Эта частная неудача связана с одним принципиально интересным вопросом: об отношении авторов научно-художественной книги к материалу, об идейном осмыслении и художественном изображении облика деятелей, которым посвящает писатель свой труд.

Тут возможно, пожалуй, сравнение с тем, о чём писал всю жизнь Ильин: с отношением человека к природе. Писатель должен не подчиняться материалу, а познать его и покорить, заставить его служить своему замыслу, — покорить, не насилуя, не искажая, а глубоко осмыслив его сущность, его идейное содержание, всё, что лежит за поверхностью фактов. Это и есть важнейший творческий акт для автора научно-художественного произведения. Это и есть борьба с материалом, покорение его.

У нас два первоисточника для суждений о Сократе — произведения Платона и Ксенофонта. То и другое — апологии личности и учения. М. Ильин и Е. Сегал, приняв апологию личности, отвергли апологию учения и не нашли художественной позиции, которая оправдала бы различие между их отношением к личности и к учению Сократа.

Творческий акт осмысления и покорения материала оказался неполным, незавершенным — отсюда дефекты и первого и второго вариантов глав, которые посвящены Сократу.

А переработка главы о Платоне удалась гораздо лучше. Там авторы нашли нужные художественные средства, чтобы выразить основное — ошибочную и враждебную нам идеалистическую основу его учения. Образ Платона — активного врага демократии и материалистической философии — согласуется с характеристикой его учения. Гениальность Платона, поэтичность его мышления и произведений не скрыты от читателей, но историческое место и учения, и общественной деятельности Платона показано ясно: он во враждебном материализму лагере.

… Мастерство характеристик, определений, сравнений в книге «Как человек стал великаном» ещё острее, чем в прежних. Да и как можно было без этого поднять такую трудную тему, сделать увлекательным и доступным для подростка огромный и чрезвычайно сложный материал? Удачных, рельефных характеристик и сравнений можно было бы привести много. Напомним хотя бы превосходное объяснение взаимодействия физического и умственного труда:

«В течение многих тысячелетий руки учили голову. Всё более умелыми делались руки, и всё умнее становилась голова. Умение расширяло ум. И чем умнее становилась голова, тем чаще принималась она управлять работой.

Рукам не под силу поднять большую каменную плиту, а плита нужна была для постройки храма или пирамиды.

И вот голова велит рукам поднести под плиту рычаг.

Но рычагом можно только приподнять плиту, а как её доставить наверх?

Опять дело не обходится без головы. Она придумывает наклонную плоскость.

Голова помогает рукам. Но руки не дают голове отдыхать, они задают ей всё новые и новые задачи.

Рукам трудно поднимать из реки воду для орошения полей. И голова придумывает колодец с журавлём, где длинный рычаг поднимает из реки вёдра».

Не будем продолжать цитату. Вся глава состоит из цепи таких же точных и простых примеров. Правильно ли говорить здесь о примерах? Это неточно: материал, привлечённый автором, как и в других книгах Ильина, не иллюстрирует тему, а выражает её.

Иные обобщения сформулированы лаконично, звучат парадоксами. Они останавливают внимание читателя, принуждают его задуматься и, окинув взглядом собственный опыт, подтвердить мнение авторов. «Работа не только отнимает время, но и даёт его». Этот хорошо запоминающийся афоризм мы находим в одной из первых глав книги. И читатель, вероятно, не раз вспомнит о нём, пока дойдёт до развернутого на большом материале подтверждения этой мысли в разделе «Голова и руки», который мы только что цитировали.

А когда авторам не удаётся найти для какой-нибудь части материала уменьшительное зеркало, в малом отражающее крупное, значительное, когда материал не связывается в узел афористическим или широким поэтическим обобщением, изложение становится вялым, глава приобретает описательный характер. Тогда исчезает со страниц книги и напряжение борьбы человечества за прогресс, иначе говоря — эмоциональная наполненность. Это ведёт к тому, что внимание читателя рассеивается, скользит по поверхности фактов.

Так случилось, например, в некоторых главах, посвящённых Киевской Руси и средневековью. Как будто нет ничего лишнего, скажем, в главе о начале русского просвещения, а она кажется затянутой. Не хватает в ней лаконичных характеристик, образных определений и сравнений, которые свели бы воедино большой материал и придали ему смысловую законченность. И в этих главах чувствуется незавершённость творческого акта: тут как раз факты не излагают большую тему, а только иллюстрируют её и потому нуждаются ещё в длинных разъяснениях. В этих главах теряется тот метод организации материала, который определяет в значительной мере творческую индивидуальность Ильина.

В таких словно перечислительных эпизодах недостаточная творческая переработка материала вызывает меньшие потери, чем в рассказе о Сократе. Ни приведенные факты, ни осмысление их в главах, посвящённых Киевской Руси или средневековью, не вызывают никаких возражений. Им только не хватает достаточно яркой эмоциональной окраски, темпераментности, свойственной другим разделам. Эпизоды оказываются бледнее, хуже запоминаются.

Неудачи, о которых шла речь, воспринимаются как непроизвольные отступления от ясно выраженного в книге метода раскрытия темы, от художественных принципов авторов и привлекли наше внимание главным образом как сигнал опасности для писателей, работающих над художественными произведениями о науке.

Книга «Как человек стал великаном» — серьезный и принципиально важный вклад в нашу научно-художественную литературу для детей.

Это первая в нашей литературе повесть о том, как труд и разум создавали материальную культуру, как формировалось самосознание человечества, возникала и обострялась борьба между идеалистическим и материалистическим пониманием мира, природы.

6

Историю идей и материальной культуры в их взаимосвязи, взаимопроникновении писатель не успел довести до современности.

Но если не пришлось Ильину составить генеральную карту выполненного человечеством труда, то «трёхвёрстку» он начертил. Взяв одну из областей знания — метеорологию, Ильин проследил её развитие от древности до наших дней и заглянул в будущее. И снова, как во многих других книгах Ильина, частное стало образом целого — история метеорологии стала образом истории культуры.

Путь от суеверий к знаниям, к постижению законов, управляющих стихийными силами, и дальше — к борьбе за покорение стихий, а значит, за лучшие условия жизни человечества — вот тема книги «Человек и стихия».

И это одно из лучших произведений М. Ильина. Оно создано зрелым, опытным мастером, сохранившим свежесть восприятия, публицистическую страстность и вкус к поискам новых, действенных средств выразительности.

Изучение погоды, климата неотделимо от изучения природы в целом. Ильин говорит о метеорологии в её историческом развитии и показывает прочную связь познания законов климата с прогрессом других разделов естествознания. Потому книга и оказывается шире своего непосредственного задания.

Древний человек был беспомощен перед стихиями. Они внушали ему суеверный ужас, действия их казались хаотичными. Но наступает век, когда люди — самые умные и смелые из них — перестают спрашивать, кто такая погода, кто такие океан, вода, земля, воздух. Они спросили себя, что такое вода, что такое земля, что такое воздух.

Замена вопроса «кто» вопросом «что» просто и выразительно показывает читателю переход прогрессивной части человечества от олицетворения и мистического восприятия природы к изучению её, к отважной попытке проникнуть в её тайны.

Начало изучения природы знаменует начало многообразной и сложной борьбы за власть над ней. Эта борьба, в сущности, синоним труда.

Сперва человек борется за познание законов природы. Мы видим, как огромен, как сложен путь раскрытия истины, сколько заблуждений, суеверий надо было преодолеть, сколько непроницаемых, казалось бы, покровов сорвать. Этот труд познания, как эстафета, тысячелетиями передаётся от поколения к поколению. И хотя — многие с удивлением узнают об этом — до сих пор ещё не совсем ясен для науки процесс возникновения дождя, читатель видит, какой огромный путь уже пройден, как много достоверных знаний в руках человечества.