Маски озадаченно повел мордой, отчего колыхнулось все его могучее тело, а задние лапы скребнули когтями пол. Когти были одеты в защитные капсулы и украшены гравировкой в виде боевых кораблей. Двенадцать когтей – двенадцать рисунков.

Главнокомандующий Лерра-Лер-Лии сидел, опираясь на изогнутый длинный хвост, выпятив желто-зеленое, в узорах высоких наград, чешуйчатое брюхо. Каждый корабль, изображенный на защитном колпачке его когтя, по огневой мощи едва ли не превосходил любой из хваленых флотов Цеуссы. Однако главкома смутили слова о бессмертии цеусских флотоводцев и воинов. Что это – фигура речи? Или отчаявшиеся пленники ненароком выболтали бесценную информацию, которую проморгала разведка? Маски доверял разведчикам, но и услышанное от цеуссов взял на заметку.

В черноте, где недавно сверкал зелеными сполохами цеусский крейсер, зародилась полоска розоватого света. Стремительно набрав яркость, она разрослась в восход солнца на Шшиханнушше. Над горизонтом взметнулись красно-желтые облака, похожие на дымные султаны от далеких пожаров. Облака распушились, побежали по небу легкими перьями, прикрывая всплывающее солнце, умеряя его сияние. Потоки жемчужного, розового и золотистого света пролились на каменистую пустыню, и она засверкала сростками разноцветных кристаллов. Коричневые завитки скудных трав отбросили изысканные тени. Над пустыней появился мираж: иссиня-зеленое озеро с чистыми песками по берегам – редкая драгоценность шшиханнушшской пустыни.

Из темноты вереницей выбежали шшиханнушши – белесые многоножки, обитатели глубоких подземелий. В богатом многоцветье восхода их тела казались сделанными из перламутра, каждый сегмент источал собственный нежный свет. Длинные усы были уныло опущены, подслеповатые глаза подернулись дымкой.

Вереница шшиханнушшей остановилась. Пленники разом вскинулись и застыли изогнутыми крючками с бахромой тонких ножек, усеянных капельками яда. Немного не в лад, шшиханнушши застонали, запели:

– Ты обратил в прах, о Маски, прекраснейшую планету, на чью красоту глаза твои недостойны взглянуть, о невежественный вояка, поправший гармонию мира. Ты уничтожил несравненный Шшиханнушш, и погасло животворное око галактики, в котором черпала вдохновение наша Вселенная. Нет прощения злодеянию столь чудовищному, что жалкими словами описать его невозможно. Горе тебе, о жестокосердный Маски! Да не узнаешь покоя ты ни в день славы, ни в годину невзгоды. Да не будет мира в душах потомков твоих, ибо им суждено нести позор твой на спинах своих до скончания века.

Потускнел, выцветая, мираж, начал гаснуть свет восходящего солнца. Белесые шшиханнушши мелко дергали ножками, роняли с них капли яда, тянули свой плач о погибшей планете.

Главнокомандующий Лерра-Лер-Лии остался доволен. Узор наград на объемистом брюхе заблестел ярче: окрашенные чешуйки его брони слегка повернулись и отразили свет под другим углом. Морда с водянистыми шарами выкаченных глаз потянулась к гостю.

– Господин Шоу, что скажете? – спросил Маски на общегалакте.

Военный атташе на Лерра-Лер-Лие, суровый кеннец Шоу поставил торчком усики на голове и сменил цвет фасеточных глаз с красного на оранжевый. Прозрачные крылья жестко скрипнули, когда Шоу приподнялся на гостевом ложе, выказывая уважение главнокомандующему.

– С вашего позволения, господин Маски, я бы посмотрел, что там дальше, – ответил он на общегалактическом с чрезвычайной учтивостью, свойственной обитателям Кенна. А про себя добавил на языке, который ему особенно нравился: «Чтоб ты сдох, индюк надутый!»

Шоу понятия не имел, что такое индюк и как его надувают, но звучало красиво.

Военному атташе было от чего ругаться. Цивилизация Лерра-Лер-Лии – мощная, воинственная и успешная, уже захватившая половину галактики (если быть честным, ее бóльшую половину). Лерра-лер-лийцы едва не сожрали и его родной Кенн; счастье, что удалось заключить договор о союзничестве. Неизвестно, что это было: то ли недосмотр и халатность чиновников Лерра-Лер-Лии, то ли исключительная ловкость кеннских дипломатов, то ли просто случилось чудо.

А нынче Шоу порядком встревожила затея главнокомандующего с представлением планет. Кажется, неуемная Лерра-Лер-Лия вновь распахнула свою жадную пасть и готовится проглотить очередной жирный кусок. И ведь не подавится, вот что печально.

К тому же атташе полагал, что офицеру не пристало глумиться над пленниками. Для чего, спрашивается, главкому этот спектакль? Самолюбие потешить? Или Маски хочет лучше понять психологию возможного противника?

Прозрачная переборка отделяла «зрительскую ложу» от превращенного в театральную сцену ангара. Во тьме за переборкой сменились декорации. Засветился символ Айрена – ниспадающие фиолетовые лепестки цветка-водопадника. Лепестки колыхались, струились, поблескивали – точь-в-точь водопад, окутанный лиловыми сумерками и обласканный светом луны. Перед цветком закружили серебристые облачка – обитатели не участвующей в космических войнах, беззащитной планеты. С неожиданной силой грянули гневные голоса айренцев, обрушили на голову Маски самые страшные проклятья, какие только нашлись в языке галактического общения.

Главнокомандующий слушал, прикрыв складчатыми веками выпученные глаза. Он блаженно покачивался на своем упругом хвосте, и задние лапы елозили туда-сюда, скребли когтями пол. Защитные капсулы с рисунками боевых кораблей на когтях надоедно скрипели, и в этом скрипе угадывался победный марш завоевателей.

Гвардейцы охраны застыли позади Маски с Шоу. Военный атташе явственно различал их отражения в переборке, за которой шло представление. Главкома охраняли не могучие лерра-лер-лийцы, как можно было бы ожидать, а невысокие, поджарые ниттинаты.

Наемники часто оказываются надежней своих: недругам высокопоставленного лица гораздо проще сговориться с представителями собственной расы, чем с чужаками. Свои подоверчивей, пожаднее. Да и семьи их здесь же, под боком; найдется, чем припугнуть бравых воинов, если желаешь склонить их к предательству. К чужаку подступиться сложнее. Тем более – к надменному и злому ниттинату. А к их женщинам и подавно с «деловыми» предложениями не подкатишь.

Шоу мысленно усмехнулся. Ниттинаты – превосходные охранницы, только зря их заставляют стоять навытяжку. В отражениях видно: задранные полосатые хвосты трепещут от напряжения, на загривках шерсть вздыблена, желтые глаза вот-вот полезут вон из головы, как у Маски. Тяжко приходится девочкам. Не жалеют их лерра-лер-лийцы – а напрасно. Ох, напрасно.

Громогласные облачка-айренцы поперхнулись своими проклятьями, съежились, потускнели. Фиолетовые лепестки водопадника оборвались и улетели прочь мятой тряпкой; впрочем, тряпкой они и были – или чем-то похожим, из чего там айренцы их сделали. Ангар снова наполнился тьмой. Из «ложи» сквозь переборку лился свет, но он терялся на черном шелке, которым был застлан пол ангара и сцена, где инопланетные пленники разыгрывали свои представления.

Смена декораций. Маски, довольный собой, ждал выхода следующей «труппы». Качался на хвосте, поскрипывал когтями, надувал брюхо с узором наград.

Откуда-то донесся низкий прерывистый рев. Охранницы насторожились; задранные хвосты перестали дрожать, а кисточки на ушах резко вздернулись. Атташе предпочел не оглядываться – ему хватало и отражений. Горящий взгляд ниттинаты способен остудить самые горячие головы, задавить самые дерзкие помыслы… Лучше уж не смотреть.

Он пошевелился, выгнулся на гостевом ложе. Жесткие крылья высвободились из-под длинного, с тонкой талией, тела и с хрустом развернулись, похожие на пластины блестящего льда. Фасеточные глаза на хищной морде стали зелеными, цвета нетерпеливого любопытства. Осознав собственную оплошность, Шоу одернул себя и вернул глазам оранжевый цвет легкой скуки.

Далекий рев оборвался. Старшая ниттината подала знак: отбой тревоги. Кисточки на ушах охранниц опустились, а хвосты один за другим опять затрепетали от напряжения.

– Что там такое? – осведомился главнокомандующий.