— Выражайтесь яснее, Зинаида Дмитриевна, — сухо сказал Михаил Леонтьевич и бросил на напряжённое лицо Люды полный любопытства взгляд.
Люда буквально кожей чувствовала, как все участники собрания повернулись к ней.
— Я думала, — веско заговорила Тумбочка, искренне наслаждаясь моментом. — Что Людмила Евгеньевна как комсорг детского сада "Теремок" сразу начнёт с доклада о безнравственном и недостойном комсомолки поведении своей напарницы, Ларисы Ивановны Сажиной.
— Ларису Ивановну хочу! — изменённым голосом сказал кто-то из заводских парней, сидящих на дальнем углу достаточно длинного стола.
Раздались смешки.
Михаил Леонтьевич бросил в ту сторону строгий взгляд и опять постучал по столу авторучкой, на этот раз громче.
— Как ни странно, в самую точку! — воскликнула Зинаида Дмитриевна. — А комсорг детского сада, как мы имеем возможность убедиться, покрывает гражданку Сажину!
— Погодите, Зинаида Дмитриевна, — Мельников поднял ладонь. — Людмила Евгеньевна только-только вошла. Она физически не успела бы начать доклад, даже если бы хотела. Правда, Людмила Евгеньевна?
Теперь Михаил Леонтьевич смотрел на Люду как бы поощряя её.
— Нет, — покачала головой Людмила. — Неправда. Я не собиралась делать доклад.
Тумбочка, услышав слова Людмилы, даже поперхнулась, — то ли от радости и торжества, то ли от возмущения. В кабинете повисла звенящая тишина, и все взгляды были направлены на пылающее лицо Люды.
— Тогда, — набрав в грудь побольше воздуха, Вековшинина снова ринулась вперёд. — Доклад сделаю я.
Открыв лежащую перед ней коричневую дерматиновую папку, Зинаида Дмитриевна достала оттуда какие-то листы и потрясла ими в воздухе.
— Вот здесь у меня заявление от супруги слесаря-сборщика Анкудинова Виталия Павловича. Кто желает, может ознакомиться, — Тумбочка положила листы на середину стола, однако ни один из участников собрания "ознакомиться" не пожелал, — каждый чувствовал какую-то грязь в данной ситуации, мутный осадок.
— Никто не желает? — усмехнувшись, Вековшинина обвела присутствующих взглядом, но все избегали встречаться с ней глазами. — Да, правду узнавать не всегда приятно. Но раз уж все такие щепетильные и нежные, я сама расскажу обо всём. Гражданка Сажина Лариса Ивановна грубо вмешалась в жизнь чужой семьи, закрутила роман с женатым человеком, у которого, между прочим, двое несовершеннолетних детей. А Людмила Евгеньевна, являясь комсоргом детского сада, сквозь пальцы смотрит на ситуацию, не принимает никаких мер воздействия и порицания к гражданке Сажиной. Я, признаться, была уверена в том, что на сегодняшнее заседание комитета Людмила Евгеньевна придёт с предложением об исключении из комсомольской организации Сажиной, а тут такое…
Вековшинина развела руками и осуждающе покачала головой.
— Скажи мне, кто твой друг, Людмила Евгеньевна, — язвительно припечатал кто-то из присутствующих женщин, и Тумбочка, почувствовав поддержку, бросила одобрительный взгляд в сторону говорившей.
— Знаете, что? — не выдержав, вскочила Люда. Она была очень терпеливым человеком — не будь она такой, не выдержала бы столько лет рядом с Анатолием, — однако иногда, крайне редко, даже Люда выходила из себя. — Я пришла на заседание комитета комсомола для того, чтобы обсуждать приближающиеся праздники, а не для того, чтобы сплетни собирать и выслушивать оскорбления в свой адрес! Потому можете продолжать без меня. Я в этом спектакле участвовать отказываюсь.
Схватив пальто и шаль, Людмила пулей вылетела из "Красного уголка" и побежала вниз по лестнице. Только в вестибюле она остановилась, немного отдышалась и начала одеваться.
— Уже закончили? — удивился сторож, сидящий с газетой "Труд" за маленьким столиком в углу вестибюля. — Что так быстро сегодня?
— Это я закончила. Насовсем, — спокойно сообщила Люда и взялась за ручку двери. — До свидания! А может, прощайте. Не знаю.
В первую минуту после ухода, а точнее, бегства Людмилы в "Красном уголке" было как-то зловеще тихо.
— Нет, ну вы видели?! — воскликнула, наконец, Зинаида Дмитриевна. — Белены она объелась что ли?
— Зинаида Дмитриевна, а откуда у вас эти заявления? — тихо спросил бледный Мельников. — И откуда вам известны все эти подробности?
— Так мы на заседании профкома разбирали жалобу супруги Анкудинова. И его вызывали, и жена его приходила, — она нормировщицей работает здесь, на заводе. Сажина только не явилась, хоть и её вызывали. Не посчитала нужным. Она, видите ли, не на заводе работает, а у них там своё царство-государство.
— Так что же вы нам головы морочите, Зинаида Дмитриевна, и отнимаете драгоценное время? — холодно, но возмущённо спросил Михаил Леонтьевич, и Вековшинина подавилась собственными словами, глядя на Мельникова, как кролик на удава. — Ситуация, как выяснилось, давно разобрана на заседании профкома. И зачем тащить это всё сюда?
— Затем, что комсорг садика бездействует… — пробормотала Зинаида Дмитриевна.
— Всё, тема закрыта. Совсем, — отрезал Мельников. — Приступаем к обсуждению праздников. И давайте оперативно, у нас осталось мало времени.
* * * * * * * *
На следующий день Люда работала во вторую смену, но отправиться утром на завод с заявлением об освобождении её от должности комсорга не получилось: Юлька с утра закашляла, пришлось оставить её дома. Ближе к обеду пришла свекровь и отпустила Люду на работу, оставшись с внучкой.
"Ладно, завтра первая смена, и после работы сбегаю на завод, к Мельникову, пока мама с Юлькой водится", — решила Люда.
В пересменку состоялся не самый лёгкий разговор с напарницей, Ларисой. Пока у воспитанников был тихий час, воспитатели готовили сценарий к празднику, а потом пили чай. Неприятную тему подняла Лариса, до которой, как выяснилось, уже донеслись слухи о вчерашней бунтарской выходке Людмилы.
— Спасибо тебе за поддержку, Люда, — смущённо начала Лариса. — Сама я вляпалась в эту проклятую историю, да ещё и тебя втянула!
— Забудь, Лариса, — махнула рукой Люда. — Никуда ты меня не втягивала.
— Беспокоюсь, как бы заступничество твоё боком для тебя не вышло, — покачала головой Лариса.
— Не выйдет. Я сама хочу в отставку подать, пусть ищут другого комсорга.
— Да ты что?! — охнула Лариса. — Что же я наделала!
— Это не из-за тебя. Я когда два года назад согласилась комсоргом быть, меньше всего ожидала, что на заседаниях комитета мы будем сплетни собирать и перемывать кости комсомольцам. Мне казалось, у комитета совсем другие цели. Видимо, Мельников думает иначе, поскольку постоянно привечает эту противную Вековшинину. У неё своей работы полно, а она и тут лезет, нос свой острый суёт. Вот пусть Михаил Леонтьевич с ней и работает тогда, а я на такое не согласна.
— И всё же подумай хорошо, Люда! Ты ведь очень хороший комсорг, — вздохнула Лариса.
— Ты-то сама как? Он что решил? — осторожно спросила Людмила.
— А что он? — усмехнулась Лариса. — Вернулся в ячейку общества. Точнее, его вернули. Да и к лучшему оно. Зачем мне эти скандалы с его благоверной?
— А… чувства как же? — Люда ещё сильнее понизила голос.
— Да какие там чувства, Люда! Тяжело одной, вот и всё. По Васе я своё отплакала, надо дальше жить.
Муж Ларисы, Василий, разбился на мотоцикле два года назад, когда Ларисе было всего двадцать три. Они всего год прожили вместе, даже родителями не успели стать.
— А тут человек хороший, непьющий, работящий, хозяйственный. Тем более, эта… мегера его… Она же сама на развод подала, всё ей чего-то не хватало. Из дома ему убираться велела. Она же всё мечтала, чтобы Виталик на Север завербовался, за большой деньгой, а он упёрся, ему на заводе нравится работать. В итоге ему это всё надоело, да и какому мужику такое унижение понравится? Вот он и начал за мной ухаживать. А эта… Как узнала о нас с ним, так сразу и заявление отозвала из суда, и давай во все инстанции жалобы строчить, и на Север передумала Виталика отправлять… А Вековшининой только того и надо, уцепилась! Боюсь, затаит она на тебя злобу, Люда!
