Ожидаемое случается, Плюшевый садится напротив меня, что он хочет? Чёрт побери, то, что касается меня, у меня нет с ним никаких личных ссор. Это переломный момент, чтобы дать ему понять, что чтобы не случилось, я себя контролирую. Мне не страшно, просто моя кровь горяча и мне нужно, чтобы они поняли, что я абсолютно спокоен.

– Что хочешь, Плюшевый?

– Похититель, вы появились в моей любимой программе. Давайте поаплодируем этому ублюдку!

К чему эти чёртовы овации? Я не буду терять бдительность.

– Какой же ты сукин сын, Похититель! Гондон! Я всегда хотел, чтобы эта сексуальная негритянка взяла интервью у меня. Жалко, что сюда она приходит в штанах, эта юбка , которую она носила раньше, когда работала на телевидении…вот это тёлочка! – Говорит один заключённый.

Предполагается, что здесь нет телевидения, тогда как он посмотрел эту передачу? Наверное, надавил на какие-то свои рычаги. Но это странно, потому что я не вижу нигде телевизоров. Хотя бы из того, что я помню.

– Мне всё равно, что ты думаешь.

– Я не знаю, что она в тебе видит, кусок дебила, ты не такой опасный преступник, как я или все, кто здесь находится. Напротив, мой послужной список побольше твоего. Я могу многое рассказать.

– Спокойно, Плюшевый. Я тоже не знаю этих грёбаных причин, по которым она хочет взять у меня интервью. Сейчас я хочу мирно поесть.

– Я хочу, чтобы ты ей сказал, чтобы она взяла интервью у меня вместо тебя, а тебя забудет.

– Плюшевый, думаешь, я устанавливаю здесь правила? Или я командую остальными? Или переформулирую вопрос. Что заставляет тебя думать, что я могу делать такие вещи? Я никто, чтобы что-то требовать. Я буду продолжать есть, тебе тоже лучше это сделать.

И вот так я чувствую, как еда мне падает на лицо для провокации. Эти чёртовы дикари, всегда стараются отмерить силу и поддержать здесь уважение к себе. Это не застало меня врасплох, а вот когда я уже снимал еду с глаз, чтобы показать им, почему не нужно связываться с изолированным заключённым трое обиженных (Иосиф, Робин и Улисес) уже отчаянно били меня спереди. В глубине я слышу голоса “дайте этому ублюдку”. Предполагаю, что да, это я. Хорошо, хотя бы с одним повреждением каждый уйдёт отсюда. Вот подходит Плюшевый, это будет легко, я беру его за предплечье, кладу на свою спину и падаю своим весом прямо на край стола, ушиб запястья. Теперь ты, Улисес, удар правой в горло, схватываю его руку перед тем, как он её уберёт, два вывихнутых пальца. Как тяжело бьёт Робин! Его удар не раскачивает меня, удар ногой по гениталиям, их четверо против одного, так что всё идёт в ход. Я разбил ему нос снова, малышка. Иосеф отступает, трус, делает знак, чтобы другие два атаковали, удар правой Робина не оставил меня стоять на ногах, они трое завалили меня на пол ударами, я источаю запах крови. Перед тем, как закрыть глаза, я вижу, как охрана отгоняет их от меня. Я чувствую, что это было сделано преднамеренно, потому что они бездействовали, когда мы начали повышать голос.

Опять чёртов белый свет, я похож на вампира, который его ненавидит. Я вижу медсестру, которая собирается мне что-то вколоть. Похититель спрашивает медсестру.

– Что… что это?

– Восстанавливающее, Похититель…

– Ты единственная женщина, которая работает здесь? Почему?

– Занимайся своими делами, а я займусь своими.

Это женщина, которая выглядит молодой и грубой. Вскоре, я слышу приближающиеся шаги, поворачиваюсь посмотреть, это Фонсека.

– Пришёл наш частый посетитель ни больше, ни меньше четырнадцать семнадцать … Спокойно, не двигайтесь, у вас по два сломанных ребра с каждой стороны. Я уже попросил, чтобы вас хорошо покормили, чтобы компенсировать то, что случилось.

– Компенсировать?

– Конечно! Ортега меня проинформировал, что вы не смогли поесть с другими.

– Кажется так.

– Сегодня вы поедите что-то достойное, поэтому вы должны меня благодарить.

– Ах, вот оно что? Мне нужно каждый день идти туда ссориться с Плюшевым, чтобы поесть, хоть и достойно?

– Приятного аппетита!

Меня радует видеть хорошую порцию еду, но меня ужасают намерения, с какими мне её предоставляют. Кажется вкуснейшим блюдом перед смертью. По крайней мере, они узнают, что я не способен защитить себя. Но я не понимаю, зачем меня пустили есть с остальными, зная, что я одиночный преступник без банды, моя изоляция была бессрочной. Разве что если мне повысили меру пресечения, это невозможно, потому что меня не направили в другую камеру. Я знаю протокол, я уже провёл достаточно времени здесь, чтобы понять шаги, которые предпринимают в тюрьме. Другие дикари этого не анализируют, но видя язык тела доктора, кажется, что он знает больше, чем говорит. Его голос очень нетороплив, спокойный, вызывает доверие, но этим разговором он меня не разубедит. Что-то плохо. Если я попытаюсь спросить у него, он заметит моё подозрение, поэтому я смирюсь с так называемой “компенсацией”.

– ¿Знаете кое-что, четырнадцать семнадцать? Жизнь очень коротка, а здесь есть время с лихвой, чтобы быть окруженным отбросами, которые не знают, что потеряли.

– Я один из них.

– К несчастью, да. Очень жаль, что один из моих коллег закрыт здесь.

– Но вы знаете, доктор Фонсека. Есть многие другие. Подпольные акушеры, халатные доктора, отравители, сторонники эвтаназии, извращенцы, которые шантажировали стажёров университета. Это печально, что у многих есть достаточно контактов, чтобы обойти законы. Некоторые остаются здесь, но таких, как я очень-очень мало. Так что не надо мне рассказывать о нравственности доблестной профессии. Имеющийся у меня диплом не освобождает меня от моих грехов, по крайней мере, у меня благоразумное сердце. Раздражает слушать вас, коллега, который относится к медицине с такой доблестью, когда многие там снаружи управляют ей по своему усмотрению после торжественной клятвы использовать её по назначению.

– Считайте фактом, что вы осквернили репутацию врачей. После утомительного поиска и поимки вас полицией, люди запаниковали, и никто не приходил на консультацию к врачам без сопровождающего: пожилые люди, пациенты с особыми нуждами, дети и молодые люди боятся врачей и с этого момента инфраструктуры были переполнены. Полиция в больницах и центрах здоровья хотели восстановить доверие, предлагая безопасность, но паранойя населения не уменьшается, а даёт противоположный эффект. Это ущерб, нанесенный вами.

– Понимаю! И это было причиной, по которой вы отправили меня на линчевание? Ха-ха-ха! Как понять человеческое существо? Если вы хотели мести, вы знали, что я могу быть вашим подопытным кроликом в отношении яда. Я уже устал от этого дерьмового мира.

– Ни имею ни малейшего понятия о чём вы говорите, четырнадцать семнадцать. Мы с моей медсестрой работаем в полной мере в этом месте.

– Да ладно, доктор! Не притворяйтесь. Вы попросили Ортегу и его сообщников отвести меня в столовую, чтобы эти негодяи меня линчевали.

– Нет, сеньор. У меня нет полномочий отдавать такой приказ. Это не в моей юрисдикции. Я не могу отправить того, кто у меня просит флуоксетин на убой. Он может спровоцировать других, чтобы его убили. Хотя я вас упрекаю, у меня нет достаточной власти, чтобы отправить вас туда, где вам навредят. Также это против моих принципов.

Он хмурится, и я вижу удивление в его взгляде, его руки не в закрытой позе, его тело не старается избежать спора, его глаза смотрят на меня пристально. Он говорит правду. Но есть вещи, которые не сходятся.

– Что вы скажете об использованном слове?

– Каком?

– Компенсация.

– Ортега мне сказал следующее: “постарайтесь, чтобы он выглядел презентабельно, ему подадут хороший обед в компенсацию за случившееся”. Тогда я подумал, что должен вам об этом сказать.

– Проклятый Ортега!

– Когда случаются такие вещи, это не хорошо. Я слышу шаги.… Это они. Я попрошу, чтобы вас оставили здесь под наблюдением и вы мне расскажете детали. Согласны?

– Да.

Кто бы мог подумать, что у доктора Фонсека было намерение помочь четырнадцать семнадцати? Я подозреваю, что Ортега что-то замышляет. Я думаю, что я его недооценил. Какая лучшая причина, чтобы пустить меня к другим заключённым? Если я всё время ему досаждаю. Он захотел опосредованно отомстить. И у него это прекрасно получилось. Я слышу, как Фонсека пытается договориться с охранниками в дверях, но Ортега и другие не обращают на него внимание. Я могу читать по губам этого дебила, который говорит: “это приказ сверху”. Засунь себе эту ложь туда, где тебя не касается солнце. Ублюдок. Ортега приходит отвести меня в камеру.