– Значит, Пикассо согласился? – встрепенулась Мися. Ее секрет был в том, что она сама уговорила художника участвовать.

– Еще зимой, – кивнул Дягилев. – Но сперва сделал ерунду, хотел просто повторить старое. Я решительно не позволил, со мной такие штучки не проходят! На той неделе в Париже он покажет мне новые эскизы.

Мясин дополнял заметки в тетради, рисовал небольшие схемы, обозначая точками и стрелками передвижение танцоров, записывал подходящие па.

Черты лица Мясина были правильными и мелкими, уши торчали, круглые глаза смотрели не мигая, что делало его похожим на совенка. Но когда он обдумывал идеи или слушал замечания Дягилева, на его губах появлялась живая улыбка, лицо становилось очень привлекательным.

– Ты такой красивый, Лёля, – сонно пробормотала мадам Серт и снова прикрыла глаза.

Стравинский пришел в разгар работы и, поцеловав руку Мисе, нежно и почтительно ее приобнял. Затем он сменил Дягилева за роялем. Сергей Павлович свободно расположился в кресле и, по-прежнему не спуская глаз с Мясина, комментировал мизансцены и рисунок танца. Леонид последовательно показывал партию каждого персонажа, так что Стравинскому приходилось повторять один и тот же музыкальный фрагмент несколько раз; он не роптал – наоборот, казалось, повторы его вдохновляли, композитор вносил исправления прямо в партитуру.

Репетиция не прервалась, даже когда явился Василий с бритвенными принадлежностями на серебряном подносе. Слуга обвил шею Сергея Павловича белой салфеткой и молча побрил ему щеки, оставив лишь тонкие крашеные усики, потом налил себе на ладони духи «Митцуко» и натер ими шею и затылок хозяина.

Работали до вечера, затем зашли Серт с худой брюнеткой – и все отправились обедать.

В кафе «Араньо», известном месте встреч художников и писателей, пахло кофе и жареным мясом. Народу было много, но в небольшом третьем зале стоял лишь один нарядно сервированный стол. Компания сразу направилась туда. Из-за стола навстречу пришедшим поднялся веселый бородач.

– Знакомьтесь, это мадам Серт. А это Михаил Семенов, наш ангел-хранитель, – представил бородатого человека Дягилев.

– Поклонник и скромный помощник гениального Дягилева в Риме, – поклонился Семенов.

За ужином Дягилев продолжал обсуждать с Мясиным хореографию «Пульчинеллы». Стравинский сел между антрепренером и Мисей, по правую руку от нее два стула занял огромный Серт. Рядом с художником села миниатюрная женщина в белой шляпке-чалме, похожая на веселого мальчика, та самая, что гуляла с Сертом по Риму; она застенчиво улыбалась и все время курила.

– Бенито передает тебе привет, – сказал Михаил Семенов импресарио. – Он не знал, сможет ли присоединиться к нам сегодня, но до твоего отъезда обязательно хотел бы увидеться. Или, может быть, заглянешь завтра к Маргерите?

– Завтра проводим первую репетицию, пройдемся по готовым сценам, – пожал плечами Дягилев. – Никак не успею. Пожалуйста, скажи им, что я очень хотел бы увидеться, но не смогу.

С Бенито Муссолини и его любовницей, Маргеритой Сарфатти, Дягилев был знаком с 1911 года. Во время первых гастролей «Русского балета» в Риме Муссолини писал восторженные рецензии на спектакли русских в самой популярной газете Италии – «Аванти».

– Да, и еще Бенито спрашивал, хорошо ли труппа устроена здесь, но я его заверил, что все в порядке.

– Неплохо, в том числе благодаря тебе, мой прекрасный друг, – Дягилев похлопал Семенова по спине.

Михаил Семенов переехал в Рим из Москвы еще до войны. Каждый приезд Дягилева был для него и праздником, и испытанием; Семенов не только бывал на всех представлениях, был допущен на репетиции, чем очень гордился, но и помогал решать проблемы, которые сопровождают жизнь неприкаянных людей, артистов балетной труппы. То не всем хватило места в удобной гостинице, то возникла драка из ревности – и вот побиты все стекла в ресторане, или ограбили балерину на улице, она от расстройства не может танцевать; Семенов помогал, чем мог.

Сначала пили шампанское, ели сыры, домашнюю ветчину, клубнику и черешню. Серт рассказывал Семенову о последней поездке по Италии, они поговорили о Венеции, сравнивая Тициана и Веронезе. Сергей Павлович что-то тихо объяснял Мясину и время от времени чертил в его блокноте. Мися сыпала шуточками про «надоевших допотопных» художников в итальянских музеях.

Спустя полчаса перед каждым поставили по глиняному горшочку с горячим – тушенное в вине мясо с запахом розмарина и горных трав. К горячему подали прошлогоднее домашнее вино, пюре из каштанов и зеленый салат.

Дягилев, задумавшись, энергично орудовал вилкой; он ел быстро и проглатывал куски, почти не разжевывая. Мясин бросал неприязненные взгляды на ошметки еды, вылетавшие из горшочка Сергея Павловича.

– Газеты пишут – Муссолини становится известным? – обратился Стравинский к Семенову.

– Да, все рады, что появился человек, которому не наплевать на Италию и итальянцев. У Муссолини будет своя партия, и тогда он наверняка, и очень быстро, сможет попасть в парламент.

– Что один человек может сделать в итальянском парламенте, где все громко кричат? – усомнился Серт. Он, как и Дягилев, быстро и с удовольствием съел свою порцию баранины и заказал себе еще.

– После войны многие поддерживают Муссолини. Маргерита мне рассказывала, что, когда он этой зимой ездил по стране и выступал перед простыми крестьянами, люди принимали его восторженно. Бенито выступает перед публикой очень хорошо, не хуже, чем пишет статьи, уверяю вас! Он ведь из простой семьи, а это тоже вызывает доверие людей. Именно после этой поездки Бенито задумал организовать собственную партию, «Итальянский союз борьбы». Он создаст партию простых итальянцев, – объяснял Семенов. – Вот увидите, в парламенте с Муссолини будут считаться.

– Не могу слышать это всё – парламент, партия! Гадость какая-то, – скривилась Мися. – Давайте лучше о новом балете… Лёля, расскажи нам… – Но, быстро взглянув на злое лицо Мясина, она осеклась, замолчала. – А! Серж, Игорь! Серж, слышишь меня? Хочу вам представить будущую знаменитость, ага, – Габриэль Шанель! Или просто Коко. Она шьет модную одежду для дам!

Брюнетка, подруга Миси и Серта, за все время выпила лишь полбокала шампанского и съела кусок овечьего сыра. Жесткие завитки ее каштановых волос выбивались из-под шляпы-чалмы, брови были густыми, почти срослись на переносице. Посадка головы у нее была горделивая и задорная.

– Вы из Парижа, мадам? – вежливо поинтересовался Семенов.

– Мадемуазель Габриэль-Бонэр-Шанель, вот так, – подсказала Мися, не к месту расхохотавшись.

– Да, в основном работаю в Париже. В Довиле у меня тоже есть магазин. Еще в Биаррице, – Шанель взяла папиросу из изящного портсигара, Стравинский поднес ей горящую спичку.

– Серж, когда-нибудь Коко сделает костюмы для твоих балетов, – громко объявила Мися.

Дягилев поправил монокль и, треугольником подняв брови, серьезно уставился на модистку.

– Ну, не знаю, – неуверенно пробормотала Коко, словно торопясь предвосхитить отказ.

– Между прочим, – Мися нисколько не смутилась молчанием Сергея Павловича, – я считаю, у вас много общего. И Коко, и ты, Серж, пытаетесь поймать ветер, запечатлеть призрачный иероглиф времени! Как на рисовой бумаге, еле видный всем знак… – Мися потрясла кистями рук, изображая подобие танца. – В общем, вы его проявляете.

– Поведайте, пожалуйста, какие будут новые постановки, Сергей Павлович? Чего ожидать публике в качестве такого знака времени? – Семенов поменял тему, понимая, что Дягилев может обидеть подругу Миси. Если уж он был способен оскорбить великого Пикассо и задиристого Сати, что говорить о маленькой портнихе?

– Нужны деньги на новую постановку «Весны». – Дягилев вдруг обнаружил, что съел горячее. Внимательно осмотрев и тщательно почистив стенки керамического горшочка, он поднял руку и попросил у официанта еще порцию. – Пока мы сидели в Лондоне, я понял, что «Весна» сейчас, спустя семь лет, снова может иметь успех. Но теперь еще и наш Лёля может ее поставить по-новому! – Дягилев повернулся к Мясину, словно ожидая похвалы за щедрое предложение.