Он спешит повторить:

– Будьте добры выслушать меня, леди Дедлок, – и указывает на кресло, с которого она встала.

Она колеблется, но он снова указывает на кресло, и она садится.

– Отношения наши сложились неудачно, леди Дедлок, но – не по моей вине, и потому я не буду извиняться. Вам отлично известно, какое положение я занимаю при сэре Лестере, и вы, несомненно, давно уже думали, что я как раз тот человек, который способен узнать вашу тайну.

– Сэр, – отзывается она, не поднимая глаз с пола, на который устремлен ее взгляд, – лучше бы мне было уйти. А вам лучше было бы меня не удерживать. Вот все, что я хочу сказать.

– Простите, леди Дедлок, но я попрошу вас выслушать еще кое-что.

– Если так, я хочу слушать у окна. Здесь нечем дышать.

Она идет к окну, а его бдительный взор отражает внезапно зародившееся опасение – уж не задумала ли она броситься вниз и, ударившись о выступ стены или карниза, разбиться насмерть, рухнув на нижнюю террасу? Но, быстро оглядев ее с головы до ног, в то время как она стоит у окна, ни на что не опираясь, и смотрит перед собой на звезды – угрюмо смотрит не вверх, а вперед, на те звезды, что низко стоят на небе, – он успокаивается. Повернувшись в ее сторону, он становится позади нее.

– Леди Дедлок, я еще не решил, какой путь мне избрать, – не нашел такого решения, которое сам признал бы правильным. Мне еще не ясно, что мне следует делать и как поступать в дальнейшем. Пока же я прошу вас хранить тайну, как вы ее хранили до сих пор, и не удивляться, что и я храню ее.

Он делает паузу, но миледи не отзывается на его слова.

– Простите, леди Дедлок. Это важный вопрос. Вы изволите слушать меня внимательно?

– Да.

– Благодарю вас. Я мог бы не сомневаться в этом, зная силу вашего характера. Мне не следовало задавать этого вопроса, но я привык шаг за шагом нащупывать почву, по которой ступаю. Единственный человек, с которым нужно считаться в этих несчастных обстоятельствах, – это сэр Лестер.

– Так почему же, – спрашивает она негромко и не отрывая угрюмого взгляда от далеких звезд, – почему вы удерживаете меня в этом доме?

– Потому что необходимо считаться с сэром Лестером. Леди Дедлок, мне нет нужды говорить вам, что он очень горд; что доверие его к вам безгранично, и падение луны с неба не так ошеломило бы его, как ваше падение с той высоты, на которую он вознес вас, как свою супругу.

Она дышит быстро и тяжело, но стоит недвижно, такая же сдержанная, какой он видел ее в самом знатном кругу.

– Уверяю вас, леди Дедлок, что, если б не ваше прошлое, я скорее взялся бы одними своими силами – просто голыми руками – вырвать с корнем самое старое дерево в этом парке, чем расшатать ваше влияние на сэра Лестера или подорвать его доверие и уважение к вам. Даже теперь я колеблюсь. Не потому, что он усомнится в моих словах (нет, это невозможно даже для него), но потому, что удар будет для него неожиданным – ведь подготовить его не может никто.

– Даже мое бегство? – говорит она. – Подумайте об этом хорошенько.

– Ваше бегство, леди Дедлок, разгласит всю правду, вернее в сто раз раздутую правду, по всему свету. Ни на день нельзя будет сохранить честь рода. О бегстве и думать нечего.

В его ответе звучит спокойная убежденность, не допускающая возражений.

– Если я говорю, что сэр Лестер – единственный, с кем надо считаться, я хочу сказать, что его честь и честь рода – это одно целое. Сэр Лестер и баронетство, сэр Лестер и Чесни-Уолд, сэр Лестер, его предки и его родовое наследие, – мистер Талкингхорн произносит эти слова очень сухо, – неотделимы друг от друга, о чем мне излишне напоминать вам, леди Дедлок.

– Продолжайте!

– Из этого следует, – продолжает мистер Талкингхорн скучным голосом, – что мне нужно многое принять во внимание. Дело надо замять, если можно. А как это будет возможно, если сэр Лестер сойдет с ума или будет лежать на смертном одре? Если я нанесу ему удар завтра утром, как прикажете тогда объяснить людям, почему все случилось так внезапно? Чем это было вызвано? Отчего вы разошлись? Леди Дедлок, люди немедленно примутся писать мелом на стенах и кричать на улицах обо всем этом, и вы должны помнить, что это заденет не только вас (с вами я вовсе не могу считаться в данном случае), но и вашего супруга, леди Дедлок, вашего супруга.

Он говорит чем дальше, тем проще, но только не более выразительно и не более оживленным тоном.

– Есть и другая точка зрения, – продолжает он. – Сэр Лестер обожает вас чуть не до ослепления. Быть может, он не прозреет, даже если узнает то, что знаем мы с вами. Я допускаю крайность, но может случиться и так. А если так, лучше, чтобы он ничего не узнал… лучше потому, что – разумней, лучше для него, лучше для меня. Все это я должен учесть, и все эти обстоятельства в совокупности очень затрудняют решение.

Она стоит молча и смотрит все на те же звезды. Они уже бледнеют, и кажется, будто она застыла в неподвижности потому, что холод их оледенил ее тело.

– Мои наблюдения привели меня к выводу, – говорит мистер Талкингхорн, который теперь засунул руки в карманы и, как заведенная машина, продолжает высказывать свои соображения, – мои наблюдения, леди Дедлок, привели меня к выводу, что почти всем моим знакомым лучше было бы не вступать в брак. Три четверти их горестей вызваны браком. Так подумал я, когда сэр Лестер женился, и так всегда думал с тех пор. Но довольно об этом. Теперь я должен руководиться обстоятельствами. Пока же прошу вас хранить молчание, и сам я тоже буду молчать.

– Неужели я день за днем должна влачить свою тяжкую жизнь, пока вы этого требуете? – спрашивает она, по-прежнему глядя на далекое небо.

– Да, боюсь, что так, леди Дедлок.

– Неужели я должна оставаться прикованной к месту, где меня ждет душевная пытка?

– Все, что я советую, необходимо – в этом я уверен.

– Неужели мне придется стоять на этих роскошных подмостках, где я так долго играла жалкую роль обманщицы, и они рухнут подо мной, когда вы подадите знак? – медленно говорит она.

– Не без предупреждения, леди Дедлок. Я не предприму ничего, не известив вас заранее.

Все эти вопросы она задает таким тоном, как будто на память повторяет заученное или бредит во сне.

– И мы должны встречаться, как встречались?

– Только так, если позволите.

– И я по-прежнему должна скрывать свою вину, как скрывала ее столько лет?

– Как скрывали столько лет. Не мне говорить об этом, леди Дедлок, но я напомню вам, что ваша тайна не может тяготить вас больше, чем раньше, не может быть хуже или лучше, чем была. Правда, ее знаю я; но мы с вами, пожалуй, никогда не доверяли друг другу вполне.

Она еще некоторое время стоит все так же задумавшись, потом спрашивает.

– Вам нужно сказать мне еще что-нибудь?

– Видите ли, – отвечает педантичный мистер Талкингхорн, слегка потирая руки, – мне хотелось бы получить уверенность, что вы согласны на мое предложение, леди Дедлок.

– В этом вы можете быть уверены.

– Прекрасно. В заключение я хотел бы в качестве деловой меры предосторожности – на случай, если вам придется рассказать сэру Лестеру о нашей встрече здесь, – я хотел бы напомнить, что, говоря с вами, я заботился лишь о том, чтобы оградить самолюбие и честь сэра Лестера, а также честь его рода. Я был бы счастлив всячески оградить и леди Дедлок, если бы обстоятельства это допускали; но они этого, к сожалению, не допускают.

– Я могу засвидетельствовать вашу преданность, сэр.

Она все время стояла в задумчивости – и до того, как ответила, и после, – но в конце концов тронулась с места и теперь идет к выходу с невозмутимым видом, отчасти свойственным ей от рождения, отчасти благоприобретенным. Мистер Талкингхорн открывает перед нею обе двери совершенно так же, как он сделал бы это десять лет назад, и прощается с нею старомодным поклоном. Странный взгляд устремляет она на него и странным, хоть и едва заметным движением отвечает на его поклон, а затем ее прекрасное лицо исчезает в темноте. Да, думает он, оставшись один, эта женщина проявила необыкновенное самообладание.