Волна холодных мурашек пронеслась по его позвоночнику.

«Сука, он уже это сделал: отхаркнул и осторожно сплюнул, чтобы я не почувствовал».

Вагон дёрнулся и остановился; двери разъехались: в тёмном проёме исчезли пенсы, а за ними и возбуждённая трёшка.

Скаидрис нарочито замешкал, и, когда в ухе раздалось: «Ну ты, блять, чё? Выходить будешь?», а в спину упёрлось мягкое округлое брюшко, он коротко, без замаха, засадил нетерпеливому локтем поддых. Тот сипанул и сложился пополам.

Скаидрис не хотел добавлять, но рисковать было нельзя: необходимо пресечь все возможности контратаки впавшего в ярость токаря. Он развернулся: носок британского «Инвайдера» — армейского берца, укреплённого стальной пластиной, смачно вошёл в курносый нос. Станочник осел куличиком овсяного пудинга, а Скаидрис поспешил прочь.

Смеркалось: плотный туман окутал безлюдный перрон. Скаидрис спустился по шаткой лесенке и оказался в начале слабоосвещённой улочки. Тщательно ощупал и осмотрел свои волосы. Никакого плевка не было и в помине.

Лив пожал плечами и вытащил из кармана старый айфон.

— Прекрасно, — пробормотал он вслух, рассматривая зелёный квадрат карты на экране, — Мне не придётся блуждать по этому захудалому городку, чтобы достичь цели.

Пройдя метров сто вдоль асфальтовой дороги, он ещё раз сверился с телефоном, немного потоптался в зарослях густого придорожного кустарника, и вскоре нашёл искомое.

Узкая, но хорошо протоптанная тропинка уводила прочь от улицы. Кустарник сменился редким подлеском, а тот, в свою очередь, обратился потрясающим сосновым бором. Вскоре показалась и ржавая ограда.

«Всё просто замечательно — гораздо ближе, чем мне казалось».

Он перекинул через забор гитарный кофр и легко перемахнул следом. Первые могилы располагались у самой ограды.

«Так-так. Что тут у нас?»

Лицо улыбающейся молодой девушки, навечно застывшей в массиве полированного гранита.

«Ивонна».

Бледные пальцы коснулись лика, изображённого на камне.

«1995 — 2016».

Скаидрис печально вздохнул и побрёл дальше.

Его внимание привлекла скульптурная композиция из белого мрамора: на камушке, поджав под себя босые ножки, сидела худенькая девица, а над её головой печально распростёр широкие крылья плачущий ангел.

«2001 — 2017».

«Бедняжка. Мне всегда очень интересно, как умерли все эти девчонки».

Он подошёл ближе и попытался приподнять пальцами холодный подбородок изваяния.

«Что случилось с тобой, милая? Болезнь, несчастный случай или тебя убили? Изнасиловали и убили. А может и наоборот».

Не дождавшись ответа он побрёл прочь.

«Где же свежие могилы?»

«Стасис, Витаустас... Мужчины...»

Он набрёл на шикарную стелу.

«Илона. Две тысячи шестнадцатый год».

Скромный обелиск.

«Кристина. Две тысячи шестнадцатый год.»

— Какие красавицы, — произнёс он вслух, — Две тысячи шестнадцатый год — год мёртвых принцесс.

«Странно, что я не был здесь в две тысячи шестнадцатом году... Интересно, почему?»

Ноги сами привели его к резной готической ограде и томительные, сладостные воспоминания остро резанули прямо по сердцу.

«Как же я мог её забыть? Вампилия... Чёрная помада и накладные ресницы; ажурные чулки и кружевное платье — глухое спереди, но с глубоким вырезом на спине... Ароматы мелиссы, бургундского шардоне, ладана и формалина... Мне было так хорошо с тобой; я даже взял на память одну из твоих серёжек, изображающую оскаленного нетопыря. Ах, Вампилия...»

Скаидрис прислонился к стройному стволу сосны и прикрыл глаза, отдавшись вихрю бурных воспоминаний.

Когда он очнулся, уже совсем стемнело. Теперь он вспомнил расположение кладбища: тогда, в две тысячи шестнадцатом, на севере кладбища, у самого моря, готовили новый участок — значит сейчас ему стоит отправиться именно туда.

Он включил экран телефона и, определив направление, отправился в путь. Тусклый луч фонарика выхватывал из темноты лица мертвецов — те безмолвно наблюдали за ним с поверхности своих камней.

Его чутьё не подвело. Вот оно: горки влажного грунта, железные ограды, блестящие слоями непросохшей краски, пышные траурные венки, полные водки рюмки и стаканы, деревянные временные кресты...

И запах…

Этот неповторимый, будоражащий, пробирающей россыпью мурашек по телу запах... Не каждый способен уловить в запахах строганных сосновых досок, свежевырытой земли, в ароматах увядающих цветов, эти волшебные, приторно-сладкие нотки.

Скорбное благоухание смерти.

«Я чувствую: сегодня судьба готовит мне действительно что-то особенное. Нечто сногсшибательное».

Тусклый свет озарял лица на фотографиях: задумчивые, печальные, грустные, искрящиеся весельем.

Скаидрис болтался между могил, светя фонариком.

«Амарике... Какая красавица... Но душа молчит, а значит — это не она...»

«Эстере... 2001—2018... Хм...»

Он остановился. Посветил айфоном. На фото, оправленном в чёрную пластиковую рамку запечатлена молоденькая девчонка — десятки коротких косичек рассыпаны по узеньким плечикам, обтянутым лёгкой тканью летнего платья.

«23 ноября 2018 года».

«Сегодня двадцать седьмое ноября. Свежее не бывает».

Скаидрис поднёс к глазам фотографию, внимательно вглядываясь в черты усопшей.

«Ты нравишься мне милая... Почему бы и нет? Подожди, я скоро вернусь».

Он поставил фото на место, на маленький постамент, усыпанный лентами и цветами и побрёл прочь, оглядывая попадающиеся на его пути могилы.

Военный, врачиха, альпинист, сморщенная старуха, какой-то мудак в боксёрских перчатках...

«Пора возвращаться к маленькой Эстере; лучше он сегодня не найдёт... Не найдёт?»

Скаидрис замер, поражённый. Луч фонаря в обессилевших руках медленно скользнул назад — туда, где только-что мелькнул поразивший его лик.

«Карлина Шергинус».

«17 марта 1998 года — 24 ноября 2018 года».

Вот так подарок. Скаидрис плюхнулся в охапку траурных венков, заваливших могилу. Схватил фотографию, потянул. Та не поддавалась — изображение крепилось к перекрестью скромного деревянного креста.

С глянцевой поверхности на юношу тоскливо глядели грустные очи, щедро очерченные густым готическим макияжем.

«Люблю этих дурочек: наверняка её похоронный наряд таит массу щекотливых сюрпризов. Глупые бантики, вычурные подвязки, кружева и тесёмки...»

Он подтянул к себе гитарный кофр.

«Прости, Эстере, я покорён другой...»

Блестящие замки отщёлкнулись — кожаная крышка кейса откинулась в сторону. Длинные пальцы гитариста сомкнулись на рифлёной пластиковой рукоятке лопаты и вытянули инструмент.

Скаидрис установил айфон так, чтобы слабый луч освещал холмик песка под ногами, скинул куртку, и, завязав волосы в тугой пучок на затылке, воткнул стальное полотнище в мягкую, податливую землю.

«Погоди, Карлина... Я уже иду к тебе».

Но копнуть ему так и не удалось — послышался нарастающий звук двигателя, а среди стройных сосен заплясали яркие огни автомобильных фар.

Он схватил телефон и выключил фонарик. Потом распластался в проходе между могилами, скрываемый горами венков и замер, наблюдая за нежданными визитёрами.

«Полиция? Кто-то выследил его, и сейчас направляет патруль прямо на него. Глупо прятаться — следует спасаться бегством».

Он чуть было не поддался панике — приподнялся на локтях, готовясь вскочить на ноги, но выдохнул и снова улёгся на живот.

«Никто за ним не следил. Он слишком опытный в этих делах, чтобы пропустить соглядатая. Не первый год ходит по кладбищам. И не второй. Сколько уже? Лет десять? Пятнадцать?»

Огни, однако, приближались — Скаидрис лежал, борясь с искушением броситься прочь. Но вскоре автомобиль остановился и тревога улетучилась.

«Это точно не за ним. Но кто, сука, кроме таких как он, приезжает на кладбище в полночь?»

Опасения уступили место любопытству. Скаидрис аккуратно привстал, всматриваясь в темноту.

Фургон остановился метрах в пятидесяти. Двигатель заглох. Некоторое время ничего не происходило: лишь томительное ожидание стучало в висках.