— Где Монакура и мелкая со своим Диемако?

Йоля, увлёкшаяся преследованием разбегающихся от неё в разные стороны врагов, не ответила.

Нападающие остановились. Круглые щиты взметнулись и опустились вниз, образуя двойной ряд, потом двинулись на них со всех сторон, постепенно сжимая кольцо.

Соткен наконец-то смогла оглядеться вокруг.

Их было всё так же трое. Скаидрис, с кровавой прорехой в любимой кенгурухе, вооружился огромной сказочной секирой, отжатой у нападающих. Одежду лива покрывали разводы кровью и блевотины.

— Отступим внутрь, — Соткен кивнула на распахнутую дверь за их спиной.

Скаидрис злобно посмотрел на размалёванные разноцветные щиты, что подбирались к ним, и его согнул пополам приступ жесточайшей рвоты.

— Смысла нету, — тяжело прохрипела уставшая Йоля, — Сержант проснулся. А я не смогу рубиться в узком коридоре.

Как бы в подтверждение её слов, за их спинами, где-то в недрах судовых помещений дважды каркнул автоматический пистолет. Похоже, что атакующие, обойдя их, рассредоточились по всему судну. И им удалось разбудить Монакуру.

Захватчики, оставшиеся на палубе, решили передохнуть.

Надвигающиеся щиты остановились, первая линия грубо вытесанных кругляшек опустилась на землю, скрыв портянки, обмотки, и грязные пальцы, вторая покрыла первую, а сверху нахлобучилась третья линия.

Опять выстрелы. Винтовочные очереди. Диемако.

— Ахаха, они и мелкую разбудили, теперь им всем точно пиздец, — мрачно скривился Скаидрис, пытаясь прощупать рукояткой своего колуна, насколько серьёзно повреждена его любимая кенгуруха после удара по спине.

— Главное, чтобы эти клоуны Джета с командой не разбудили, иначе последствия могут стать воистину катастрофичны, — озабоченно ответила Йоля, хмуро поглядывая в сторону корабельных надстроек.

Она подбирала с палубы раскиданное оружие и, раскрутив, посылала его в полёт за древнескандинавское оборонительное построение, скромные боевые возможности которого весьма преувеличены.

Соткен не поняла, какой такой Джет, Великий и Ужасный, обретается на корабле, но уж лучше бы он вышел, нехорошее у неё было предчувствие.

Скаидрис подобрался к стене щитов и с двух рук вписал топором в лоб ближайшему нарисованному медведю. Тычок копья и удар ржавого топора стали ответом оскорблению тотема. Лив с трудом увернулся.

Грохот выстрелов становился всё ближе, уже слышались крики, усиленные стальными коридорами: похоже что Монакура и Бездна встретились и объединились, а когда они вместе — это и правда полный пиздец.

— Ладно, встретим их внутри, — сказала Йоля и шагнула в сторону двери.

Но отступление не состоялось.

Из-за стены щитов, коварно, неожиданно и вертикально вверх взметнулась целая туча стрел. Достигнув наивысшей точки полёта, рой завис, будто пик облегчения похмеляющегося мученика, потрепался слегка на этой наивысшей точке и неотвратимо ринулся вниз.

Соткен среагировала моментально: быстро бросившись на палубу, она подхватила один из щитов и свернулась калачиком за спасительной деревяшкой. Скаидрису пришла в голову та же мысль, но лив не преуспел в быстроте — пока он поднимал с палубу щит, стрелы настигли и его и Йолю.

Бешеным пропеллером засвистел датский меч, сбивая падающие на них смертоносные прутья. Йоле было далеко до Геральта, и недосягаемо далеко до воїнів Запорізької Січі, но движения по квадрату Мейера, исполненные с нечеловеческой скоростью, спасли им жизни.

Остановить всю тучу, правда, не смогли. Четыре стрелы достигли цели.

Одна воткнулась Йоле в левое плечо; ещё одна угодила ей в голову, но вскользь, застряв в гриве медных волос, которые моментально намокли кровью и стали ещё краснее. Третья стрела впилась в её обнажённую ляжку и насквозь пробила ногу. Четвёртая достала Скаидриса, пропорола его многострадальную кенгурушку и содрала кожу с рёбер. Выглядела рана ужасно, но парня похоже это не расстроило — расширенными от ужаса глазами он смотрел на свою предводительницу.

Йоля подёргала деревяшку, плотно сидящую у неё в ляжке и обломала и древко и наконечник. Торчащую из плеча занозу она вырвала, обнажив глубокую рану.

— Право и сила за тобой, мсти за фашистский разбой, — заявила она опешившему ливу, но тут же помотала лохматой головой, зачёркивая сказанное.

— Помни о нашей мести, убивай врага на месте!

Эта поговорка ей понравилась больше. Ухватив меч обеими руками женщина разбежалась и легко перепрыгнула линию атакующих.

Скаидрис замер, ожидая услышать крики боли умирающих пиратов, нарезаемых на ремни с тыла, но вместо этого отчётливо услыхал гулкий всплеск.

Они с Соткен переглянулись и кривушка прыснула едким смешком. Оборванцы за щитами тоже громко загоготали. Но все они веселились недолго.

— Зря вы, уроды, сюда пожаловали! Мой круиз обломать хотели? Вы чё, походу, под вестфольдингов косите, лицедеи отмороженные? Тако вам щас и Рагнарёк, ака пиздец неотвратимый, и полна жопа огурцов будет!

Визгливый истеричный бабий голос, дрожащий от ярости, будто бы от страха сильного, или с похмелья жуткого.

Винтовочные выстрелы. Вот и Аглая с Монакурой. Встречайте.

* * *

— Да не переживай, боец, такие, как наша госпожа лейтенант, так запросто не тонут. Скоро нарисуется.

Огромная ручища похлопала лива, который стоял, печально свесив спутанный хаер с борта парома, по спине. Аккурат по самой ране.

— Угу, — скорбно ответствовал юноша и проблевался в тёмную воду, где плавали «клоуны», нарезанные и застреленные.

— Пошли пленных пытать! — задорно предложил Монакура, и Скаидрису ничего не оставалось, как тащиться вслед тощему гиганту.

На корме, сбившись в кучу, связанные по рукам и ногам, сидели пленники. Рядом кучей валялись щиты, мечи, копья, луки и прочее доисторическое говно. Выживших пиратов охраняла Над ними высилась зелёная Аглая, положившая голову на руки, а те, в свою очередь, на верный Диемако, который висел у неё на шее, начищенный и ухоженный. Девушку мутило.

— Не, ну вот скажите мне, охломоны. Во-первых: вы реально в образе глубоком? Где в бога-душу-мать, весь ваш огнестрел?

Так сержант начал допрос, времяпрепровождение, которое он наиболее ценил после выигранной баталии.

«Охломоны» зашушукались, зачирикали высокими голосами, но никто не ответил.

— Ну я так и думал, — осклабился сержант. — Воины вы хоть и странные, но бравые. Это комплимент. Но у меня и не такие заговаривали. Это суровая реальность. Мелкая, дай мне, пожалуйста, свой нож, и пойди, испроси на камбузе пакет соли. Начнём добывать сведения. И начнём с тебя.

Толстый палец сержанта упёрся в первый попавшийся под руку ржавый шишак, прикрывающий чей-то череп.

Монакура постучал по железу костяшкой пальцев, но владелец головного убора не шевельнулся. Пуу вломил по непокорной главе лёгкого леща, шлем упал на палубу и покатился; копна светло-русых волос упала на плечи пленного; лицо взметнулось вверх, на Пуу вызывающе глянули синие девичьи глаза.

— Вот незадача. Дева Щита, походу, — Монакура поспешно опустил руку, занесённую для удара.

— Вы, голытьба, с какой такой целью детей в мясорубку притащили? — яростно напустился он на пленников.

— Ты, это... — обратился он к девчушке, что сидела подле его ног, — Ты извиняй, я девок не бью обычно, но ведь не знал я, кто под каской скрывается. Кстати, а до берега далеко? Ты плавать умеешь? Сейчас наша главная вернётся... Так что лучше вали отсюда. Папка есть тут твой? Бери его и валите нахер, пока я не передумал.

Девчушка, совсем ещё ребёнок, смотрела на сержанта взрослым и понимающим взглядом, но не отвечала. Монакура потянулся к её опутанным рукам и рассёк мокрые верёвки широким штык-ножом.

Девчушка, зажмурившись от резкой боли в затёкших конечностях, смешно сморщила вздёрнутый носик, но тут взгляд её упал на блестящее лезвие ножа, и она забыла про боль. Она следила за оружием глазами, полными восхищения; Монакура заметил это и спросил: