Ух, получилось смело… Я мельком посмотрел на ротного — тот выглядел задумчивым, ведь все мои ответы он слышал. Наверное, переваривал сказанное. Ну а что такого, я же вроде ничего лишнего не сказал⁈ Нейтрально и все по делу.

А ведь, если вдуматься в мои слова на вопрос девушки-репортерши, намек все-таки имелся и довольно жирноватый. Уж эти акулы пера найдут, к чему прицепиться, им только дай команду. Впрочем, что бы там на выходе не получилось, это все равно отфильтруют.

Минут через десять все мероприятие закончилось. Вошла Алиса Сергеевна в сопровождении главного врача, после чего они объявили, что время интервью подошло к концу и толпа как-то сама собой, рассосалась.

Я неторопливо вышел обратно в коридор, где уже находился подполковник. Смерив меня оценивающим взглядом, он коротко кивнул и подозвал к себе капитана Глебова. Они перекинулись несколькими фразами, затем командир части кивнул на меня и удалился в сторону выхода.

А ротный подошел ко мне. По глазам было видно, что он не очень доволен.

— Жаров, ты что, бессмертный?

— Виноват, товарищ капитан, — слукавил я, прекрасно понимая, что сделал не совсем так, как договаривались. — Разрешите уточнить?

— Не йорничай… В целом-то, все нормально сказал! Но эта твоя фраза по виновным… Ладно! Ничего страшного не произошло, но командир все равно не очень доволен. Дальше уже он сам все разложит.

— А что я такого сказал? — искренне удивился я. — Про то, что есть виновные? Ну, так это же очевидно. У каждой проблемы есть фамилия. Или это только я понимаю?

Ротный едва не подавился от моих слов, но тут же взял себя в руки.

— Так, ты это… Умный, что ли?

— Не жалуюсь, товарищ капитан. Как просили, так я и сделал. Кстати, вы про пункт общевойскового устава номер семьдесят шесть слышали?

— Что еще за пункт такой? — недоуменно спросил Глебов, напрягая память. — Я такого не припоминаю.

— Солдат должен быть находчив и смел, а сержант тем более! — выпалил я, слегка улыбнувшись. — А для солдата устав что? Правильно — все!

— Жаров, твою мать! — после короткой паузы, процедил капитан. — Вот вернешься в роту — я тебе покажу находчивость! Дуй в палату!

* * *

Так прошло еще несколько дней. Миновало первое мая — день труда, которому в Союзе уделялось огромное значение. К сожалению, в самом госпитале праздник прошел чисто формально. Я бы с удовольствием посмотрел бы на то, как оно было раньше…

Меня продолжали пичкать витаминами и антибиотиками, делать перевязки и процедуры. В палате стало больше народу — положили новых пациентов. Стало немного веселее — хоть было с кем поиграть в те же шахматы, хотя игрок из меня так себе.

Постоянно торчать в унылой палате было тяжело, поэтому я периодически спускался вниз. Оказалось, что хирургическое отделение было на четвертом этаже пятиэтажного здания, что в моем случае было проблематично. К счастью, имелся лифт, которым мне разрешили пользоваться.

На территории госпиталя имелся небольшой, но красивый пруд с рыбками. Вокруг него раскинулся зеленый сквер, клумбы с весенними цветами. Любил там проводить время — свежий воздух, тишина и спокойствие умиротворяли. Нет, дзен я там вовсе не искал, думал о случившемся.

Есть ли какой-то смысл в том, что я попал именно в восьмидесятые? Причем не в тело старика, женщины или скажем, хомяка. Мне повезло, я молодой парень, перед которым вся жизнь впереди. Ведь можно стать кем угодно, занять солидную должность, предопределять известные мне события. Но почему-то не грела меня эта мысль… Передо мной не было никакой конкретики — какое у меня преимущество?

Не скажу, что прежняя жизнь мне не нравилась, но и там были свои нюансы. Например, тот факт, что последние пять лет я был один. Родители погибли в автомобильной аварии, а что касается семейных отношений, так я к ним не стремился. Ну, зачем мне в двадцать три года жениться?

Погода стала куда лучше. Каждый день светило солнце, дул теплый ветерок. Активно зеленела травка, ругались воробьи, решая между собой, кто будет купаться в луже, а кто нет…

А в один прекрасный день в палату заглянула Алиса Сергеевна.

— Ну что, герой? Готов выписываться? — с порога спросила она, что-то записывая в мою карточку. Надо бы потом посмотреть историю болезни, что они мне там записали.

— Что, уже? Ну, если вы меня выселяете, то готов!

К этому времени я уже чувствовал себя хорошо — ожог почти не беспокоил, хотя до полного заживления было еще далеко. Ну, а рваная рана на боку успешно затягивалась и недалек был тот день, когда от нее останется только шрам. Впрочем, Рубцова убедила меня, что она сделала все по высшему разряду, а потому и след будет почти незаметным.

Услышав мой ответ, женщина усмехнулась.

— Если снова получишь травму — милости просим. Заштопаем, подлатаем. Но давай на будущее, лучше обойдемся без травм? Береги здоровье! Кстати, из твоей части уже несколько раз интересовались по поводу твоей выписки. Чего им так не терпится? Обещали прислать машину.

— Серьезно?

— Ну да. Я попрошу старшую медсестру, чтобы та связалась с вашей дежурной частью.

Собирался я недолго. Рыльно-мыльные принадлежности, форма и сапоги. Все было свежим, видимо привезли из части как раз для торжественного мероприятия. Судьба старой военной формы осталась неизвестной. Скорее всего просто уничтожили.

Медаль лежала у меня в тумбочке. За время лечения рассмотрел ее «от и до». В прошлой жизни я даже срочку не служил, а про медали вообще молчу. Откуда бы я их взял? За доблестно взятую крышу двадцатиэтажного дома? Или за качественно отснятый видеоблог?

Ее вполне можно было носить на груди, но я решил не выпендриваться. Какой в этом смысл, тем более в госпитале? Слышал, что здесь лежали даже те, кого привезли из Афганистана с огнестрельными ранениями.

А сразу после обеда из части за мной действительно приехала машина.

Попрощавшись с медсестрой Валентиной, другими лечащими врачами и Алисой Сергеевной, я взял свой вещевой мешок и направился к темно-зеленому «УАЗу». Их за глаза называли «буханками», в основном за типичную форму кузова.

Каково же было мое удивление, когда за рулем я увидел прапорщика Бурова. Блин! Даже застыл на мгновение — что, неужели больше прислать было некого?

Морда у того была гладко выбрита, да и сам он выглядел явно лучше, чем во время нашей предыдущей встречи.

— Ну, чего смотришь, Жаров⁈ — хрипловатым голосом произнес тот. — Залезай! Или тебе особое приглашение нужно?

Конечно, тот факт, что за мной отправили именно этого прапора, меня ни сколько не обрадовал. Но раз так, куда деваться? Подошел, открыл пассажирскую дверь и закинув вещевой мешок, забрался сам.

Буров ухмыльнулся, завел двигатель и «буханка» тронулась с места. Территорию госпиталя мы покинули буквально через пару минут.

Когда за нами закрылись стальные ворота, водитель поинтересовался:

— Ну что… Как здоровье, сержант?

— Нормально, товарищ прапорщик, — невозмутимо ответил я. — Жить буду.

Не хотелось мне с ним разговаривать, но с другой стороны — а почему нет? Собственно, у меня к нему никаких претензий не было. В нашу прошлую встречу он был пьян и случившийся конфликт мог произойти на фоне этого. Быть может, сейчас удастся разрулить проблему, что крутилась вокруг меня, Марии Андреевны и ее бывшего мужа, что сейчас вез меня в часть?

— Слышал, тебе медаль за отвагу дали?

— Есть такое дело.

— Ну-ну… — небрежно кивнул он. — За что это?

— Да не знаю… — невозмутимо произнес я. — Просто девчонку от смерти спас, да еще в эвакуации немного поучаствовал. Ну и сам едва не поджарился…

— О как! Надо же, никак не вяжется с тем, что я о тебе знаю.

— И что же вы, товарищ прапорщик, знаете? — насторожился я. Не скажу, чтобы я очень хотел знать прошлое о своем реципиенте, но все же это было не лишним.

— То, что к женщинам ты неровно дышишь. Наглый, дерзкий, но трусливый. Уважение для тебя пустой звук.