Отзывчивых людей сравню я с зеркалами.

Как жаль, что зеркала себя не видят сами!..

Чтоб ясно разглядеть себя в своих друзьях,

Вначале зеркалом предстань перед друзьями.

Омар Хайям

Гленвэр сидел, развалившись в кресле пилота, и качал нижней конечностью. Он скучал. Самое плохое, что есть в мире, – это, наверное, одиночество. Но так как звездолёт был рассчитан только на одного члена экипажа, то одиночество – участь всех пилотов дипломатической почты. Полет подходил к концу, корабль сам прекрасно справлялся с проверенным годами маршрутом. Гленвэр, хотя и называл его в компании пилотов межгалактических линий ржавым корытом, очень любил этот звездолёт и доверял его системам на все сто. Стыдно сказать, иногда он даже его одушевлял. Собственно говоря, грех было жаловаться. С учетом того, что Гленвэру с его врожденным дефектом конечностей вообще не светило пилотирование, этот корабль старой серии, повидавший на своем веку многое, почти списанный, был единственным вариантом для него работы в космосе. Да и достался он Гленвэру, можно сказать, по блату. Старый дядюшка, сделав головокружительную дипломатическую карьеру, выйдя на пенсию, пожалел племянника, похлопотал. С учетом того, что все его братья (а было их у Гленвэра семь) стали отличными пилотами межгалактических лайнеров, Гленвэр и этому кораблику был счастлив. Но это всё в прошлом. А сейчас было скучно. Так хотелось домой, на родную Колиопту. Невыносимо хотелось пообщаться с Глендой. Каждый раз перед очередным полетом, строя ему, как он выражался, "глазки", она просила его "быстренько" слетать и обещала подготовить сюрпризец. Он любил ее «сюрпризики».

Теперь оставалось ждать недолго. Сезон полетов заканчивался. Наступал период метеоритных дождей. Можно целый триместр побыть дома, отдохнуть, развлечься. Правда, он в пути несколько задержался. Это всё "корытце", так он ласково называл про себя корабль, который регулярно в пути ломался. На каждой транзитной остановке Гленвэр сам его ремонтировал, искал запчасти и сам их устанавливал. Это было непросто. Во-первых, корабль был старой серии и детали к нему были в дефиците, а во-вторых, на многих планетах сам корабль был чем-то диковинным. Гленвэру приходилось изощряться, искать точки контакта, находить понятные аборигенам аналоги и необходимые для бартера вещи или продукты. По этой причине трюмы корабля всегда содержали большое количество совершенно чудных вещей. За десять лет службы в дипломатической почте Гленвэр открыл в себе талант. Он сам стал не хуже дипломата: мог договориться с кем угодно и о чем угодно. Он, судя по всему он, сам не осознавая это, был врожденным эмпатом.

Да, он во всем походил на живое существо – этот старенький кораблик. Взглянуть хотя бы на экран монитора, отражавшего характеристику двигателя. Чередование этих зубцов так и напоминало кардиограмму. А как он вел себя на подготовке к старту: весь дрожал и вибрировал на этапе продувки кислородных систем и закачки топлива, а при старте буквально срывался в полет, как в последний раз. А когда Гленвэр чинил и латал его – скрипел так, как будто стонал. А вот мозги, то есть, искусственный интеллект, созданные по принципу нейросети, были что надо.

Очень часто корабль, не дожидаясь запроса Гленвэра, сам принимал решение о полетной траектории или маршруте. Причем, всегда это было самое экономически выверенное решение. Но если Гленвэр в силу каких-то соображений, правда, чаще всего, можно сказать, из вредности характера, не принимал этот план, звездолёт соглашался и смиренно принимал к действию план Гленвэра.

Так случилось и сейчас. Поток метеоритного дождя пересек их траекторию движения. Гленвэр даже не успел подумать о том, что все-таки с этим последним ремонтом он сильно отстал от графика полета и что противометеоритная защита – это, пожалуй, самая слабая функция в конструкции корабля, как корабль буквально влетел в поток и за считанные секунды принял решение, опередив Гленвэра. Но, видимо, "ожог" был до такой степени неожиданным и разрушительным, что корабль не раздумывая совершил мгновенный, нерасчетный гиперпрыжок куда-то в сторону, ни много ни мало – на миллионы парсек.

Когда Гленвэр пришел в себя, первая мысль была: "Что этот корабль творит?" Потом пришло осознание случившегося. Технически неподготовленный, гиперпрыжок мог закончиться для любой биологической особи очень плачевно, вплоть до смертельного исхода. Вообще, гиперпрыжков старались избегать во время пилотирования в космосе и применяли только в крайнем случае. Каждый такой прыжок отнимал у пилота несколько лет жизни, а иногда и всю её. Гленвэр огляделся вокруг и осмотрел себя. По лицу текли слезы, из носа что-то тоже текло, но не кровь, всего лишь слизь, да и в ложементе кресла что-то стало мокро и тепло. "Слава всем высшим силам! Обошлось!" – подумал Гленвэр. -Правда, придется принять душ и переодеться. Но всё же, что этот корабль творит! И куда нас занесло?"

Открыв обзорный иллюминатор, Гленвэр увидел, что корабль оказался на орбите загадочного небесного тела. Это была одна из семи планет неизвестной ему звездной системы.

Планета располагалась от убийственного Красного карлика в зоне потенциальной обитаемости, так называемой "Зоне Золотовласки". Сама планета была из космоса похожа на божью коровку – такая же оранжевая и в пупырышек. Гленвэр хорошо учился в Академии космофлота на курсе космопилотирования. В связи с его физической проблемой, курс его был ускоренный и сокращенный, вместо интенсивной физической подготовки он в основном изучал космическую лоцию и хорошо знал ближний и дальний освоенный космос. Но эта звездная система ему была совершенно незнакома. "Ладно, – подумал Гленвэр, – посмотрим в межгалактический атлас, но это после, а что с самим кораблем?" Гленвэр дал ему команду проанализировать состояние систем звездолёта, но нейросети не отвечали: корабль, видимо, пребывал всё ещё в таком же шоке, как перед этим сам Гленвэр. "Да, это уже хуже, это уже проблема", – приуныл Гленвэр, самостоятельно изучая показания датчиков. Выяснилось, что в местах, где по звездолёту хлестнул метеоритный хвост, образовались вздутые пятна обшивки, точь-в-точь как волдыри на коже от ожогов у живого существа. Требовался точечный небольшой ремонт. Без этого срочного ремонта обшивка могла в этих местах в ближайшее время лопнуть, что повлекло бы за собой катастрофу. Этот ремонт Гленвэр мог осуществить без особого труда, но, чтобы исправить то, что натворил метеоритный дождь, необходимы были заплатки из титанового композита. Принтер мог бы напечатать их в два счета, но для этого нужен металл титан и естественно, космический или, в крайнем случае, земной ангар. А вот металла-то на корабле и не осталось, расходники закончились давно, заправить принтер было нечем.

Сделав спектральный анализ атмосферы планеты, Гленвэр обнаружил в нем присутствие кислорода, метана, диоксида азота и хлорфторуглеводы – маркеры существования сложной жизни, что являлось явным признаком наличия на планете техносферы.

"Всё же придется садиться на эту Божью коровку, – подумал Гленвэр, – есть вероятность наличия цивилизации, а значит, можно будет добыть металл и починить корабль".

Его посадочная капсула очень отличался от стандартных, малогабаритных, каплевидных транспортных многоразовых капсул. Это была необычная капсула. Это был специально сконструированный для исследовательских звездолётов шаттл. Его шаттл был подарком от братьев к его первому полету. Они тогда очень возгордились им, ведь он всё-таки стал космопилотом, несмотря на увечье, чему Гленвэр всегда удивлялся и недоумевал: почему при таком высоком техническом уровне, которого достигло их общество, имеют значение физические особенности пилота? Но таковы были исторически сложившиеся на Колиопте правила приема в школу космопилотов. При поступлении в эту школу все его братья прошли жесткий отбор по физическим параметрам, а он вначале не смог. Из них получились отличные пилоты. Все они пошли по специализации в "искатели". Один из важнейших законов исследователей и искателей дальнего космоса гласил: "Изучай, но не вмешивайся в развитие цивилизации". Вот почему одноразовые капсулы искательских звездолётов из конспиративных соображений имели форму метеорита. При случайном обнаружении капсулы искателей аборигены должны были принять шаттл за огромный камень. У этих конструкций было еще одно преимущество перед стандартными капсулами: исследователи не всегда могли проанализировать плотность атмосферы новой планеты из космоса, поэтому повышенная прочность стенок капсулы гарантировала им жизнь при вынужденной посадке на поверхность, но была в связи с этим и некая проблема. Даже при выключенном ионном двигателе капсулу можно было заметить по тому, как светилась обшивка. При входе в атмосферу с большой скоростью обшивка капсулы сильно нагревалась и начинала ярко светиться. Так что редко посадка капсулы проходила не замеченной со стороны аборигенов. Другое дело, трактовка аборигенами увиденного, и их реакция в зависимости от уровня развития общества могла быть разной: от панического страха и ужаса, до обожествления и поклонения. Особенно второе, иногда рождало у искателей желание вступить в контакт, что категорически запрещалось. Решение о контакте принималось только на Колиопте, на очень высоком межгосударственном уровне, после анализа всех полученных данных. Понятно, что подаренный братьями Гленвэра шаттл был по форме огромного булыжника.