— В смысле, «тоже волк»? — заинтригованная Соткен, в свою очередь, уставилась на Йолю, отражавшуюся в зеркале.

— А сколько ты уже не убивала, Соткен ? — ответила вопросом на вопрос Йоля, держа свои руки у неё на обнажённых плечах.

— Не по необходимости, а так, как раньше. Просто, когда тебе этого хотелось?

Соткен смотрела в отражение жёлто-зелёных глаз в зеркале и не отвечала. Ей почему то захотелось крепко зажмуриться: так она и поступила. А когда открыла глаза, свет в комнатёнке потух, лишь багровый отсвет заката, что пробивался сквозь неплотно закрытые ставни, освещал её зеркальное отражение. Сзади неё расплывался серебряным пятном силуэт гигантского, остроухого волка, стоящего на задних лапах. Волк обнимал её за голые плечи огромными, мохнатыми лапами, увенчанными чудовищными когтями. Соткен пискнула и снова зажмурилась, а когда набралась храбрости и вновь подняла веки, в комнатёнке опять горел свет, а сзади неё стояла невозможно высокая, красноволосая девушка, отражение которой не помещалось в зеркале.

Йоля наклонилась и слегка коснулась губами её голых плеч.

— Блузка тебе  не нужна. — заявила она. — Такие сиськи — грех прятать. Кстати, знаешь, из чьей кожи этот древний сундучок?

— Не уверена, что хочу это знать, — ответила ей Соткен. Её голос слегка подрагивал.

— Ты должна знать все бонусы сета, если уж собираешься облачиться в него.

Соткен ещё раз обернулась вокруг собственной оси. Подол сарафана взлетел кровавой каруселью. Ледяная волна страха растаяла. Она приподняла чёрные татуировки бровей, ожидая пояснений предводительницы.

— Сундучок этот из кожи волколака. Наряд этот — зачарованный.

+ 40 к урону против зверей.

+ 50 к защите от оборотней.

— Ничёси, — большой рот женщины аж приоткрылся. — Вот подфартило с лутом. Оставлю его себе.

— Валяй, — Йоля в последний раз бросила восхищённый взгляд на высокую грудь кривушки, стиснутую тесным жилетом с серебряным тиснением, вздохнула и отошла от зеркала.

Устроилась на своей импровизированной кровати, закинув ногу на ногу. Задравшаяся юбка обнажила полоску узких чёрных трусиков и розоватые бёдра, покрытые сине-зелёными цветущими кровоподтёками. Теперь настала очередь Соткен облизываться. Кривушка, переваливаясь, словно беременная утка, достигла топчана и неуверенно присела на краешек. Она вытянула вперёд свою руку и нежно погладила восхитительную, покрытую веснушками и царапинами, гачу.

— Йоля, — доверительно спросила Соткен, избегая смотреть в жёлто-зелёные глаза.

— Ммм, — мурлыкнула высокая девушка.

— Объясни мне в двух словах. Чё, блядь, вокруг вообще твориться? Кто ты? Что случилось семь лет назад? Что происходит сейчас? Зачем тебе мы?

— Боюсь ты не поверишь, — отвечала ей Йоля, склонив голову набок и с интересом наблюдая, как смуглая рука, татуированная алыми розами, нежно продвигается вверх по её ноге.

Когда ладонь Соткен легла ей на бедро, Йоля прикрыла глаза и добавила:

— Если ты не можешь принять мои слова насчёт ликантропии за истинную правду, то остальное тебе покажется совсем уж несусветной дичью. Хотя я могла бы кое-что для тебя прояснить. В лайтовом, ламповом исполнении. Если ты хорошенько постараешься.

Йоля устроилась поудобнее и широко раздвинула свои ноги, обутые в высокие, проклёпанные шипами, сапоги. Соткен сразу принялась стараться.

— Вкратце дело обстоит примерно так. — предводительница опустила вниз руку и намотала на свой кулак, затянутый в протёртую коричневую кожу, восхитительный каскад чёрных с серебром волос.

— Время от времени, моя хорошая, — начала она своим низким бархатным голосом, — Наступает наконец-то тот редкий миг, когда этот мир умирает, свёртывается и все существа, находящиеся в нём, покидают его. Время от времени наступает пора, когда этот мир вновь развёртывается, и в нём появляются первые существа. Они двигаются в пространстве, состоя из разума, излучая сияние, пребывая в славе и радости. Но через некоторое время тревога,  чувства неудовлетворённости и одиночества овладевают ими. «Вот бы и другие смогли быть здесь!» — думают они, и вскоре, привлечённые их желанием, другие сущности возникают в этом новом, молодом мире. И те существа, что появились первыми, видя вновь прибывших говорят себе и им: «Я пожелал и вы появились. Я сотворил вас. Я — ваш Творец и Всемогущий господин.»

Йоля прервала рассказ, откинулась на подушки и протяжно застонала, вжимая голову Соткен меж своих широко разведённых ног. Соткен, однако, дала ей ровно столько передышки, чтобы она прооралась и продолжила рассказ. Тогда и Соткен продолжила.

— И вот, хорошая моя, те существа, что появились первыми и пожелали, бывают намного долговечнее и красивее и могущественнее и сильнее. Те же, что пришли следом, бывают недолговечнее и некрасивее и бессильнее, и видя первых, тех, кто пожелали, признают их Творцами и Владыками над собой.

Едва выговорив последние слова, Йоля снова замолчала, сосредоточенно пыхтя и ёрзая голой жопой по кровати. Потом замерла на пару ударов сердца, сконцентрировалась, а после громко закричала. Соткен прекратила атаку и отстранилась, вытирая мокрые губы и подбородок.

— Это отрывок из какой-то буддийской сутры. Я что-то такое когда-то читала. Интересный, свежий взгляд на мироустройство. Рада, что у меня такая продвинутая подруга. Но ты мне ничего нового не сообщила. Кто ты? Зачем здесь? И, самое главное, чего тебе от нас надо?

Расслабленная Йоля прижмурялась, словно большая кошка. Она лениво ответила обманутой кривушке:

— Кто я такая, ты, возможно, скоро узнаешь. Сюда я пришла, потому что мой сон потревожили, и теперь я должна раскрыть правду мироздания тем, кто возомнил себя Творцами или Владыками над остальными сущностями и существами. Те, кого я выбираю, должны мне помочь. Вы, всё же, необычные человечки.

— Ага, — осклабилась Соткен, — Безумцы, извращенцы, поехавшие головой музыканты, убийцы, в конце концов.

— Бодхисаттвы, — добавила Йоля.

Татуированные брови Соткен вновь недоумевающе взметнулись вверх.

— Я про Монакуру Пуу. Такие, как он — сейчас редкость, — серьёзно сказала Йоля.

Соткен одобрительно расхохоталась, оценив удачную шутку.

— Ладно, моя хорошая, довольно уже трепаться, пойдём на реку, искупаемся перед сном.

Йоля встала с кровати, поправила сдвинутую вбок полоску ткани своих трусиков, и, нацепив через голову перевязь с потертыми ножнами, неторопливо двинулась к выходу.

Монакура Пуу, сидевший на пузатом бочонке пива перед плотно закрытой дверью женской спальни, легко поднялся, и, стараясь не скрипнуть досками пола или не удариться головой об нависающий потолок, тихонько спустился по деревянной лестнице.

* * *

Старик бросил кусок псу, лежавшему подле очага, а тот, обнюхав  еду, глухо заворчал, и отвернул в сторону огромную голову. На полу вокруг уже валялось несколько кусков жаренного мяса. Блестящие, с отвисающими нижними веками глаза волкодава печально глядели на хозяина. Тот, закончив трапезу, швырнул на стол грязный нож и вытер усы засаленным рукавом вязанного свитера. Он придвинул к себе старую охотничью винтовку ипринялся бережно чистить части оружия промасленной тряпкой, а в его чёрных глазах плясали красные блики огня. Пёс вздёрнул голову и втянул воздух, принюхиваясь. Потом поднялся на лапы и сделал два шага, остановившись перед входной дверью. Шерсть на его загривке встала дыбом, он скалил зубы; с уголка пастистекла струйка вязкой слюны. Старик откинул в сторону тряпку и переломив ствол, вставил два патрона. Запертую дверь подёргали с той стороны, пёс тихонько зарычал и придвинулся ближе.

— Уходи, Монакура Пуу, — голос у старика дрожал.

— Запомнил моё имя, отец? Открывай, поговорим. — раздалось с улицы.

— Рассказать тебе, как я их всех убил? А ты будешь сидеть, слушать, хмурясь своими бровищами, и ждать слёз раскаяния чудовища? Потом перережешь мне глотку, спалишь тут всё и в языках пламени, вздымающегося к ночному небу, пойдёшь прочь, весь такой герой.