— Мёртвые солдаты — это по моей части, — хмуро заметила Йоля, — Мы принимаем контракт.

Она распрямилась; медно-красные волосы полыхнули отсветами каминного пламени. Мастер поспешно вскочил с табуретки:

— Если вы найдёте похищенные головы моих людей, я позабочусь о дополнительной оплате.

Он протянул предводительнице руку, не удосужившись снять вязанные перчатки. Йоля быстро пожала ладонь и резко отдёрнула руку:

— Проводи мастера, — она кивнула сержанту и неловко отступила назад, опершись о край столешницы.

Когда Монакура Пуу выталкивал наружу неторопливо упиравшегося клиента, раздался характерный треск — такой звук издаёт трухлявая древесина, ломаясь под весом женского тела.

* * *

На оранжевом брезентовом полотнище лежали стволы: крупнокалиберная Анцио, восемьдесят вторая Баррет М, три российских Калашникова, и пара канадских Диемако. Арсенал отряда подвергался тщательному досмотру: важный Скаидрис, с головы до ног перемазанный ружейным маслом, придирчиво осматривал каждый ствол, после чего передавал на контроль сержанту, а тот грозно выпячивал нижнюю губу и зверски сопел, разглядывая детали и состояние оружия.

— Сержант.

Молчание и сопение.

— Монакура...

— Для тебя, щенок, «господин сержант».

— Монакура, я Диемако возьму.

— Пойдёшь с калашом; этих тварей, как серебро оборотней, только калаши, прадедами нашими освящённые, берут. Тебе Йоля поведала, кого нам заказали?

— Поведала. Какие-то отморозки, наряженные фрицами времён Второй мировой. Малолетки, сбившиеся в стаю, словно подростки какой-нибудь отсталой южноамериканской страны. Прессуют выживших в местном городке. Беспределят. Кстати, сержант, а ты в курсах, что мой прадед в сорок третьем добровольцем вступил в девятнадцатую гренадерскую СС, а в сорок пятом героически погиб в Курляндском котле, уже после того, как Берлин пал? Героически — это значит продолжая непрерывно сокращать популяцию врагов.

Монакура слегка прищурился, сдерживая улыбку:

— Будешь кровью искупать вину твоего прадеда-нациста, чудь ты сраная. С калашом пойдёшь, и точка.

Скаидрис вздохнул и потянул на себя ремень автоматической винтовки Калашникова. Дверь красной кирпичной казармы распахнулась; Соткен и Аглая Бездна направились к растянутому на земле апельсиновому брезенту.

— Берём бронежилет, штурмовую винтовку, четыре магазина и по три эргэдэшки. Все умеют обращаться с ручной противопехотной наступательной гранатой дистанционного действия?

Сержант уставился на Скаидриса и Соткен пустым медитативным взглядом.

Те проигнорировали вопрос.

Монакура перевёл ледяные очи на Бездну и нахмурился:

— Мелкая, где наколенники? Я же сказал тебе надеть наколенники.

Аглая Бездна, облачённая в дарктроновскую кенугуруху и обтягивающее трико, недоуменно уставилась на бывшего барабанщика:

— Какие наколенники, сержант? Ты на неё посмотри, — девушка указала на Соткен, — Прикинь, она вот так собралась идти.

Кривушка нарядилась в алый сарафан и желтовато-кремовые колготки: костюм, найденный в сундучке из человеческой кожи, украденном на ферме вервольфа. Восхитительный бюст сдерживал чёрный жакет с серебряным тиснением, а на ногах красовались высокие кроссовки бренда Пума. В руках она сжимала ножны с катаной.

— Годный прикид, — Монакура одобрительно кивнул и протянул ей бронежилет.

Соткен нацепила его и армор повис на ней, точно старый дождевик на перекошенном огородном пугале.

— Готовы, мои хорошие?

Дверь круглой башни распахнулась: во двор шагнула Йоля. Её чёрное мини, украшенное мёртвыми рожицами, обильно покрывали свежие заплатки. Высокие голенища проклёпанных кожаных сапог плотно обтягивали прекрасно развитые икры, доходя до коленей, покрытых синяками и налётом грязи. Лицо, шея и голые плечи предводительницы чернели от сажи. Грушевидное навершие рукоятки датского полуторника и загнутая гарда, выглядывающая из потёртых ножен, блестели ярко начищенной сталью.

— Ув, — спонтанно выдохнул Скаидрис, наблюдая, как закатное солнце окутывает женскую фигуру, растворяя скудное одеяние и воспламеняя красным огнём её растрёпанные волосы.

— Йоля... — Монакура оскалился.

Ему тоже нравилось, что он видит.

— Ммм.

Йоля подошла, переставляя свои невозможные ноги с грацией дикой тигрицы,

Сержант протянул ей кобуру с Глоком — своим любимым пистолетом.

— На вот, это тебе, пусть будет, ты же снова откажешься от винтовки.

— Ах, как же это приятно, когда тебя любят.

Йоля чмокнула сержанта в сломанный  ею  же нос.

— Поклоняются, — поправила предводительницу Соткен.

Йоля отвела руку сержанта:

— Спасибо Монакура Пуу, но нет. Не моё это, я даже стрелять не умею.

Бойцы сквада недоверчиво уставились на неё.

— Глупо это сержант, зачем богу пушка? — фыркнула Аглая.

Монакура кивнул и повысил голос, чтобы его слышали гарантированно все.

— Надеюсь все осознают, что реальна лишь смерть, и ни для кого не будет неприятным открытием тот факт, что его в ближайшие часы пристрелят?

— Да, сержант! Реальна лишь смерть! — хором ответили трое солдат и их женщина-командир.

— Отлично бойцы! А для тех, кто случайно выживет и вернётся сюда, в замок, я спрятал мясо и эль в последнем подземелье. Но будьте осторожны, перед входом в зал, в коридоре, стоит растяжка с двумя эргэдэшками, а чуть дальше — медвежий капкан. Тащемта, берегите ноги.

— Да, сержант! — ответили наёмники.

* * *

— Ну всё, суши вёсла, — Монакура повернул ключ зажигания, Ньяла чихнула и затихла, — Дальше пешком. Передвигаемся осторожно, незаметно, цепочкой. И чтоб никаких разговоров в строю.

Волчий Сквад покинул броневик; бойцы медленно побрели по старой каменистой дороге; та петляла вокруг огромного холма, поднимаясь вверх.

— Не помню никакой такой дороги, — нахмурился Скаидрис, — Когда мы ездили клеить объявления, город стоял посреди равнины: не было никакого долбаного холма.

— В тот день ты выпил слишком много эля, — приглушённо хохотнул Монакура, — Когда вы вернулись, я вытащил тебя за ноги из броневика.

— Все объявления поклеила я, — поддержала сержанта Соткен, — Эти недоросли скрылись на старом кладбище и появились вновь только к отъезду.

— Когда они вернулись, — мурлыкнула Йоля, — На мелкой была его кенгуруха, с мёртвым дядькой, а на нём — её, с чёрными ёлками.

Аглая улыбнулась приятному воспоминанию.

— Я тоже хочу себе бойфренда, — заявила Соткен.

— Забудь, — обнадёжил её сержант, — Юр ин зе ёрми нау, это не клуб одиноких сердец.

— Вы все неплохо устроились, — бормотала кривушка, с трудом поспевая за двумя счастливыми парами.

Разбитая дорога вскоре кончилась, путь преграждал неглубокий ров, скорее канава, заросшая бурьяном вышиной в человеческий рост. На той стороне канавы высились стены средневековой постройки. Края рва соединял подвесной мост.

— Тащемта заявляю ответственно, — сказал Скаидрис, — В городе, куда отправила нас госпожа лейтенант для расклейки объявлений, не было ни гребаного крепостного рва, ни долбаного подвесного моста. Что скажешь, Бездна?

Лив уставился на подругу, ожидая слова поддержки.

Та внимательно оглядела опущенный мост, висящий на ржавых цепях:

— Я точно не уверена насчёт моста и рва, — ответила Бездна, — Но я запомнила слова, выбитые на той надгробной плите, на которой мы с тобой так хорошо провели время. Надо сходить на местное кладбище: если мы найдём эту плиту, значит это тот город.

Почти стемнело; ветер гонял по багровому небу обрывки облаков.

— Пора, — сказала Йоля.

Бойцы ступили на мост, прогнившие доски предательски затрещали под их весом. Нависающее над рвом здание кордегардии таращилось на поздних гостей чёрными провалами стрельчатых окон.

Как только они миновали черный проём арки, решётка за их спинами с лязгом рухнула вниз. Бойцы сбились в кучу, ощетинившись стволами. Ничего не происходило.