Annotation
Дима хороший человек. Он не избалован, учтив и способен поддержать беседу. Однако девушкам нравятся другие. А потому Дима одинок, одинок и несчастен, однако он умело скрывает это. Но избавиться от признаков болезни не значит победить её.
Андрей Мурашев
Андрей Мурашев
У тебя их ещё столько будет
«…Я хотел любви, а вышло всё не так…»
Король и Шут
Дима аккуратно отворил дверь и, оглядываясь по сторонам, вошёл в квартиру. Да, как он и полагал, дома никого не было. Отец на работе, мама с сестрою в театре. И лишь тишина наполняла эту пустую квартиру, ещё с утра в которой кипела жизнь. Синие обои в цветочек, горшок с кактусом и картина, на которой изображён бригад-генерал ВВ Георгий Ниммер, начальник отца. Прихожую освещала люстра, покрытая абажуром из шелка с бахромой по краям. Обувь была аккуратно выставлена на этажерке, стоявшей напротив двери на кухню.
Дима разулся, снял куртку и повесил её на крючок для вещей. И тут его внимание привлекла записка, аккуратно оставленная на столике в прихожей. Тогда он взял эту записку и прочёл её содержание своими грустными, живыми глазами.
«Дима, я с Надей в Королевской опере, так как в театр билетов нет. Обратно мы вернёмся через сквер Королевского семейства, потому что там Надю встретит Егор, её молодой человек. Не скучай без нас, суп в кастрюле с зелёным узором. Не забудь поесть!»
Дима грустно улыбнулся и, скомкав записку в руке, пошёл в свою комнату. Там он снял вязаный свитер, лёг на тахту и закрыл глаза.
«В самом деле, ну зачем, ну какого лешего я ей сдался? Она, очевидно, не заинтересована в общении со мной. А этот её «друг», так он не друг вовсе, а сволочь и пошляк…» — всё прокручивал, словно единственную граммофонную пластинку, мысль в своей голове Дима.
«Ничего страшного, — сказал он, открыл глаза и искренне улыбнулся солнышку, светившему в окно, медленно напевая — завтра будет день и будет новая атака». Затем Дима встал с тахты и решил навести порядок на своём столе.
А прибирать было что: ещё с понедельника его старый, еще времён предыдущего короля, стол был завален книгами и бумагами, письменными принадлежностями. И вот теперь Дима наконец-то решился привести всё это в порядок. Да, поначалу было сложно менять уже привычный порядок расположения вещей, однако наш «реформатор» был сильнее этого и разрушил всё до основания. Книги о войне, в одноцветных обложках, от одного только взгляда на которые во рту чувствуется приятная сухость. Разноцветные глянцевые обложки романов, что брошены уже давно и к которым Дима больше не вернётся, ибо в них описывается в основном счастливая, взаимная и безумная любовь. И газеты, старые и совсем старые выпуски, пестрящие новостями военных лет, их было даже слишком много для подростка, пусть даже и сына штурм-лейтенанта ВВ.
Наконец, расставив все книги по полкам и сложив газеты в стопки, Дима легким движением руки достал с полки все свои некогда любимые романы и положил их в корзину для бумаг. Воздал им по делам их, если быть конкретнее. Почему? Так ведь начитавшись именно этих книг он поверил, что существует любовь, что можно найти свою вторую половинку. «Можно, ага? — с лёгкими слезами на глазах усмехнулся подросток. — Нет, настоящая любовь только в книжках». И Дима бросил в корзину книгу, что упала мимо.
Он понемногу успокаивался, а потому решил выпить воды. Дима встал с зеленой тахты и направился к двери, как вдруг взгляд его упал на вазу, в которой стояла прекрасная алая роза.
В груди всё как-то противно сжалось, а обычно спокойный и уравновешенный Дима вдруг потерял контроль над своими глазами. Те моргнули пару раз, а затем из них медленно потекли солёные капельки, именуемые слезами. Но то были не слёзы обиды или страха, а слёзы боли, сильной сердечной боли.
Ноги его подкосились, а Дима присел на тахту, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. Но как бы он ни пытался утешить или успокоить себя, сердцу не прикажешь. А болело именно сердце, именно душа, которая, по мнению некоторых весьма учёных лиц расположена именно там.
«Почему, почему мне, именно мне так в жизни не везёт? Я вроде и не урод, и не размазня: за себя постоять могу. Я не глуп, начитан и образован, учтив, если это необходимо. Я не курю, не пью, не виду распутный образ жизни, да и вроде во всём я попадаю под определение хорошего человека. Всё у меня есть: и учеба нормально даётся, я не из бедной семьи, но в то же время не избалован, я спортивный, я общительный. Но лишь в одном, в одном только! — тут Дима не смог сдержать слёз и сильно, громко заплакал. Каждая его слезинка, медленно обжигая кожу своею солёностью, сползала вниз по щеке, а затем падала на его колени. И в каждой капле была боль и отчаяние, перерастающие в со временем в ненависть и злобу. — Лишь в одном! Лишь в любви я неудачник. А ведь я не уродлив, пусть и не Аполлон, но ведь кто не без изъяна. И хорошо я к девушкам отношусь, с уважением, но без слепой веры, что им так не нравится. Я не замкнутый в себе человек, у меня есть друзья, есть и враги, но у кого их нет? Я не заучка, не моралист и способен поддержать беседу. Но почему? Почему именно мне так не везёт? Моя ли в этом вина? Или же девушки ко мне плохо относятся? Но ведь это не так, у меня же была подруга, правда, потом она переехала. А теперь? Теперь девушки любят других, модников, что носят причёски «помпадур» и широкие брюки. Они курят, пьют и некультурны, но в то же время, словно магниты, притягивают девушек…».
Дима уже понемногу приходил в себя, а потому решил было отвлечься, протереть стол тряпкой. Но только стоило ему только посмотреть в сторону вазы с розой, что была в самом своём рассвете, как он злобно сжал кулаки и, ударив по невиновной в его несчастьи подушке, повалился на тахту.
«Она сказала, что это «душно» — дарить цветы девушкам. Она не удосужилась хотя бы из соображений вежливости взять этот цветок, даже не сказала спасибо. Она просто послала, да, послала меня в завуалированной манере. А ведь она очень красивая, да… И понравилась она мне в первую очередь своим красивым, светлым лицом с карими, большими глазами. И я пригласил её погулять, и Вера даже согласилась, обещала прийти, несмотря на её отношение к цветам. А потом «вдруг» приехал этот «друг». Друг, да?!», — и с этими словами Дима встал с тахты и подошёл к столику. Роза была действительно красива: её лепестки, ещё влажные, красиво переливались в лучах солнца, а их алый, кровавый цвет был насыщен, великолепен.
«Дарить цветы девушкам… Ну это, ну типа, ну душно короче», — вспомнил её слова подросток, и от злобы сжались его кулаки. Дима нервно схватил розу, бросил на пол и принялся топтать её изо всех сил ногами. И продолжал он это до тех пор, пока цветок не превратился в лужицу из лепестков и влаги. «Ненавижу! — в слезах гневно шептал Дима, — ненавижу!».
Затем он быстрым шагом подошёл к столу и со всей силы рванул на себя его ящик. Тот послушно поддался и открылся. Дима извлёк из ящика небольшой нож и расчехлил его. Красивое, блестящее лезвие переливалось на солнце, но подростку было не до этого. Он нервным движением закатал рукав, и на запястье показались ранее скрытые одеждой девять лёгких, неглубоких порезов, параллельных друг другу.
«В десятый, в юбилейный, раз у меня ничего не получилось с девушкой. В десятый! И чего я только не пробовал: и цветы дарил, и конфеты, и знакомился с теми, что не особо красивые или же младше меня. И всё безтолку!».
Дима аккуратно, стараясь сильно не порезаться, с хирургической точностью и осторожностью провёл лезвием по руке, оставляя ещё один порез. Затем он протёр лезвие салфеткой, убрал ножик на место. Потом он выбросил в корзину для бумаге лепестки с пола, протёр паркет старой тряпкой и пошёл на кухню, так как скоро должны были вернуться родные.
