Борьба за переосмысление национальной культуры после империи ведется в Великобритании уже несколько поколений. Чтобы извлечь из нее уроки, мы можем обратиться к выдающемуся труду по истории культуры, созданному в 1960-х и 1970-х годах британскими новыми левыми. Я думаю о британских историках того времени - особенно о Стюарте Холле, Томе Нэрне, Перри Андерсоне, Рафаэле Сэмюэле, Эрике Хобсбауме, Э. П. Томпсоне, и Раймонд Уильямс - как интеллектуальные "первые ответчики" на сокращение британского могущества. Они разработали подлинную теорию национального упадка. Их синтез политики и культуры дает нам наиболее комплексный подход как к фактическому упадку, так и к ностальгии по сверхдержаве (declin-ism) в современных США.
Достижения британских новых левых были обусловлены неотложным и коллективным чувством миссии. Они хотели понять смысл правого политического дрейфа Великобритании, разобраться в последствиях ее индустриального, имперского прошлого и наметить условия для более демократического, справедливого и безопасного будущего. Для тех из нас, кто сегодня работает в американских СМИ и институтах, та же самая срочная миссия заявила о себе. Культурный анализ и исторические войны имеют значение для гражданской и политической жизни США, которые сейчас переживают свой собственный момент "осени системы". В этом утверждении заложены две ключевые предпосылки: (1) культура имеет значение и (2) культурная история Великобритании 1970-х годов имеет отношение к нынешнему состоянию и будущим перспективам американского упадка. Давайте рассмотрим каждую предпосылку по очереди.
Стюарт Холл о культуре Великобритании после империи:
Культура старой империи - это империалистическая культура, но это не все, чем она является, и это не обязательно единственные идеи, на основе которых можно придумать будущее для британского народа. Империализм продолжает жить, но он не печатается в английском гене.
Холл писал, что необходимо, чтобы "современные мысли" вытеснили империалистическую ностальгию. Но чтобы разрушить старую джингоистскую привлекательность британского величия, эти современные мысли, эти лучшие идеи должны были "захватить народное воображение, вгрызться в реальный опыт людей". Принцип Холла лежит в основе этой книги. Борьба за историю имеет значение, а хорошие идеи могут развеять нездоровую ностальгию по сверхдержавам. Возможно, самое важное, что "новые левые" хотят сказать американцам 2020-х годов, - это то, что политика национального величия не является естественной или постоянной. Для ее создания потребовались организованные усилия, и поэтому она подвержена изменениям. "Идейно-логические трансформации, - писал Холл, - не происходят по волшебству" (47).
Холл сам наблюдал, как успешно Британия продавала свой имперский проект рабочему классу и представителям низшего среднего класса в конце викторианской эпохи. Джингоистские элиты, используя новые средства массовой информации того времени, подталкивали народ к концепциям британской судьбы для правящего класса. Они перекачивали классовый антагонизм в эмоциональную, патриотическую поддержку короны, империи и армии. Героический язык имперской романтики и приключений приучал элиту и неэлиту к славе британского величия. Возникновение такого национализма способствовало тому, что Том Нэрн называет "политическим крещением" рабочего класса (31). Он действовал через классовые и региональные границы, даже после двух мировых войн и имперских сумерек. Многие избиратели Brexit никогда не переставали представлять себе утраченный идеал Великой Британии.
В США политическое крещение неэлиты для выполнения гегемонистской миссии произошло в период между 1920 и 1960 годами. Массовая культура в эти критические годы проложила путь к патриотической политике, построенной на военной доблести США, массовом распространении грамотности и образа жизни, фобиях "красного устрашения" и "Джима Кроу", а также коммерческом успехе по всему миру. К середине века антикоммунизм породил скоординированные идеологические усилия по сплочению. Элита привлекала политические устремления избирателей из рабочего и среднего классов к делу американского превосходства, представляя экспорт американского потребительского капитализма как тройной дар священной свободы, истинной демократии и всеобщего процветания. Голливудская студийная система подхватила сюжеты приключенческих жанров поздневикторианской эпохи, адаптировав их к мировоззрению о превосходстве и глобальной центральности США. Конечно, многие американцы так и не купились на эту версию национального величия. Многие так и не почувствовали себя причастными к версии "холодной войны" о "судьбе-манифестации". Но многие поверили. И многие до сих пор верят в исключительное величие Америки, превосходящее все остальные страны. Я думаю, что значительное большинство приучено принимать ортодоксальное видение безграничного роста и вечно зеленого превосходства Америки. Но история Холла напоминает нам, что патриотизм, каким бы глубоким он ни был, можно изменить в прошлом. Их можно изменить и в будущем.
Я выдвигаю два аргумента в пользу англо-американского упадка, один из которых более привычен, чем другой. Они не исключают друг друга, и каждый из них поучителен. Знакомый аргумент заключается в том, что англо-американские державы и Запад в целом переживают с 1970-х годов схожие процессы промышленного сжатия, расшатывания социального согласия и разрушения послевоенного государства всеобщего благосостояния. С этой точки зрения, история движется примерно параллельно по всему Атлантическому океану. Беспорядочные 1970-е годы уступили место тандему Рейгана и Тэтчер и росту Вашингтонского консенсуса. Эпохи Клинтона-Блэра, Буша-Кэмерона и Трампа-Джонсона или Трампа-Брексита представляют собой короткие параллельные циклы, построенные на фоне более медленной и глубокой кривой длинного спада Роберта Бреннера. Упадочные и тоскливые 1970-е годы переживались в прямом тандеме, и каждый из них привел к появлению значительной интеллектуальной формации под названием "Новые левые" как в Великобритании, так и в США. Оба движения выступали против традиционной социальной иерархии и противостояли "новому правому" мышлению таких деятелей, как Энох Пауэлл и Маргарет Тэтчер в Великобритании, Барри Голдуотер и Рональд Рейган в США.
Но с другой точки зрения, Великобритания и США пережили утрату превосходства в смещенном тандеме. Перед ними стоят сопоставимые задачи по превращению в бывших гегемонов, но они сталкиваются с этими задачами в совершенно разных обстоятельствах, разворачивающихся с разницей в пятьдесят-сто лет. С этой точки зрения политика Великобритании после Второй мировой войны и культура скорее предвосхищают, чем совпадают с современной политикой и культурой США. Эта гипотеза противоречит привычному мнению, позиционируя Трампа, а не Ри-гана, как американскую Тэтчер. Сравнение Тэтчер и Трампа - это не прямое утверждение о личности или даже политике. Это утверждение о социальных кризисах, которые привели к решительному повороту вправо во внутренней политике. Как и Тэтчер, Трамп знаменует собой распад национального консенсуса и глобального доверия - то, что предшествовало и пережило ее администрацию. Администрация Трампа, как и администрация Тэтчер, отражала и усугубляла классовые, расовые, региональные и идеологические противоречия в обществе. Трамп управлял страной, руководствуясь принципами доминирования и разделения, а его базой стало белое меньшинство.
В отличие от Тэтчер и Трампа, Рейган был более гегемонистским лидером. Его президентство получило поддержку в самых разных регионах и классах. Правый крен эпох Никсона и Рейгана был не столь радикален, как правый крен Трампизма, что свидетельствует об истончении, растяжении, безнадежной удаленности избирателей Трампа от славных дней американского величия. Обычно успех Рейгана среди избирателей из рабочего класса в США объясняется проблемами кошелька или ценностными конфликтами (в первую очередь, оружие и аборты). Рейгановская версия американского консерватизма преуспела в перетягивании белых из рабочего класса вправо, но она также оказала гравитационную силу на городскую и либеральную элиту, которая затем с готовностью поддержала политику Клинтона в отношении преступности и социального обеспечения.