С другой стороны, Банк Англии, получив столь значительные средства, мог зарезервировать 8 % ежегодно, а остальное пускать на свои цели. Например, если в банк принесли 1 000 000 фунтов, то на счетах достаточно было иметь 80 000 фунтов для погашения процентов, а 920 000 фунтов освобождались для дела — выдачи кредитов и тому подобных вещей.
Таким образом, у банкиров появились средства, на которые они могли развивать производство и торговлю, вкладывать в свои или заграничные ценные бумаги. И Банк Англии выбрал именно производство и торговлю. Не потому, что банкиры в Англии вдруг стали святыми, а по более приземленной причине. Налоговая нагрузка в Англии была минимальной, в 1680-е годы она составляла 2.9–3.7 %, но уже 1740-м возросла до 13.2 %. В то же самое время в Голландии налоговая нагрузка в среднем составляла в 1670-х годах 26 %, а к 1740 году возросла до 33,5-34 %. Таким образом, в Англии вкладываться в промышленность и торговлю было выгоднее, чем в Голландии.
Это привело к постепенному оттоку денег из Голландии в Англию. Банк Англии начал торговать и своим собственным долгом — по повышенной процентной ставке, что опять-таки привлекло спекулятивный капитал из Голландии. Этот процесс шел весь XVIII век, усиливая Британию и ослабляя Голландию.
Сказав о положительной стороне подобного рода инвестиций, нельзя умолчать и об отрицательной. В Голландии к тому времени было набрано столько долгов (и долгов на уплату долгов), что львиная доля государственного бюджета тратилась на выплаты по процентам и их покрытие. Англии этот путь еще предстояло пройти, в подобную долговую яму она попадет позже, уже в XX веке.
Именно поэтому мы с начала XVIII века наблюдаем стагнацию голландской Ост-Индской компании и резкий рост британской ОИК. У англичан наконец-таки появились большие средства — их можно было вложить в строительство кораблей, найм персонала, обширные закупки, торговую и военную экспансию. Причем ирония судьбы в том, что деньги эти были большей частью… голландскими, а чуть позже и французским, испанскими, немецкими, австрийскими. То есть в развитие Англии, желая этого или нет, вкладывались практически все державы Европы.
Разумеется, процесс шёл медленно, результаты подобной политики оказались зримыми только через 50 лет, но начало было положено.
Отсюда следует и тот факт, что обладая гораздо большим количеством денег, чем конкуренты, британская ОИК стала в какой-то момент основным торговым партнером Индии и Китая в Азии. Нужно понять, что английская Ост-Индская компания стала так же важна для индийских правителей, как и Индия самой Компании. По сути, почти весь XVIII век Англия перекачивала в Индию европейское серебро и золото, чтобы приобрести индийские товары, продать их на европейском рынке, получить новую порцию серебра и золота, чтобы опять потратить его в Индии. Приток серебра и золота стимулировал индийскую промышленность (в Индии и Китае ткацкие станки появились почти на век раньше, чем в самой Англии) производить больше товаров и развиваться в соответствии потребностям основного клиента.
Естественно, что резко возросший товарооборот между Европой и Индией как магнитом тянул к себе всякого рода пиратов, корсаров и других представителей «рынка, который ничего не производит, но потребляет все, что производит капиталистический». Следует понять: пираты, корсары, корсарская политика — это нищие и политика нищих. Когда Англия была ничем и денег там не было в принципе, тогда блистали имена Дрейка, Фробишера, Хокинса, Клиффорда. Кстати, по той же причине пираты в Сомали выбрали такой же рискованный промысел. У них в стране нет ничего, грабить попросту некого и нечего, но мимо проплывают богатые корабли с кучей денег и вещей, которых на родине нет и никогда не будет. Пираты и корсары — это паразиты, которые присасываются только к здоровому организму. Англия, развивая свою торговлю и производство, одновременно малую толику средств опосредованно инвестировала в корсаров и пиратов, которые питались малой частью растущего британского богатства. Но суммы захватов кораблей и товаров были просто несравнимы с доходами от торговли самой Компании.
Как только у страны появляются деньги, доходные колонии, производство и морская торговля — на первый план выходит задача не нападения на чужую торговлю, а защиты своей собственной. Как мы уже говорили, профессиональные корсары сидят в банках и офисах — поезда и фургоны с деньгами захватывают любители.
Теперь вернёмся к пиратам Ангриа, о которых мы начали разговор в четвертой части. Итак, в октябре 1721 году в Бомбей прибыл коммодор Томас Мэттьюс с кораблями — 60-пушечным «Лайон», 50-пушечным «Солбери», 44-пушечным «Эксетер» и 20-пушечным «Шорхэм». Задача, поставленная отряду, была проста — прекратить пиратство Ангриа в регионе. Быстро договорились с португальцами, новоприбывшие собрали соединенное войско — 6000 солдат. Бомбейский флот компании соединился с отрядом Мэттьюса и проследовал к Кулабе, форпосту Ангриа на Малабарском берегу. Кулабу прикрывала сильная крепость Алибаг, расположенная на острове. Прибывшие к ней англичане и португальцы с удивлением обнаружили, что у крепости нет слабых мест, некуда даже высадить десант — стены уходили в воду. При этом 24-фунтовки форта прочно контролировали вход в гавань Кулабы.
На военном совете Мэттьюс выступал против десанта, однако английский губернатор Бомбея Роберт Коэн и португальский вице-король Франсиско Хосе де Сампайо э Кастро настаивали на высадке полуторатысячного десанта. На суше же, выше Кулабы, португальцы были должны высадить 2,5 тысячи солдат и пройти пешим маршем к городу, внезапно атаковать его, захватить, разместить батареи на берегу, и далее совместно с десантом англичан атаковать Алибаг.
Уже по предварительным наброскам было видно, что план чрезмерно переусложнен и что-то обязательно должно сорваться. Так и получилось.
Утром, 29 ноября, корабли Роял Неви и британской ОИК начали бомбардировку крепости. Тогда же португальцы высадили десант под командованием дона Антонио де Кастро и генерала Северы. Однако во время движения к городу они были атакованы 25 тысячами маратхов, которые фактически окружили португальский отряд.
Высаженные во время отлива на острове Алибаг 1500 англичан уперлись в стену и не могли двигаться ни туда, ни сюда, поскольку лестницы, которые они взяли, не доставали до края стены. Отлив продолжался, и корабли были вынуждены отойти чуть дальше, что резко снизило точность их огня. А потом из крепости вырвались пираты, которые при поддержке артиллерии атаковали британцев. В переломный момент из крепости вышли боевые слоны, одетые в кольчужные доспехи со стальными пластинами. Внезапное появление этих монстров привело английский отряд в совершеннейший беспорядок, строй бойцов Компании сломался, а в промежутки стали врываться пираты, вооруженные длинными кривыми ножами, насаженными на пики. Они вскрывали англичан от пуза до горла, кровь хлестала во все стороны, и вот этого солдаты уже не выдержали. Европейцы кинулись к лодкам, по пути десятками и сотнями погибая от ножей и пуль пиратов.
Что касается португальского отряда, то он организовал круговую оборону, но и тут слоны, на спинах которых стояли пушки, стрелявшие картечью, произвели на португальцев ужасное действие. Выстрелы в ноги, казалось, не приносили слонам вреда, а подбрюшья были защищены железными пластинами. Отряд из 10 боевых слонов с пушками и стрелками на закрепленных сверху островках, выстроенный в четкую линию, слон к слону, сломал и оборону португальцев. Люди Северы дрогнули, в линии появились разрывы, куда ворвалась сначала маратхская конница, а потом и пираты, вооруженные пистолетами и пиками. Началась резня, португальцы бежали к берегу, оставив врагу всю артиллерию и амуницию.
Тех, кому повезло добраться до лодок, с моря атаковали галливаты Ангриа. В результате потери составили до 3000 убитыми, ранеными и пленными. Португальский отряд укрепился на самом берегу и оказался в ужасном положении — его отрезали и с моря, и с суши. В конце концов португальцы пошли на сепаратные переговоры с маратхами, которые за выкуп позволили им сесть на корабли и убраться обратно в Гоа. Без португальцев у англичан после потерь на Алибаге оставалось только 1000 солдат, и Мэттьюс с Коэном, клеймя иберийцев самыми последними словами, ушли в Бомбей.