Куратор охнул и, чудом не расплескав эхесскую синюю себе на брюки, поставил бокал на подоконник.

Когда он успел подойти? Неужто огнепортом? Но в воздухе по-прежнему тянуло не гарью, а надвигающейся грозой.

Я всего на секунду задержалась пальцами на его плече. Машинально отгородилась, защищаясь от несущейся на меня глыбы. Но в ладонь успел ударить разряд: кожа нестерпимо разгорелась, зачесалась. Пришлось сжать руку в кулачок и завести за спину.

Арх, я ведь не внушила ему ничего лишнего?

С приведением в порядок мыслей был… полный бардак!

Я успела размечтаться, как эти вот грубоватые пальцы сжимают не стакан, а мою талию. Как кружат меня в серебристом платье под чарующие низкие ноты, виртуозно обходя преграды…

– Идемте, – сухо кивнул куратор.

– Куда?

– Туда, – мой кулачок выудили из-за спины и уложили обратно на плечо.

– Простите. Арх меня прибери, простите! – шептала, зачем-то разыскивая на груди утерянную эмблему. Но даже будь она целой, я бы не узнала, какой уровень внушения умудрилась использовать.

– За что простить? – озадаченно уточнил Чейз, увлекая меня в самую гущу танцующих.

Кинул быстрый взгляд на целые ботинки, которые я еще не успела отдавить. На чистую рубашку, на которой не нашлось синих пятен. Не увидел никакого ущерба и вернулся глазами ко мне.

– Я, кажется, случайно внушила вам…

– С вашим-то пустым резервом? Я отсюда ощущаю бездонную дыру, в которую он превратился.

Говорил Чейз до того строго, словно версия о добровольном танце смущала нас обоих. И все-таки…

– Нам надо поговорить, – торопливо прояснил он ситуацию, пока я не успела размечтаться о чем-то еще. – Радьярд кратко описал мне происшествие… Очередное происшествие в целительском.

Мозг мой, убаюканный мерной качкой танца, соображал вяло и как-то… фрагментами. За слово «поговорить» он зацепился и теперь воодушевленно визуализировал «комнату для переговоров».

– Умм…

– Не так поговорить. По-нормальному.

Над нами завис пурпурный магический сгусток, и в ноздри пробрался густой аромат филии и хавранских роз. Странный иномирский букет, но весьма волнующий.

Одноразовая акция, одноразовая акция… Она ведь точно одноразовая была, так?

– Вы не писали той записки, – сказала за декана, выметая из головы картинки с мятыми простынями. – И я не писала тоже. Это сделал или Мойси, или тот человек-Тень, скрытый от визионов.

– Не об этом поговорить. И если будете перебивать, придется оставить вас на второй танец, – строго выдохнул Чейз, пробираясь пальцами выше по пояснице.

Прозвучало так, словно он грозился оставить меня после занятий на трудовое наказание. Вроде чистки загонов или стирки потных форменных комбинезонов.

– Вы не так ужасно танцуете, как вам кажется, – сообщила куратору, невинно похлопывая ресницами. Как все-таки Риз это делает, м?

– Зато вы еле на ногах стоите, – прокомментировал он свои наблюдения. Подтянул меня повыше и прижал к себе, позволяя волочься за ним тряпичной марионеткой, прицепленной к артисту театра. – Мне не нравится план Радьярда. Он ищейка.

– Это плохо?

– Напав на след, маг-ищейка более не видит ориентиров, в том числе моральных, Иветт. Он готов рисковать всеми, кто подвернется на пути. Мой брат был таким, и Радьярд такой, хоть и старше.

– А вы не готовы? Рисковать? – повисла на его плечах, не в силах переставлять ноги.

Куратор приподнял меня над носами ботинок и осторожно закружил в воздухе. Подол юбки свешивался до пола, скрывая парящие каблуки. Так танцевать я могла хоть весь вечер.

– Нет. Сами посудите, Иветт: ну какая из вас сейчас приманка? Вы от сонной россохи не убежите, – Чейз резал по живому. – Вы не восстановились, не использовали весь ресурс моего сердца. Вас надо уложить в постель, накрыть одеялом и пару дней отпаивать тониками.

– Уложите… – сонно поерзала щекой по вкусно пахнущему плечу, забралась носом под воротник. – И накройте…

Твердые пальцы резко впились в мои позвонки, и я охнула от внеплановой боли. Подняла лицо к Чейзу, почувствовала, как мышцам передается его напряжение. Оно капало на меня из черных глаз, растекалось по щекам, впитывалось в губы.

– Ой… я совсем не то… сир Чейз, я едва соображаю, простите, – сглотнула раз пять, пока выдавливала извинения.

– Едва соображаете. Но собираетесь ловить материалиста неизвестного нам уровня, – хмыкнул он насмешливо.

Музыка стихала плавными волнами, то застывая, то накатываясь вновь, пробирая до мурашек. Волнение, хлынувшее внутрь, теперь билось под сердцем. Налетало на ребра, точно студеное море на отвесные скалы. Надо было с этим заканчивать, пока я окончательно не расклеилась.

– Ловить будет сир Радьярд. И без приманки ничего не выйдет. Вы же не хотите, чтобы Мойси отравил кого-то еще? – проворчала строго и опустилась на пол. Нащупала каблуками опору, сделала шаг назад, отлипая от теплой рубашки.

«У подозреваемого будет всего одна попытка, чтобы устранить выживших свидетелей, пока те не начали болтать. Как только откроете рот, будет поздно. Он выдаст себя, не сомневайтесь», – как-то так говорил сир Радьярд, наглаживая магией рубашку для Анхеля.

Я не очень поняла, что имел в виду Мойси, когда говорил, что мой страх придает иллюзиям подлинность. Но на всякий случай решила не верить глазам.

Может, и Чейз, вдумчиво пересчитавший все мои позвонки, был ненастоящим. Что тут из плоти и крови, а что – из магического тумана? Один Арх разберет!

Из-за голубого свечения люстр все вокруг казалось нереальным, сотканным из фантазий. И где-то тут вполне могла прятаться главная иллюзия. Сам Моисей, давший слово покровителю, что разберется с теми, кто видел и слышал лишнее.

– Я ваш куратор, – напомнил Чейз, недовольно шевеля челюстью. – И могу запретить участие в этой авантюре.

– А можете подыграть. Мойси ведь и вас отравить пытался!

– Ну почему же пытался? Отравил. Хорошо, если вы хотите в это играть, Иветт, – поиграем.

Куратор усадил меня за темно-бордовый стол рядом с Анхелем, а сам расположился напротив. Одарил сирру Лавли холодной полуулыбкой и постучал костяшками пальцев по столу, вызывая два новых бокала синей.

Я поморщила нос: теперь уже и мне казалось, что затея с приманкой дурно пахнет. Хотя бы потому, что я вынуждена торчать за столом магистров следующие пару часов. Слушать звон чужих бокалов и туманные рассказы о сильных вибрациях.

– Они начинаются здесь, – Фелиция приложила руку к груди и глубоко вдохнула. – Затем теплом растекаются выше и ниже… – провела пальцами по декольте и скользнула к своей длинной шее. – Иногда я слышу их в горле: бум, бум, бум… Порой вибрации смещаются в низ живота…

Изящная кисть прорицательницы скользила по белому шелку, рисуя карту сезонного перемещения диковинных вибраций. Острый белый локоток ее второй руки, опирающейся на спинку стула, глядел ровно на Чейза.

– Под конец сеанса я начинаю буквально полыхать. Вибрации затрагивают всю меня…

– Но до мозга, судя по всему, доползают далеко не всегда, – шепотом фыркнул в мое ухо Анхель, наслаждавшийся зрелищем вместе с Чейзом, ректором и магистром Хонсеем.

– И как вы понимаете, дурные это вибрации или хорошие? – не удержала в себе вопрос.

Стекло стакана в моих пальцах стало неприятно теплым. Сир Угль предупреждал, что от танцев может начаться лихорадка. Велел проводить время спокойно и степенно, словно мне лет сто или больше. Кто-то другой воспротивился бы скучной перспективе. Я же сейчас отчаянно мечтала о пледе, ярмовом муссе и клыкастом романе.

– По ощущениям, – Лавли поправила вновь скатившийся рукав и наморщила лоб. – Вот от вас, мисс Рэйвенс, у меня ноет живот и горло сжимается, будто его кто-то душит… Неприятное чувство, тревожное.

Я нервно вгляделась в полумрак танцевальной зоны. Сколько бы Анхель ни смеялся над «вибрациями смерти», он сам был в каком-то роде прорицателем. И я успела убедиться, что порой «неприятные, тревожные чувства» случаются не зря. А мы тут как раз жизнью рискуем, ага.