Блокирую телефон, гашу экран. Больше всего мне хочется сейчас швырнуть его в стену и завыть волком. Внутри меня что-то умирает медленно и мучительно. Слезы без остановки бегут по щекам, прокладывая соленые дорожки до самого подбородка.
Я думала, что мне не может быть больнее, чем тогда. Как же я ошибалась.
Ты любишь другую, Паша. Ты сделал ей предложение. Вы помолвлены…
А я все еще люблю тебя. Так сильно, что готова была несколько минут назад написать тебе об этом. Сказать, что простила тебя и мы можем начать все сначала.
А тебе не нужно ни мое прощение, ни я… ни моя любовь.
Внутри зажгло еще сильнее. Я легла на ковер и свернулась калачиком, подтянув колени к груди. Я пыталась погасить эту боль. Пыталась разорвать ее на части, бить ее со всего размаха кулаками. Но не могла.
Единственное, что мне доступно, это лежать на полу в собственной комнате и рыдать от боли.
Паша, неужели ты не мог подождать? Настоять, быть рядом? Почему ты не появлялся в моей жизни? Мы могли бы все исправить как-то.
Сама тебе запретила. Я сама во всем виновата.
И теперь совершенно тебе не нужна.
***
Я пролежала так мучительно долго. Пока не почувствовала, как пальцы ног онемели от холода. На мне было одно лишь полотенце, поэтому я так сильно замерзла.
Или просто мое сердце теперь превратилось в лед, как и вся я.
Еле встала с пола и шатаясь побрела в ванную, снова включила воду. Горячую с паром, чтобы хотя бы попытаться смыть с себя свой позор.
Долго, очень долго упругие струи воды вымывали из моей головы ненужные мысли.
После истерики я почувствовала себя истощенной, измученной, израненной и совершенно апатичной.
Я вышла из ванны и протерла запотевшее зеркало рукой. Посмотрела на себя заплаканными красными глазами. Соленые капли снова потекли от жалости к себе.
Ты – никто для него, Маргарита Куприна. Ты для него была просто увлечением. Он женится и будет счастлив.
Туда тебе и дорога, дорогой Павел Александрович Пуров.
Вытеревшись я просто залезла в свою кровать, сделала непробиваемый кокон из одеяла и кое-как уснула. Отключить мысли было тяжело, даже невозможно. Поэтому уснула я в слезах.
Проснулась от того, что кто-то настойчиво теребил мое плечо.
Открыла глаза и увидела в приглушенном свете настольной лампы встревоженное лицо мамы. Она склонилась надо мной.
– Милая, солнышко мое, это был просто сон всего лишь сон… – мама гладила меня по голове и причитала. – Маргошечка, ты так кричала, я очень испугалась…
Не в силах больше терпеть, я села и обняла маму так крепко… Слезы полились из глаз снова. Мама гладила меня, успокаивала, а я рыдала навзрыд не в силах остановиться.
– Милая, ну кто тебя обидел? Ты только скажи, мы с папой ему голову открутим!
Я лишь жалобно всхлипнула, как маленькая.
– Мама, полежи со мной, пожалуйста. – заикаясь от рыданий попросила я.
Мне нужна ее поддержка, я не смогу без поддержки. Просто сломаюсь.
– Милая, конечно. Я только подушку свою принесу. – мама встала. А мне так не хотелось ее отпускать.
Липкий, мерзкий кошмар, который снился мне только что, никак не хотел выходить из головы. А снилось всегда одно и тоже: как Павел тащит меня безвольной куклой за порог своего дома и своей жизни. Как он кидает меня со ступеней и оставляет совершенно одну. Почти голую, босую, ночью, без денег, без документов, без телефона, без гордости, без чувства собственного достоинства.
Я обняла себя руками тревожно глядя на дверь в ожидании мамы. Она пришла и подошла к кровати. Легла рядом со мной, а я повернулась спиной к ней, чтобы она гладила и обнимала меня как маленькую.
Я позволю себе эту слабость сегодня. Мне это необходимо. Без мамы я не переживу эту ночь.
***
Утро выдалось отвратительным. Мамы рядом со мной уже не было. В окно светило яркое морозное солнце. Я чувствовала себя просто ужасно.
Голова трещала. Лицо опухло, сил не было даже оторваться от кровати.
Я понимала, что проспала все, что возможно и невозможно. Надо хотя бы предупредить о моем отсутствии. Работник из меня сегодня никакой.
Пошевелилась, потянулась за телефоном, который был на тумбочке. Видимо мама вчера подняла с пола…
Часы показывали два часа дня.
Пропущенных категорически много. И сообщений, и звонков.
Я набрала номер телефона Валерии и нажала вызов. На пятый гудок она взяла трубку:
– Черт тебя возьми, Маргарита! Где ты шляешься? Я не могу до тебя дозвониться с утра!
– Валерия, вы простите. Мне очень плохо. Я, кажется, заболела.
– Марго, мы что в детском саду? Наглотайся таблеток и бегом на работу. Ты мне очень нужна!
– Что случилось?
– Николай пообещал сегодня привести к нам в офис Павла Пурова, познакомиться со мной. А тебя нет! Я как без рук.
Сердце упало в пятки. Снова он? Да что ему надо? Пусть валит к своей невесте. Пусть к черту катится.
– Я правда не могу…
– Милая, или ты здесь через час. Или можешь искать новую работу.
Ее слова звенели в моих ушах. У меня было четкое ощущение дежавю.
– Приедешь? – уже мягче спросила Валерия.
– Да, я приеду. – тихо произнесла я, вставая с кровати.
Павел может катиться к черту, это да. Но терять хорошее место из-за него мне совсем не хочется. Дело не в деньгах, дело в принципах.
Кроме того, я не желаю ему зла. Я знаю, каким он может быть. И если он сделал свой выбор, то кто я такая чтобы злиться?
Я подняла себя с кровати и пошла в ванну, очень опасаясь ту девушку, что увижу в зеркале.
Все было плохо. Настолько, что я даже сама поверила себе, что заболела. Круги под глазами огромные, все еще красные белки глаз, опухшие веки…
Я выглядела так, как будто состарилась лет на 7 всего за одну ночь.
А впрочем все-равно. Мне безразлично как я буду выглядеть сегодня, пусть хоть огородным пугалом. Все это не имеет значения.
Я расчесала волосы и заплела косу.
Мне было не страшно увидеть Павла. Внутри меня пожар выжег все живое, ни один орган больше не откликался на его имя. Я перегорела. Просто выжжена в пепел и вряд ли на этом поле что-то сможет вырасти снова.
Кое-как оделась. Сегодня мне бы больше соответствовало огромное уютное худи, желательно с капюшоном. Но дресс-код не позволяет.
Поэтому я просто надела все, что у меня было черного цвета: рубашку и юбку в пол с разрезом по середине.
Оглядела себя в зеркало еще раз. Пойдет.
Я пыталась отвертеться, дорогая Валерия, но вы сами захотели видеть меня в любом виде. Вот она я. Как есть.
Плечи бы только распрямить… Да не получается. Будто вся тяжесть мира сейчас лежала на моих плечах.
Вызвав такси, вышла на кухню. Мама сидела на стуле и что-то увлеченно разглядывала в телефоне.
– Марго, доброе… добрый день! Ты как себя чувствуешь? Куда собралась? – мама обеспокоенно оглядела меня с ног до головы.
– Мне нужно на работу, мамуль. Я хотела отлежаться, но нельзя. – вяло ответила я. – Дай мне что-нибудь от головы.
– Конечно, сейчас. – мама встала и достала объемную аптечку. Перебирая лекарства, посмотрела на меня снова. – Ты не ответила, как себя чувствуешь…
– Нормально. – ответила я. – Пойдет.
В ее глазах замер вопрос, что же со мной случилось. Но на него отвечать мне не хотелось совсем. Поэтому я просто направилась к кофемашине и задала настройку на чашку кофе.
Мама подошла сзади и крепко обняла, потом протянула таблетку и пошла налить воды. Я чуть снова не разрыдалась от этого тактильного контакта, такого простого и такого искреннего в тоже время.
Жаль, что таблеток от моего невезения нет в природе. Как здорово было бы выпить такую и снова стать счастливой.
Выпила таблетку и кофе. Еда просто не лезла, хоть мама и уговаривала меня съесть хоть что-то.
Накинув пальто и взяв сумку, я вышла из подъезда и села в машину. Московские улочки в огнях больше меня совершенно не радовали. Уголки губ как будто загнулись вниз и не хотели встать хотя бы прямо.
