Отец Вильгельма раскрыл саквояж. Достал оттуда газетный лист, конверты, стопку бумаги с моей монограммой и…

Я прикрыла ладонью рот, чтобы не вскричать. Третья вещь была мне прекрасно знакома.

Граф положил конверты с бумагой на самый центр стола, остальное сдвинул в сторону.

— Бумага настоящая, — сказал он антиквару, — взята в доме у самой певички.

Робер откровенно поморщился, но промолчал. Отец Вильгельма продолжал:

— Вам нужен текст?

— Нет, я справлюсь сам.

— Вы уверены? Если возникнут трудности, к вашим услугам будут…

Робер впервые перебил своего собеседника:

— Не переживайте, дорогой граф, я слишком хорошо знаю Селию. Я напишу письмо так, что у вашего сына не возникнет никаких сомнений.

Лицо лорда Ратье расцвело довольной ухмылкой.

— Прекрасно, — произнес он важно, — но этого мало. Мне нужно, чтобы Вильгельм не побежал к ней выяснять отношения.

— Можете даже не сомневаться. Все будет сделано в лучшем виде.

— Хорошо.

Граф замолчал, подвинул к Роберу Трюзо газетный лист.

— Что это? — спросил тот?

— Прочтите.

Робер склонился над страницей. Читал он не долго. Я видела, как брови его поползли изумленно вверх, а губы растянулись в довольной улыбке.

— Это правда? — он жадно уставился на гостя.

— Нет, — граф был предельно краток.

— Хм, — Робер побарабанил пальцами по столу, — это будет во всем тираже?

Ответ остался прежним.

— Нет.

— Тогда…

— Не задавайте лишних вопросов, просто, постарайтесь чтобы газета попала к Селии.

После этих слов Вильгельм встрепенулся, накрыл ладонью аметист и действо остановилось.

— Что там было? — спросил он взволновано.

За меня ответил Альберт:

— Объявление о твоей помолвке с Лорейн.

— Моей помолвке?

Он ошарашенно замолк и выпустил магический кристалл на волю. Спектакль продолжился. Робер из прошлого был хмур. Он отложил газету и глянул на графа Ратье с неожиданным превосходством.

— Вам не кажется, что из этого, — палец антиквара пристукнул по объявлению, — ничего не выйдет?

— Откуда такие мысли?

Робер сложил на груди руки и наконец-то устроился на своем стуле с комфортом. Мне показалось, что он почувствовал себя хозяином положения.

— Все просто, дорогой граф, если этого не будет во всех газетах, Селия быстро узнает о подлоге, и все откроется.

— Нет, мой милый мистер Трюзо, — в тон ему ответил отец Вильгельма. — Если вы подумаете хотя бы чуть-чуть, лишь самую малость, то поймете.

Он сделал паузу и важно завершил мысль:

— Если объявление появится во всех газетах, то об этом узнает мой сын! И тогда он поймет, что все это, — рука описала круг над столом, — настоящая профанация. Скажите, мой милый, нам с вами это надо?

Робер нахмурился и старательно покачал головой.

— То-то же. И не смейте меня учить, мой друг!

Последние слова прозвучали с откровенной угрозой.

Несчастный Робер Трюзо весь скукожился, опустил глаза и спросил жалким голосом:

— Так что же делать?

Улыбка графа стала совершенно счастливой. Он поучительно поднял палец вверх.

— Для этого у меня припасено в-третьих. Я обещал вам, что помогу заполучить Селию Дерли?

Руки графа торжественно сдвинули к центру стола знакомый мне бархатный футляр. В горле у меня моментально пересохло. Господи! Так вот в чем дело! Вот откуда взялся этот треклятый гарнитур!

Мне захотелось тотчас же снять его, избавиться на всегда. Но мысль о неисполненном желании оказалась куда сильнее неприязни.

В зеркале старый граф откинул крышку футляра, и глаза мэтра Трюзо алчно вспыхнули.

— Святый Боже, — хриплым голосом произнес он, — какое чудо! Само совершенство! Вы хотите, чтобы я преподнес это Селии в дар?

Робер потянулся пальцами к украшению, но граф поморщился и резко захлопнул крышку.

— Нет, мой друг, я хочу, чтобы эта безродная дрянь никогда не увидела гарнитура.

— Тогда зачем он нужен? — в глазах Робера появилось искреннее недоумение.

— Дело в том, что украшение непростое, это — старинный артефакт. У него даже имя есть: «Поцелуй январских звезд». Оно исполняет одно единственное желание.

— Просто так исполняет? Без условий? — мой старый знакомец никак не мог поверить в свое счастье.

— Не совсем. В нужный момент вам понадобится простенькое заклинание.

И граф произнес заветные слова: «Заклинаю тебя светом январских звезд исполни мою волю!»

Робер зашевелил неслышно губами. Потом спросил вслух:

— А деньги? Сколько я вам должен?

Граф снисходительно хмыкнул.

— Что вы, дрожайший мэтр Трюзо, такие вещи не продаются. Их передают в надежные руки. Ваши руки я считаю вполне достойными. Но!

Робер прижал ладони к груди, открыл рот, но спросить ничего не успел. Граф его перебил:

— Все что от вас требуется, это загадать гарнитуру правильное желание.

— Чтобы Селия согласилась стать моей?

— Именно так. А потом увезти ее как можно быстрее из города. Лучше из страны. Тогда наша с вами, — граф поморщился, подбирая подходящая слово, — затея окажется удачной. Певичка будет уверена, что Вильгельм разорвал с ней отношения. А мой сын, — он махнул рукой и не договорил.

— Я все понял, граф.

— Вот и славно.

Отец Вильгельма с отеческой миной на лице, похлопал Робера по руке.

— Увезите ее хотя бы на год, мой мальчик. За это время я смогу уладить дела. А пока давайте писать письмо.

В зеркале над аметистом кипела работа. Два заговорщика сочиняли пасквиль. Смотреть на это было совершенно невозможно.

Я опустила глаза, сжала от горечи и отвращения кулаки. Я и раньше не пылала к Роберу любовью, теперь же он мне стал совершенно омерзителен. Мало того, что воспользовался мной, как последний подлец, так еще и продал мне же потом артефакт втридорога! И нужные слова не сказал. Что это? Желание досадить? Нагадить? Отомстить за то, что не осталась с ним?

Вильгельм шумно выдохнул, накрыл кристалл мятой бумагой. Зеркало моментально исчезло. Все молчали. Никто не решался нарушить неловкую паузу.

— Мне нужно выпить, — наконец сказал Альберт.

— Мне тоже!

Вильгельм резко поднялся и принес бутыль с коньяком. Я расставила рядом бокалы. Мы опрокинули драгоценный напиток без закуски, почти не чувствуя вкуса.

— Я так и не понял, — негромко произнес Вильгельм, — почему ты не вышла за него замуж?

От этого вопроса я залилась румянцем с головы до ног. Пусть мне не в чем было каяться. Я не чувствовала за собой вины сейчас, когда поняла, почему все случилось именно так. Но след невероятной гадливости в своей душе искоренить не могла.

— Селия, — голос Вильгельма стал мягким, — не знаешь, почему так получилось?

— Знаю, — врать у меня не было сил. — Он загадал другое желание.

Вильгельм дернулся как от удара, но мне не посмел сказать ни слова. Он просто налил себе еще коньяку, проглотил его словно воду и снял с аметиста бумагу.

Аметист сам перелистнул страницу истории. Комната была та же. Только за окном темнел вечер. Робер сидел за столом один. В этот раз на нем был домашний халат. Я прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, во что он был одет, когда я прибежала в его дом, но поняла, что совсем не помню деталей.

Все было как в тумане: сам Робер, его спальня, его слова. Во мне осталось лишь чувство невероятного отвращения и обреченности. Сейчас оно вернулось вновь.

— Я хочу, — голос из прошлого дрожал от вожделения.

Я вновь взглянула на призрачное зеркало и уже не отводила глаз. Все ушло. Нет больше той ранимой девочки. Есть женщина, что смогла преодолеть все преграды на своем пути. Есть совсем другая Селия. И ей негоже бояться воспоминаний.

— Нет, не так. — Робер нервным движением придвинул к себе футляр, коснулся пальцем сапфиров. Вдохнул глубоко и произнес: — Заклинаю тебя светом январских звезд. Исполни мою волю!