М-д-д-а… А этот мужик с пикой на коне?
–– Богатырь, стоящий на страже морали. Он готов вонзить свое копье в змея-искусителя, который пытается совратить молодежь, как это случилось с Адамом и Евой.
–– Боже упаси! Не надо нам никаких змей, адамов и ев! – запричитала одна из бдительных сотрудниц. – Пускай их в церквях изображают. Да и люди на ваших картинках какие-то неестественные, больше похожие на святых.
–– Адама и Евы здесь, как видите, нет. Они просто подразумеваются. А люди… Да, их лица просветленные. Искусство одухотворяет, нравственно обогащает даже замшелых обывателей. У Глеба Успенского есть рассказ на эту тему, который так и называется – «Выпрямила». Мне кажется, роспись Дома культуры должна быть не примитивной, а аллегорической. Пусть каждый из посетителей додумывает, что стоит за изображением. Это будит творческую мысль, что и является одной из задач подлинной культуры.
–– Ну, знаете. Так можно слишком далеко зайти! Молодежь у нас еще политически незрелая. Дай волю – до такого додумается, что потом все эти глупости из ее сознания каленым железом не выжжешь.
Поняв, что спорить бесполезно, Исачев какое-то время, по инерции, еще пытался возражать:
–– Что ж вы молодежь ни во что не ставите?! Не она ли строила Днепрогэс, Магнитку, осваивала целину? В годы войны, политически незрелые, по вашему мнению, юноши и девушки сознательно завышали себе возраст, чтобы попасть на фронт. Аркадий Гайдар в семнадцать лет полком командовал. Юрий Гагарин в 26 лет стал первым в мире космонавтом…
–– Молодой человек, не учите нас политграмоте. Люди, о которых вы рассказываете, потому и совершили свои подвиги, что не поддавались религиозному дурману, а свято верили в коммунистическую идею. Может, в церквях, которые вы расписывали, и позволительна двусмысленность, а в советском Доме культуры ее не должно быть. В общем, разочаровали вы нас, молодой человек…
По лицу мужа Наталья поняла все без слов.
–– Ну, и Бог с ними! Гениев никогда не принимали сразу. А ты, Саша, гений. В этом я не сомневаюсь. Не переживай! Как-нибудь перебьемся и без их заказа. Если понадобится, я могу взять какую-нибудь подработку. С голода не помрем.
После этой неудачи Исачев снова впал в депрессию. Жил, словно по инерции: пил, ел, спал, рисовал, выполнял какие-то поручения жены, разговаривал… Создавалось впечатление, что его мозг уснул и лишь механически реагирует на внешние раздражители. Так автомобиль с выключенным двигателем еще катится некоторое время, пока сила трения не погасит энергию движения.
В один из таких дней в мастерскую снова заглянул участковый. Местную шпану, с любопытством наблюдавшую за священнодействием Исачева, сдуло, как ветром. Милиционер, который, похоже, был слегка навеселе, с мрачным видом ходил по комнате, рассматривая картины. Возле полотен, изображавших обнаженных женщин, задерживался особенно долго, внимательно изучая каждую деталь.
–– А вот скажи, Исачев, откуда ты так хорошо баб знаешь? Небось, сотни перещупал, а?
–– Вообще-то, товарищ участковый, это не бабы, а женщины. Для того, чтобы правильно изобразить пропорции их тела, его вовсе не обязательно щупать. Конечно, каждый художник старается писать с натуры. Потому что не бывает двух одинаковых женщин, каждое женское тело уникально. Но наше общество настолько погрязло в предрассудках, что позирование обнаженным считается аморальным. Я могу представить себе вашу реакцию, если бы зайдя в дом, вы обнаружили здесь голую девушку.
–– Д-д-д-а! – крякнул милиционер. То ли от разочарования, что Исачев не доставил ему такого удовольствия, то ли под впечатлением от увиденных картин. – Значит, говоришь, рисуешь по памяти?
–– Не всегда. Если вы заметили, у большинства женщин на картинах есть черты лица моей жены. Надеюсь, рассматривать ее обнаженной мне не запрещено?
Участковый нахмурился еще больше:
–– Свою бабу, Исачев, если она значится в твоем паспорте, ты можешь рассматривать, сколько тебе угодно. И не только рассматривать. Но не надо мне лапшу на уши вешать! Есть сигналы, что сюда частенько заглядывают молодые девицы. Проверю. И если оперативная информация подтвердится, привлеку. И не только за аморалку. Я уже не раз советовал тебе трудоустроиться. Тунеядство тебе с рук не сойдет. Даю последний срок. Если за две недели не найдешь работу, подготовлю документы на привлечение тебя к суду.
–– Но я же художник. Рисовать картины – это и есть моя работа.
–– Я наводил справки. Никакой ты не художник, а богомаз. В нашей стране нет такой профессии…
Визит участкового милиционера окончательно вывел Исачева из душевного равновесия. С каждым днем он становился все более раздражительным. Мог вспылить без всякой причины, оскорбить жену, накричать на детей. Успокоившись, просил прощения, обещал исправиться. Какое-то время в семье царил мир. А затем все повторялось снова и снова. Интуитивно Наталья понимала состояние мужа. Но вывести его из сомнамбулизма, как ни старалась, не могла. В один из таких душевных срывов Александр разбушевался не на шутку – сбросил с подрамника незаконченную картину, растоптал ногами. Его лицо покрылось красными пятнами, в глазах засверкали огоньки безумия. Наталья поспешно увела детей к матери. Опасаясь худшего, позвонила в психиатрическую больницу…
Глава 5
Он попытался открыть глаза, но веки были, будто каменные. Повторил попытку. Сквозь серое марево начали проступать очертания предметов. Белые стены… Под потолком электрическая лампочка, тусклый свет которой едва освещает комнату… Кровати… Чьи-то тени… И звук, похожий на всхлипывания ребенка…
