А в отношении себя он точно знал, что не простит Артему его подлости. Ведь ясно же, что это он заложил его Подольских... Можно было предположить, что «комсомолец» зашел домой случайно. Но ведь вчера ночью Артем выходил из казармы ясно для чего.... Но морду ему Радик бить не стал. Просто порвал всяческие с ним отношения. И Артем отвечал ему полной взаимностью. Закончилась их дружба. С чего началась, на том и закончилась...

А перед самой отправкой в войска Радик вдруг узнал, что Артем остается в учебном центре... И сразу же возник вопрос: не для того ли он предал своего друга, чтобы занять его место – и в штатной структуре учебной роты, и в Юлькиной постели? Вопрос возник, и Радику захотелось узнать ответ на него. Он подошел к Артему, вперил в него жесткий разоблачающий взгляд.

– Ну, что скажешь, дружок? – презрительно спросил он.

– Ничего...

Артем повернулся к нему спиной, бросил окурок в урну и скрылся в казарме. Символический жест – он остается здесь, а Радик уходит в войска. И не куда-нибудь, а в Афган...

– Иуда! – бросил он вслед предателю.

И с презрением усмехнулся. Кажется, кто-то совсем недавно говорил, что на войну рвется... Завидовал Артем Радику, потому так и говорил. Потому и предал...

В Кабул группу выпускников доставляли на военно-транспортном самолете. Мягкий взлет, мягкий набор высоты, но чудовищно жесткая посадка. Чуть позже Радик узнал – аэродром в Кабуле был окружен не только горами, но и душманскими группами, на вооружении которых имелись американские «Стингеры». Поэтому из соображений безопасности летчики сажали самолет по укороченной схеме, с очень резкими маневрами по высоте и крену. В какой-то момент Радик даже подумал, что транспортник потерял управление и вот-вот разобьется. Но все обошлось, самолет благополучно приземлился, и группа из сорока двух человек ступила на опаленную войной землю...

Еще через три дня Радик прибыл к новому месту службы – в отдельную десантно-штурмовую бригаду, развернутую в провинции Пактия. С двумя лычками на погонах, с отличными показателями и характеристиками он рассчитывал на должность как минимум командира отделения в разведроте. В разведку он попал, но в качестве рядового. Ротному и взводным было совершенно наплевать, каким он был в учении. Их интересовало, как он покажет себя в бою. Только тогда он мог получить под свое начало уже испытанных войною бойцов...

Принцип боевого задания был прост – зачищать и защищать. Захватить и зачистить высоту и держать ее до подхода основных сил. Радик справился с этой задачей. Маскируясь, бесшумно подобрался к позициям противника, внезапно атаковал их силами своего отделения. Два пулеметных гнезда, четырнадцать автоматчиков – сила против них немалая. Но застигнутые врасплох «духи» не смогли оказать серьезного сопротивления. Высоту зачистили, приготовились к обороне. Долго ждать не пришлось. Из ущелья выскочил отряд вояк и под аккомпанемент рвущихся мин бросился в атаку.

Радик точно рассчитал направление возможного удара, заминировал выход из ущелья, пристрелял подступы к своим позициям... Рвутся мины, бьют пулеметы, изрыгают огонь автоматы, но «духам» хоть бы хны. Не обращая внимания на встречный огонь, из атакующих никто не падает. Хотя бы ранило кого... Радик своими глазами видит, как два вырвавшихся вперед «духа» вплотную подбежали к пулеметному гнезду, в упор открыли огонь, но Ашот Медоян даже не вздрогнул. В него стреляют, а он как ни в чем не бывало продолжает вести бой... Один «дух» подскочил к самому Радику, из жерла его автомата вырвался огонь...

– Твою мать! – заорал Радик и... проснулся...

Вагон мерно качается в такт движению, в купе тусклыми волнами накатывает свет придорожных фонарей. Женщина с нижней полки сидит, подобрав под себя ноги, встревоженно смотрит на него. Но молчит. Зато мужик с соседней полки молчать не хочет.

– Эй, служивый, у тебя что, крышу сносит?

Невежливый вопрос с его стороны, если не сказать, издевательский. Радик видит перед собой наглую ухмыляющуюся рожу. В глазах – наивно-глупое, но нахрапистое чувство превосходства. Мужик всерьез считает, что так оно и есть, – ведь у него крышу не сносит... Сказать бы ему пару ласковых, а еще лучше по его собственной крыше дать, чтобы за словами следил. Но Радик сдерживается. Взбудоражил его кошмарный сон, в крови еще не остыл азарт боя, но разведчик обязан владеть собой в любой ситуации.

Радик молча повернулся к стене, зарылся лицом в подушку. Сейчас он успокоится и постарается уснуть... Бой, который он видел во сне, случился весной восемьдесят седьмого. К этому времени он уже командовал отделением, на его счету было несколько успешных боевых операций. И тогда он не облажался: вверенное ему отделение заняло высоту, отбило вражескую контратаку. Много тогда «духов» полегло, очень много. Ведь не с простым противником они имели дело, а с хорошо обученными и снаряженными для штурмовых действий разведчиками... Бой был долгим и жестоким, но он закончился уже давно, более семи лет назад. И война в Афгане уже успела быльем порасти. А души убитых врагов до сих пор нет-нет да являются к нему в кошмарных снах. Но это не страшно. Он убивал по приказу, он убивал, потому что иначе было нельзя. Пусть был захватчиком на чужой земле, пусть афганцы защищали свою независимость, но он ни о чем не жалеет...

Срочная служба закончилась для него в восемьдесят седьмом, в том же году началась сверхсрочная в должности старшины разведроты. Чего греха таить – хотелось немного подзаработать. Платили в Афгане хорошо – один оклад в дефицитных чеках плюс еще полтора в Союзе клался на книжку. Правда, в восемьдесят восьмом году Горбачев со своей перестройкой «показал козу» – постановлением Совмина было отменено хождение этих самых чеков, а магазины «Березка» закрылись навсегда. Но даже при таких раскладах на войне Радик мог зарабатывать больше, чем на гражданке слесарем автобазы. Но в том же восемьдесят восьмом бригаду вывели в Союз. Радик же так и остался на сверхсрочной. В зарплате потерял, но продолжал расти в профессиональном отношении. А в девяностом году взял да поступил в военное училище на факультет спецназа. Понял, что впрягся в армейскую лямку на всю жизнь, и чтобы к финалу службы не остаться в дураках, то есть в прапорщиках, решил стать офицером...

Училище он окончил, погостил немного дома. И сейчас в офицерском звании ехал к новому месту службы. Ощущение волнующее, но не чувствовалось новизны. Вот если бы он после школы в училище поступил, если б никогда не служил в боевых частях... А так даже немного обидно. Мог бы уже в капитанах ходить, если б сразу после школы в училище поступил. А так всего лишь лейтенант... Но в принципе он еще молодой, двадцать семь лет – не возраст. Он еще наверстает упущенное...

Поезд прибыл в Москву рано утром. Радику в принципе было все равно, какая днем будет погода: ему что холод, что жара, ко всему привык. Но разведчиком он был не только по должности, но, как уже выяснилось, и по призванию. Поэтому он все же раздобыл сводку погоды на сегодня. Жару днем обещают, до тридцати градусов. Но сейчас пока прохлада... Раздобыл он не только прогноз, он точно знал, где находится его часть и как до нее добраться. Электричка уходила с того же вокзала, на который пришел поезд...

Народу в вагоне – кот наплакал. Радик занял место, минут через пять на свободную скамью напротив него села девушка. Симпатичная, с хорошей фигуркой. Только одета как-то несуразно. Шелковая блузка с золочеными пуговицами в сочетании со спортивными штанами и кроссовками – это казалось нелепицей даже для него, не искушенного модой человека. Густые каштановые волосы могли стать предметом женской зависти, если бы не были уложены в старомодно-несуразную прическу. К тому же они не отличались чистотой. Да весь ее вид был далек от первозданной свежести...

Девушка смотрела в окно с отсутствующим видом, но легкое подрагивание губ и ресниц выдавало ее волнение. О том же свидетельствовали и ее руки – то она сжимала их в кулаки, то разжимала... Впрочем, предметом ее волнения могло быть все, что угодно, только не Радик. Но развитое чутье на человеческое поведение подсказывало ему, что девушка думает о нем.