Ефрейтора с окровавленной губой подняли и потащили прочь.

— Ты еще мне ответишь, Жаров! — просипел тот, глядя на меня злыми глазами.

— Угу, непременно! — выдохнул я. — Я тебе письмо напишу!

Того перекосило еще больше.

— В чем дело, Жаров? — спросил Киреев, когда они отошли.

— Да не люблю, когда оскорбляют без причины, а ведь я даже не знаю, чего им нужно было. Терпение кончилось.

Старшина кивнул.

— Сам-то как?

— Жить буду, — отмахнулся я.

— Понятно. Иди на трибуну, будь со своим отделением. А я тут осмотрюсь пока.

Я так и сделал. Боль в боку еще беспокоила. Задрав китель, заметил, что через наложенную белую повязку проступила кровь. Не сильно, но все-таки. Зря я, конечно, так поступил — не в этом состоянии нужно было бить. А если бы Киреев не подоспел? Втроем меня бы просто в грязь втоптали бы — по мне же особо и не видно, что я был ранен.

Ну, ничего страшного. Зато в следующий раз этот урод будет умнее.

К моему удивлению, до конца спортивного мероприятия больше ничего не произошло. Я думал, что ко мне будут какие-то претензии, но нет. Видимо сами устранили все следы случившегося, чтобы их офицеры не подняли шум. Все-таки был спортивный праздник, да еще в такой день.

После окончания всех запланированных мероприятий обе команды участников, вместе с болельщиками разъехались. Мы заняли первое место, но отрыв по очкам составлял всего в пару баллов. Но, тем не менее, даже незначительная победа, все-таки победа.

Далее, был прием пищи — и зрители и участники успели хорошо проголодаться. Солдатская столовая была усилена полевой кухней, где всем гостям можно было попробовать гречневую кашу с тушенкой. Я даже усмехнулся — это что, традиция такая? В двадцать первом веке так тоже делали.

Вообще, за небольшое время службы, я уже определил для себя, что в армии тоже бывает нормальная еда. Нет, это совсем не бигус. И не тушеная рыба. Из горячего мне нравился рассольник, гороховый суп и щи, а из вторых блюд хорошо заходили макароны по-флотски, азу и, как ни странно, пельмени.

Уже вечером я поинтересовался у Коржова, что это был за тип, но к моему удивлению, он понятия не имел, кто это такой и на чем был основан конфликт. Значит, история брала начало раньше, еще до службы в армии.

А спустя еще несколько дней с меня сняли швы — благо их было всего пять, а затем и повязку. Я быстро приходил в норму, и когда меня вызвал ротный, можно было сказать, что я практически здоров. Ну, организму-то еще восстанавливаться пару недель.

— Ну что, Жаров! Все? — спросил капитан Глебов.

— Разрешите уточнить?

— Ай, не лохмать мне бабушку! Готов домой отправляться? — усмехнулся офицер, протягивая мне пачку документов. Среди них я узнал военный билет, какую-то карточку, исписанную со всех сторон и предписание. Такие я уже видел на военной кафедре. Форма-то одна и та же, с незначительными изменениями.

— Что, уже? — без особого энтузиазма спросил я, осознавая, что и прошлой жизни и в этой, родителей у меня не было. Привыкать особо и не придется, тем более, что я их не знал и даже никогда не видел. Даже будь они живыми, вряд ли смогли бы стать мне родными. Наверное, это даже хорошо — так проще. Перед родными людьми скрывать свою настоящую личность будет особенно сложно.

— Ты, я смотрю, не особенно-то и рад? Неужели хочешь остаться еще на два года? — поинтересовался офицер, присаживаясь в кресло.

— Так не возьмут же.

— Ну почему же, на сверхсрочную возьмут. Нам толковые люди нужны, а ты вон как под самый дембель отличился. Возьмем, только не сразу — сначала здоровье в порядок приведи, физическую форму тоже. Не хочешь? Ну, ладно. Понимаю, можешь не рассказывать про причины… Так! Почти все документы на увольнение уже готовы, осталось только проставить печать в строевом отделе. Ну и все, считай, долг Родине отдал. Сегодня тебя снимут с котлового довольствия.

— Понял. Разрешите идти?

— Да чего ты так официально-то? Ладно, Жаров! Если вдруг решишь продолжить службу, знаешь куда обращаться. Телефон, адрес, индекс…

Я только кивнул. Нет уж, военным в советской армии я быть не хотел — не мое. В те годы война в Афганистане шла, а туда мне совсем не хотелось. Ну, хоть повезло, что при перерождении я попал в тело дембеля, а не призывника. Подумать только, сейчас бы ждал два года срочной службы со всеми тягостями и лишениями…

По прибытии в строевой, я столкнулся с начальником отдела, лейтенантом Копыловым.

— Так, младший сержант Жаров… Ага! Это ты, что ли, увольняешься раньше срока? — спросил тот, смерив меня важным взглядом. Лейтенант хоть и молодой, но видно, что напыщенный. Скорее всего, погоны получил недавно, вот звезды и давят. Отсюда и поведение.

Помню, на кафедре мне один преподаватель из бывших военных говорил, что если человек по жизни нормальный, то при получении власти остается таким же, каким и был. А вот, если человек изначально дерьмо, то ему власть кружит голову только так — друзей в упор не видит, мнит себя высоким начальником.

— Так точно.

— А причина?

— Товарищ лейтенант… Так это, самое… Заключение военно-врачебной комиссии!

— Да? — тот на секунду завис, глядя на меня внимательным взглядом. — А, точно! Ну, тогда давай предписание и свободен. Чего зря время терять?

Печать и подпись поставили без проблем. Затем я вернулся в нашу казарму, быстренько собрал свои вещи, попрощался со старшиной и командиром. На контрольно-пропускном пункте меня выпустили без проблем. Сослуживцы проводили до самых ворот, хотя не сказал бы, что для меня это было важно. Все-таки, это не мои друзья. Только знакомые.

Что ни говори, а все-таки тяжело примерять на себя жизнь чужого человека, кто бы там что ни говорил. Это нужно принять, постоянно держать на контроле. Иногда, от осознания этого факта, голова кругом шла.

Когда я вышел за ворота, впереди была только неопределенность.

С собой у меня были только документы, вещевой мешок и немного денег. Военную форму и сапоги оставили. Дембельскую форму оставил в части, отдав ее Павлову. Не хотелось мне в таком виде щеголять. Тем более, как оказалось, реципиент превратил форму черт знает во что. Не солдат, а клоун расписной.

Кстати, при виде советских денег, которые в моем времени давно уже вышли из употребления, я невольно улыбнулся — какие-то они смешные. В мое время увидеть их можно было разве что в интернете или музее. Маленькие такие, мятые. Всего около ста рублей.

Судя по имеющимся документам, жил я в поселке, рядом с небольшим городком, который примостился на берегу небольшой реки и рос из-за присутствия огромного металлургического завода областного масштаба. Это я узнал, пока бродил по библиотеке, что была на территории нашей части.

Перебирая ногами, сам не заметил, как вышел на старую, потрескавшуюся дорогу, терявшуюся впереди. Осмотрелся по сторонам. Насколько я помнил, отсюда до ближайшего перекрестка было километров шесть, где уже должны были ходить междугородние автобусы. Что ж, придется немного прогуляться — погода очень даже способствовала. Все-таки май на дворе — это лучшее время года. Еще нет изнуряющей жары, а вокруг уже все цветет, живет и пахнет.

Удивительно, но я не испытывал радости возвращения домой — фактически, моего дома здесь не было. Я не испытывал чувств возвращающегося домой солдата, который два года не был в родных стенах, не видел семью и друзей… И, тем не менее, несмотря на это, у меня не было ни намека на депрессию. Даже совсем наоборот, нарастал живой интерес — а какая же она жизнь в Советском Союзе? Знаний было немного, зато любопытство зашкаливало. Эх, мои настоящие родители сейчас живы, только они еще школьники и где они могли быть, я понятия не имел. Что было до того, как мама с папой познакомились, информации у меня не было.

Перекинув свой мешок на другое плечо, я продолжил путь.

Дорога проходила через лес и была довольно живописной. Все вокруг зеленело, воздух был чистый и свежий, щебетали птицы. Кое-где пауки распустили свою паутину, летали бабочки… С самого первого дня я заметил, что воздух здесь немного другой, вряд ли я смогу описать этот момент. Не было городского смога, не было вредных выбросов от заводов, потому что их было меньше, да и сама промышленность была иной. Не было загазованности от тысяч машин. Это совсем не Москва.