Всякий раз мама неизменно повторяла:
– Сейчас , Вася, подожди, какой же ты тяжелый !
Но он отпускал ее только после наполнения едой его миски. Потом жадно ел, сердито при этом ворча. Кот был всеядный, ел все подряд даже печенье со сгущенным молоком, но больше всего обожал мясо в любом виде, но больше в сыром.
Я порой его звал на кухню не " Вася-Вася", а "Мясо-Мясо" и он на этот призыв так же летел стремглав как и на свое настоящее имя.
Как-то ко мне пришел мой одноклассник, Юра Рыкин, с которым мы договорились поиграть в шахматы. Пришел с большим опозданием, и когда я спросил его, что случилось он мне поведал занятную историю:
– Поднимаюсь к тебе на этаж, а возле вашей квартиры сидит Васька. Только я сделал шаг по направлению к твоей двери, как он поднял лапу и сердито зашипел. Я отступил назад, Он сразу успокоился и начал жалобно мяукать, видно просился домой. Я опять попробовал подойти, кот тут же перестал мяукать и опять сердито на меня зашипел да еще и хвостом стал нервно махать из стороны в сторону.
Пришлось мне уйти и прийти позднее. Тут из кухни пришел Васька и дружески приласкался к моему приятелю, он видел, что мы по-доброму играем на полу в шахматы, значит никакой опасности ни мне ни ему нет. В знак своего хорошего расположения к нам, он лапкой смахнул с шахматной доски мою пешку и погнал её куда-то в угол комнаты.
Однажды родители ушли в кино, а я решил поужинать. На ужин были мамины котлеты, обожаемые мной, макароны и кислая капуста, тоже маминого засола.
Нам в полярную ночь зимой очень не хватало витаминов, поэтому квашеная капуста всегда шла на ура и за обедом и за ужином. Я навалил себе в тарелку целую гору макарон, сверху положил две здоровых котлетины, а рядом поставил большую миску хрустящей квашеной капусты с репчатым луком и брусникой.
И когда я в предвкушении чудесного ужина уселся за стол, вдруг в большой комнате зазвонил телефон. Страшно не довольный этим звонком я метнулся с кухни к телефону. Звонок был не важный – соседу Кольке недавно установили телефон и он хотел просто поболтать. Я деликатно, но быстро свернул эту "лавочку" с никчемным разговором и мухой лечу на кухню. Подбегаю к столу и на мгновенье цепенею: миска с капустой – на месте, тарелка с макаронами – тоже, но сверху макарон отсутствовали котлеты, при чем обе.
Не веря своим глазам я заглянул под стол – там тоже не было ничего. Совершенно сбитый с толку, я бессмысленным взглядом окинул всю кухню и внезапно взглядом уперся в кота, который сидел в коридоре прямо возле открытой кухонной двери и как ни в чем не бывало с наслаждением облизывался до ушей и умывался.
И тут я все понял. Этот ненасытный котище, пока я пять минут говорил по телефону, сожрал обе моих котлеты и не подавился. Очевидно, он тоже любил мамины котлеты!
Васька, конечно, был здоровенным котом, но даже для него это было слишком.
– Ах ты гад,– заорал я, хватая кухонное полотенце.
Не испытывая судьбу, котяра дал деру. Забыв про еду, я гонялся за ним с кухонным полотенцем по всей квартире и наконец загнал его в угол.
Признав поражение и осознав свою вину, Васька упал на спину и поднял лапы к верху- он сдавался.
– Лежачих не бьют!– мявкнул он.
– То-то же,– сказал я.
Ну и как, скажите мне, пожалуйста, после этого можно было на него злится?
Я ласково потрепал его за белый пузик, а он, в знак примирения, лизнул мне палец.
Мой папа.
Мой папа, Алексей Петрович Страгин, сначала работал мастером открытых работ на горном руднике. Работа была посменная: то в утро то в вечер, а то и в ночь. Если работа была в первую смену, то он должен был вставать в четыре часа утра и это в полярную ночь. Как рассказывала мама, после продолжительного звонка будильника, папа сползал с кровати, садился на пол и продолжал спать, сидя на полу возле кровати, пока мама готовила завтрак.
Мы спали в одной комнате, но я никогда не слышал, как звонил папин будильник, так как всегда дрыхнул "без задних ног".
Когда мы пошли в школу, то на первых уроках, за частую, тоже спали за партами, облокотившись на руку или спали прямо с открытыми глазами, вроде как смотрели на классную доску, но при этом ничего не видели и не слышали. Учителя понимали наше состояние в полярную ночь и очень деликатно проводили утренние уроки первой смены.
Помню, как-то на зимних каникулах, уже в старших классах, я зачитался книгой до полуночи. На следующий день меня разбудил телефон. За окном светало. Звонила мама с работы и страшно удивилась, что я еще сплю— на часах было два часа дня, а за окном был не рассвет, а голубые сумерки. Я проспал четырнадцать часов и спал бы еще, если бы мама меня не разбудила телефонным звонком.
Вот такие они сонливые полярные ночи.
После ночной смены, утром, придя домой, папа ложился спать и спал до обеда. Пока сестра Настя была маленькой, мама не работала и мы все вместе были дома. Мы старались не входить в комнату, где спал папа, хотя и мне и особенно маленькой Насте очень хотелось с ним пообщаться.
У нас дома была игра – набрось кольцо на деревянный столбик. Как сейчас помню, что столбик был зеленого цвета, а острый его кончик – красного. Размером столбик был сантиметров двадцать пять -тридцать.
Пока мама возилась на кухне, Наська все-таки пробралась в комнату к папе и ангельским голосом стала звать:
– Папа, вставай, папа, вставай, – я вошел в комнату вслед за ней и с интересом наблюдал, что же будет дальше.
Папа сладко спал, подложив под левую щеку обе ладошки. Настя, забыв на время о папе, увидела кольца и палку для игры «Набрось кольцо», лежащие возле дивана. Поковырявшись с кольцами, она машинально взяла палку в свою ручку и опять подошла к отцу:
– Папа, вставай, папа вставай,– и неожиданно, со всего маху треснула его по лбу зеленой деревяшкой. Папа подскочил, как ужаленный, сел на диване и непонимающем, сонным взглядом посмотрел на Наську, почесал лоб и, наконец отойдя ото сна спросил:
– Доча! Зачем ты папу стукнула, папе больно !
– А почему ты так долго спал?– ответила она, готовясь заплакать.
Тут прибежала мама, схватила Настю на ручки, та наконец заревела, за тем подлетел папа, начал ее целовать-успокаивать.
Короче они начали вдвоем с мамой возиться с сестрой, а на меня никто не обращал внимания, хотя я тоже ждал, чтобы папа меня заметил.
Всеми забытый и обиженный, я выскользнул за дверь у побежал во двор.
Мама, как и многие женщины нашего дома в те времена, не работала – была домохозяйкой. Она плохо переносила Север, особенно полярные ночи, была худенькой и часто болела. С появлением сестры-Насти она как ни странно, воспрянула духом – стала меньше болеть, слегка поправилась, но забот стало больше.
Надо сказать, что в те годы в Руднегорске с определенными продуктами были проблемы: так молоко было по карточкам, по-моему, литр в неделю на дошкольника, яйца привозили два-три раза в год и всякий раз надо было стоять в очереди чуть ли не целый день. Давали по сто штук на человека. Люди стояли целыми семьями, чтобы купить максимальное количество. Папа был на работе, но на маму, меня и Наську полагалось аж три сотни яиц и мы их, естественно, выкупали в полном объеме.
И какое это было счастье съесть на завтрак ароматную глазунью, как в прочем, и на ужин. Правда, мама строго следила, чтобы я в день съедал не больше двух яиц, но не всегда на этот счет она могла меня проконтролировать.
Когда зимой, часов в десять-пол одиннадцатого вечера, с мороза, весь в снегу я приходил домой с гулянья, то готов был съесть слона и кота Ваську в придачу. Но Ваську я любил, да и кошатина мне не по вкусу, зато на ужин мог съесть яичницу из четырех яиц, пол банки печени трески (уж очень я ее любил) да еще пару здоровенных вареных картошин.