Его густые, волнистые волосы растрепались по красивому, влажному от пота лбу. Мистер Нотт смотрел на неё абсолютно сумасшедшим взглядом и тяжело дышал ей в лицо. Его член входил в неё на всю длину, но это не было больно. Сладко, приятно. Даже несмотря на то, что она только что кончила, останавливаться ей совсем не хотелось. Она подумала, что хочет остановить этот момент навсегда, но он как-то напрягся, простонал и замер, пульсируя, изливаясь прямо внутрь.

Через несколько мгновений он моргнул, словно придя в себя, мягко поцеловал её в лоб и отстранился.

Пэнси нащупала выпавшую из сумочки палочку и приманила одежду. Оба молчали и тяжело дышали. Она натягивала трусики и оглядывалась вокруг — ну и хаос они тут устроили: изящная тумба превратилась в кучу мусора из стекла и дерева, земля из разбитого горшка рассыпалась по девственно-белому мрамору. Паркинсон не очень хорошо помнила, как это произошло, но мирно висевший на стене триста лет гобелен тоже теперь валялся грязной тряпкой на полу. Одна чёртова омела абсолютно целая и невредимая весело покачивалась на ветру. Почему-то было неловко. Мистер Нотт невозмутимо поправил на себе одежду и молча развернулся на выход.

— Но… — растерянно протянула Пэнси.

Тот открыл дверь, впустив в их тесный мирок звуки продолжающегося бала. На прощанье он окинул её нечитаемым взглядом и, словно вспомнив о чём-то важном, что по неловкости забыл, произнёс:

— Ты никому ничего не скажешь про Теодора, малышка Пэнси, — мистер Нотт грациозно поправил галстук. — И в следующий раз тебе не обязательно ждать Рождества, чтобы отсосать мне…

Дверь звонко захлопнулась за ним.

Пэнси со злостью сжала кулаки, решив, что в следующий раз обязательно заставит встать его перед ней на колени!