Унылая кафельная плитка, характерная для мест вроде этого, отсутствовала. Шероховатые цементные стены покрывала коричневая краска. Вдоль стен змеились причудливо изогнутые трубы: ржавые и влажные. Раковину рукомойника покрывал слой многолетней пыли, а а стеллажи, уставленные стальными коробочками, поддонами, ретортами, баночками и колбами, в которых плавало что-то ужасающее — соответствовали вышеописанному — выглядели напрочь железными, напрочь ржавыми и жутко запущенными.

В углу, на позолоченных львиных ножках пузатилась ванная, формой напоминающая живот беременной женщины.

Она была, естественно, ржавая и железная.

Аглая Бездна смахнула с поверхности ржавого и, блядь, железного операционного столика всю мерзость, и они, вместе с Хельги, водрузили сверху носилки с ливом.

Скаидрис не подавал признаков жизни, однако Соткен оттянула тому веко, пристально вгляделась в закатившийся голубой глаз, зачем-то подула в него и удовлетворительно покачала головой.

Покопавшись в настенном шкафчике, она вытащила оттуда пухлый запечатанный пластиковый пакет.

— Придвиньте их к столу, — сказала Соткен Бездне и Хельги, указывая на штативы осветительных приборов, больше похожих на вешалки для одежды, модные в дореволюционной России, нежели чем на лабораторное оборудование.

— И развесьте на них фонари.

Недоросли повиновались и весьма шустро. В операционной стало намного светлее. Но недостаточно.

— Теперь я смогу поставить пару капельниц нашему герою, но кто-то должен спуститься в подвал, заправить и вручную завести местную электростанцию. Только тогда я смогу оперировать.

Соткен неуверенно уставилась на Монакуру Пуу. Тот нахмурился и покачал головой.

— Вот и у меня такое же чувство, малыш, — сказала доктор, подходя к стальной панели, вмонтированной в стену.

Она нажала пару кнопок и все услышали слабый гул, раздавшийся где-то в глубине дома. Соткен щёлкнула ещё одной кнопкой и операционную залил нестерпимо яркий свет.

— Мы здесь не одни, — сказала она. — Но это ничего не меняет, а пока лишь упрощает нам жизнь — никто никуда не идёт.

— Кто-то семь лет следил за состоянием генераторов, заряжая аккумуляторы аварийного запуска, — пояснил Монакура Пуу двум недоумевающим подросткам.

Те лишь глупо переглянулись между собой и продолжили таращиться на яркие лампочки, вспыхнувшие белым свечением.

— Тут кто-то живёт, — попробовала Соткен на свой лад.

— Вот же блядь! — Аглая Бездна схватилась за свой Диемако, а скальд Хельги обнажил меч, выдернув его из куска кожи, скрученной в подобие ножен.

Соткен выудила из пакета белоснежный халат и напялила его поверх бронежилета.

— Ты, сладенькая, — изящный женский пальчик, увенчанный обкусанным ногтем с ободком грязи вокруг, вперился в Аглаю Бездну, — Отставь свою пушку в сторону и забудь про неё. Ты будешь мне ассистировать, пока я буду резать и штопать твоего мужика. Просто делай всё, что я тебе скажу и не отвлекайся, даже если сюда заявится восставший из гроба Лемми Килмистер.

Бездна, что покусывала свои пухлые губки, нервно теребя приклад Диемако, согласно кивнула и положила винтовку на пол.

— Ты, вояка, — означенный палец вперился в Монакуру Пуу, всё ещё державшего под прицелом входную дверь, — Садись сюда.

Соткен указала на громоздкое кресло, стоящее возле операционного стола, и смутно навевающее образ старого, доброго электрического стула. Весьма удобного электрического стула — с подлокотниками, изголовьем и мягким, протёртым множеством задниц, седалищем.

— Садись и поработай кулачком.

Монакура Пуу осторожно сел и с сомнением оглядел толстые ремни, коими было оснащено кресло.

— Можешь не пристёгиваться, малыш, полёт будет мягкий.

Из пакета появилась целая куча пластиковых трубочек, свёрнутых спиралью.

— Однако же, — продолжила Соткен, любовно втыкая иглу в толстую, как канат, вену сержанта, — Ты, кровяной мешок, особо не расслабляйся и держи дверь под прицелом.

Монакура криво хмыкнул и, перехватив поудобнее штурмовую винтовку, навёл её ствол на плотно запертую дверь.

— Теперь насчёт тебя, дурило упоротое.

Пальчик указал на Хельги. Из пакета появилась баночка и полетела в викинга. Тот ловко поймал.

— Тебя резать не придётся, пуля прошла навылет и не задела кость. Съешь три таблетки.

Соткен показала скальду три пальца.

— Не всю банку, иначе у тебя отвалится нос, а потом и член.

Хельги криво улыбнулся и, отсчитав положенное количество, проглотил кругляшки.

— Молодец. Теперь лезь в эту лохань, — пальчик указал на пузатую ванную, — Высуни оттуда свою лохматую башку, ствол своего автомата, и прикрывай нас всех. Ванная крепка, как шкура броненосца, поэтому, если к нам пожалуют гости и начнётся заварушка, у тебя есть все шансы выжить, даже если нас всех здесь положат. Если выживешь, расскажешь остальным. Сложишь вису. Потомки будут помнить, как мы победили.

Хельги вновь оскалился и залез в лохань.

Соткен достала из волшебного пакета блестящий футляр и, раскатав длинное полотенце возле впалого живота бесчувственного лива, раскрыла коробочку и разложила на тряпку хирургические инструменты.

Она утыкала Скаидриса кучей иголок с трубочками, кои тянулись к Монакуре Пуу и дюжине штативов, оснащённых мешочками с подозрительно булькающими жидкостями. Некоторое время она оглядывала поле предстоящего сражения за жизнь одного из последних настоящих металхэдов.

— Ну и теперь, то, что касается меня — всесильного доктора и потенциального спасителя этой тощей задницы.

Палец оттянул веко лива. В голубой радужке пациента плескалась бесконечная безмятежность.

— Небольшой допинг, для мобилизации сил физических и приятного творческого настроя.

Ловкие пальчики виртуозного хирурга, знаменитого убийцы и искушенного мастера холодного оружия отломали головку стеклянной ампулы. Доисторический, многоразовый шприц забулькал, вытягивая в себя кубы прозрачной, как слеза, жидкости.

— Ебись всё конём. Так, моя сладенькая?

Аглая Бездна, наблюдающая за происходящим действом расширяющимися от ужаса чёрными бездонными глазами, лишь безмолвно кивнула.

Игла воткнулась точно в середину бутона распускающейся розы, вытатуированной на сгибе смуглой руки.

— Тётечка, — выдавила из себя испуганная девушка, — Это больше похоже на пыточную или на лабораторию доктора -психопата, чем на операционную навороченной клиники пластической хирургии. Почему так?

— Стилизация, — заплетающимся языком ответила ей побледневшая Соткен: маленькая женщина глубоко затянулась прикуренной сигаретой, слегка прикрыла оба века, и нарочито медленно взяла в руки скальпель.

* * *

— Ещё хочешь? — спросила Бездна, тыча столовой ложкой в тонкие губы Скаидриса.

Жующий лив отрицательно помотал головой, проглотил то, чем был набит его рот, смачно отрыгнул и сказал:

— Обалденно вкусный супчик. Даже с кусочками мяса. Что это, Бездна?

— Крысы. Сама в подвале наловила. Всё для любимого.

Физиономию Скаидриса свела интенсивная гримаса, и девушка слегка успокоила парня.

— Хер его знает, что это. Соткен варила, ты же знаешь её кулинарную специфику.

Скаидрис сморщился, вспомнив легендарный айнтопф, съеденный перед первым днём неотвратимой морской болезни. Однако слегка успокоился.

— Ладно, отдыхай, — вздохнула Аглая, вставая, — Я к себе пойду, залезу в тёплую ванную. Хер его знает, когда нам снова выдастся возможность поваляться в ванной. А потом мне в наряд.

— Слышь, Бездна, — слабым голосом пролепетал лив, которого наваристый бульон накрыл и стремительно убаюкивал, — Никуда не убежит твоя ванная, утром помоешься, посиди тут, со мной, с умирающим последним труъ-мéталом на этой гребаной планете, а то мне очень одиноко и тоскливо.

— Настоящему мéталу всегда должно быть скорбно, одиноко и тоскливо. Но так и быть, уговорил.

Она завалилась рядом с ним, на широченную кровать и блаженно закрыла глаза, погрузившись в приятную упругость полуистлевшего, вонючего матраса.