Не то чтобы он раньше не видел реакции кожи на воду, но именно в этот момент ему показалось, что жизнь кончена. Докатился.
Мыть посуду собственными руками, как какой-нибудь поганый магл.
А этот ублюдок Гойл всё равно остался недоволен.
Он вечно выводил их своим молчанием и бойкотами, но у Драко и на это тоже был заготовлен безмолвный ответ. После того, как Грегори забрал на себя роль доминирующего домохозяина и начал драть их за бытовые провинности, Малфой нашёл для себя пусть слегка паскудное, но всё-таки развлечение. Не было лучшей в жизни картины, чем Грег, бродящий по квартире в поисках пары к своему носку. Это было также медитативно, как созерцать огонь или воду. Гойл, ищущий свой носок, который давно выкинут.
Драко обожал смотреть, как он вновь и вновь поднимал диванные подушки, как ходил из угла в угол, передвигал мебель, шумно пыхтел и молча психовал. Грегу будто бы физически было больно надеть носки разного цвета. Поэтому каждый раз, когда Гойл начинал насиловать мозги, Драко молча шёл к комоду и спокойно забирал один парный носок.
Он улыбнулся своим мыслям. Ту пару в синий ромбик ждала разлука. Теодор, видимо, приняв его улыбку за готовность к переговорам, продолжил:
— Слушай, помнишь, как-то папуля велел нам устроить погром на спорт-арене? Там этих маглов было не меньше. И не помню, чтобы тебя это пугало.
Малфой состроил скорбное лицо. Когда этот кудрявый угомонится уже и послушно сделает то, что ему говорят? Хоть когда-нибудь, а? Он уже был готов на день рождения загадать себе Нотта, который молчал, согласно кивал и делал так, как говорил ему Драко.
— Они тогда бегали и орали, а у меня была действующая палочка. Сейчас они слишком спокойные, будто под Империусом у Долохова. Вдруг, только мы зайдем, — БАЦ! — Малфой щёлкнул пальцами и слегка округлил глаза. — Ловушка захлопнется.
Страшные, круглые глаза с угрозой вторжения в личное пространство должны были вдохновить Нотта на молчание и покорность.
Но, видимо, не случилось.
— Мне после твоей тетушки Беллы ничего не страшно. Подумаешь, толпа маглов, — пожал плечами он.
Не надо было быть легилиментом, чтобы понять, что Теодор тоже не горел желанием идти в тесное, узкое подземелье со всеми этими маглами, но почему-то продолжал настаивать на своем. Упрямство ради упрямства? Или они опять играли в кто-победит?
Нотт вечно бросал ему вызовы. Кто быстрее выпьет кувшин тыквенного сока, кто поймает и съест склизкого извивающегося червя, кто дальше плюнет, украдет конспекты, подставит гриффиндорцев, напакостит Дамблдору… С возрастом ставки становились всё выше и выше. Драко даже казалось, что метку Тео принял только потому, что не хотел ни в чём ему уступать.
Скользкий, скрытный, хитрый змеёныш. Нотту постоянно удавалось выйти сухим из воды. И кувшин сока не пить, а тайком слить прямо в горшок с розами. И червя не глотать, а наблюдать за страданиями друга. И в школе выглядеть самым примерным из учеников, сидя костлявой задницей на «Тайнах наитемнейшего искусства», украденных из кабинета Дамблдора.
Зато Малфой почти всегда побеждал.
И за столько лет он успел выучить все его повадки. До мелочей. Он знал Нотта как облупленного. Сейчас нежелание Тео легко считывалось по нервному подрагиванию пальцев, по тому, как он поглаживал указательным палочку, и тому, как пытался задеть Драко. Даже про тётушку вспомнил.
Теодор явно хотел конфликта, и кто он такой, чтобы отказывать другу в подобной мелочи? Малфой постучал пальцем по губам, прикидывая, что могло бы заставить Нотта заткнуться, и уже было открыл рот, как Грегори тяжело вздохнул и направился внутрь.
— Пошли уже, — бросил им через плечо и исчез в дверном проеме.
Гойл в их компании всегда был тем, кто незаметно возвращал украденные книги и конспекты владельцам, хлопал Драко по спине до тех пор, пока червь вперемешку с соком не выходил обратно, заставлял Нотта играть по правилам и дежурил у двери, пока некто таинственный пытался впустить в школу Пожирателей. И не надо было быть легилиментом, чтобы понять, насколько сильно они его сегодня уже заебали. Поэтому парни молча переглянулись и послушно поплелись следом.
Злить Гойла ещё больше не хотелось.
***
Внутри подземелья оказалось на удивление терпимо. Знакомый спёртый воздух с примесью металлических ноток. Хоть обстановка ничуть не напоминала слизеринскую, но было здесь что-то отдалённо родное. Да и боязнью тесных пространств Драко никогда не страдал. Поэтому ничего такого, к чему нельзя адаптироваться, он не заметил. Больше всего пугали именно маглы, они выглядели как неразумное стадо: пустые глаза, и все дружной толпой двигались в заданных направлениях. Им только пастуха не хватало.
Драко представил, какой силой должен был бы обладать волшебник, чтобы держать под Империусом такое количество людей, и по спине пробежали мурашки. Вся троица замерла у края платформы. Судя по наличию рельсов, повозки с фестралами ожидать не стоило. Поезд под землей. Маглам совсем было нечем заняться? Зачем они его закопали?
— Видел бы это наш папочка, — Нотт зачарованно смотрел на подъезжающую скоростную громадину. — Трансгрессирующий поезд.
— Ага, и его сейчас начнет тошнить маглами, — согласился Драко.
Многих Пожирателей первое время после получения метки рвало от непривычной темной формы трансгрессии. Произнеси «Apellomortis» и несись чёрной одурманивающей копотью ввысь. Это только со стороны казалось эффектным, на самом деле всё выглядело очень и очень тривиально. Новобранцы не всегда умудрялись приземляться на ноги: кто-то вываливался и катился кубарем, кто-то срывал маску и изливал содержимое желудка всем под ноги, а кто-то маску сорвать не успевал, и выглядело это уже омерзительно. Если ко всему ещё добавить тянущий болезненный зов метки, то ничего приятного в призыве не было.
Тёмная магия Лорда всегда агрессивно вгрызалась в тело и подчиняла. Жжение в предплечье, ощущение зова в голове и по-собачьи восторженное желание выполнять приказы. Они все появлялись на месте призыва и алчно, жадно ждали команды. Скажи им в тот момент прыгнуть с моста — они бы прыгнули. Отрубить себе руку, чтобы порадовать господина? С удовольствием. Убить соратника? Что ж, Волдеморт отдавал и такие приказы. Зов Лорда был сродни Империусу, только тоньше, изящнее и чуть слабее. Ты осознавал всё, понимал, мог противостоять, но не хотел. Это был твой искренний, чистосердечный выбор. Подчиняться, отдаваться в его власть.
Единственное, чего хотелось — это высунуть язык и подобострастно лизнуть хозяина.
Даже не так.
Хотелось старательно и тщательно вылизывать его всего, дюйм за дюймом, до влажного блеска змеиной лысины. Обвести кончиком языка каждую чешуйку. Почувствовать шероховатость его кожи и тяжёлый мускусный запах опасного хищника. Это дикое, безумное желание сразу пропадало, стоило хозяину отпустить свою магию. Следом наступало болезненное отрезвление.
Слепые фанатики, восторженно кончающие в штаны от одного только взгляда алых глаз, — вот кем они все были под влиянием зова метки. И каждый раз вспоминая себя в этот момент, Драко чувствовал чистое, вязкое, как древесная смола, унижение.
Он ненавидел себя за это.
Ничтожество.
И это благородные чистокровные семьи?
Ему понадобилось время, чтобы научиться отгораживать своё сознание и сбрасывать внушение. Оказалось, этому вполне можно было противостоять, как и перетерпеть боль в руке, нужна была только чистая, оголенная ярость. Чего-чего, а этого у Малфоя было в избытке.
Он также видел, что многие тихонько освобождались и потом просто имитировали подобострастие. Отец — так точно. Драко каждый раз замечал, как тот слегка кривил губы, прежде чем упасть на колени, место для падения он тоже всегда выбирал почище или, на крайний случай, не гнушался постелить себе белый батистовый платочек. Ещё бы! Одни его брюки стоили дороже, чем анальная девственность Лорда по котировкам чёрного рынка. Постепенно сбрасывать внушение приспособились Панси и Блейз, но Гойла и Нотта им приходилось ловить и тайком приводить в сознание. Однажды они поймали Тео, когда тот пытался зашить себе рот. Драко хотел бы забыть его окровавленный подбородок и белую тонкую нить с гнутой иглой, торчащую из нижней губы, но не мог.