После переезда она с каждым днём жизни в микрогороде мечты понимала, что с выбором не ошиблась. Во время прогулок она смотрела в глаза каждому жителю этого города, вглядывалась в стены каждого дома и вспоминала. Вспоминала себя.
“Как после такого не верить в переселение душ?”, – восхищённо думала Марта.
Она родилась в маленьком российском городе. В Черногории его не знает никто. Тридцать с лишним лет прожила в России, сменила три города, но так не нашла свой дом на родине. Здесь же Марта почувствовала себя на своем месте с первого дня. Ей казалось, что в эту страну она попала с особым предназначением и что здесь не ждёт что-то судьбоносное.
Последние месяцы Марта часто проводила одна. Антон всегда был уставший и голодный после работы. Сын, которому уже исполнилось тринадцать, с раннего утра и до позднего вечера гулял с приятелями. Друзей у Марты было немного, и все они летом редко бывали доступны. В курортной стране принято зарабатывать деньги летом, а отдыхать зимой: скрываться в теплом доме от затяжных ливней в обнимку с бутылкой самодельной ракии, слушать, как потрескивают дрова в печи, и немного скучать по сумасшедшему лету.
Отсутствие компании не тяготило Марту. Ей нравилось думать, гулять, вспоминать, мечтать, планировать, читать книги или долго-долго плавать в море.
Марта любила пить кофе в кафе наедине с собой. Такой кофе всегда казался вкуснее, чем в компании.
Привлекательность Марты иногда разрушала ее одиночество: к ней подходили различные мужчины и приглашали на пляж, на кофе, на прогулку и так далее. Все зависело от их фантазии. Но Марта беспощадно показывала обручальное кольцо и возвращалась к себе.
“Хоть какая-то польза от моего брака, – подумала Марта. – Можно отпугивать навязчивых парней”.
“80 евро за завтрак на двоих, – услышала Марта мужской грузный голос на русском языке за соседним столиком. – Ну что такое 80 евро?! Фигня же, ну”.
“Соотечественники”, – с нежностью угадала Марта. Никто из туристов так самозабвенно, напорно и с наслаждением не тратил на отдыхе деньги, как русские. Эта нация для черногорцев была подобна богине Лакшими, которая в индийской мифологии символизировала богатство и изобилие. Познакомиться с каким-нибудь “русом” (так звучало в переводе на сербский слово “русский”) было все равно, что успешно выйти замуж за миллионера.
Марте же этим летом вместо денег очень хотелось Любви. После последнего необратимого разочарования в Антоне ее душа превратилась черную дыру. Она пыталась наполнять ее красотой, добротой, жизнью. Но ощущение от бесполезно прожитых 13 лет уничтожало все старания.
“Должно же быть что-то в этом мире для меня, – думала она, что-то настоящее, какой-то прекрасный Роман со счастливым концом”.
“Привет”, – вытянул Марту из тяжёлых мыслей весёлый и вкрадчивый голос.
Марта обернулась и смутилась. Перед ней стояло то самое Родное Лицо. “Разве такое возможно?!”, – возмутилась Марта.
“Привет, – повторило тем временем Лицо. – Как твои дела? Меня зовут Марат”.
Мужчина протянул ей руку. На Балканах считалось абсолютно нормально и женщинам, и мужчинам здороваться за руки.
“Я – Марта”, – встречное рукопожатие.
“Какая гладкая и прохладная у него кожа, – отметила Марта, и мурашки пробежали по ее телу. – И в чернилах, как у школьника”.
“Почему твои руки в чернилах?” – спросила Марта.
“Я делаю татуировки, здесь для туристов, рисую временные тату. Такой сезонный бизнес”.
Марта смотрела в его глубокие глаза. Они притягивали ее магнитом, она проваливалась в них словно в бездну, было одновременно страшно в них смотреть и безумно хотелось. Она чувствовала себя кроликом перед удавом. Дышать становилось тяжело, и вдох больше не получался, Марта резко отвела взгляд.
В глазах Марата Марта увидела другую себя. Там она не была мужиком без яиц, в которого превратилась рядом с Антоном. Там она увидела себя хрупкой балериной.
“Неужели я могу быть такой?”
“Твои глаза”, – произнесла Марта.
“Что с ними?” – озабоченно спросил Марат.
“С ними все хорошо, – успокоила Марта. – Они… Они просто словно глубокое чёрное озеро. Знаешь, на севере Черногории есть Чёрное озеро? Оно очень красивое и из-за темной воды не видно его дна”.
Тут уже по телу Марата пробежала дрожь. Он словно встретил призрак прошлого.
“Интересно, – ответил он, – стараясь не выдать своего волнения. – Я никогда не был на севере Черногории. Нужно это исправить”.
Из дневника Марты
Когда я расстанусь с Антоном, как это будет? Вот между нами давно нет ни любви, ни уважения, ни страсти. Но. Симпатия какая-то осталась, возможно. И общий сын, перед которым мы играем роль семьи. Но, к примеру, я не люблю Антона, зато привыкла, что он приходит в семь вечера домой после работы. И если задерживается, я начинаю волноваться. Это привычка, скорее всего. Или когда мы пьем кофе в кафе по выходным. Это всегда неинтересно, мы молчим и смотрим в телефоны. Но это привычка. Я буду скучать без этого или нет? Я буду волноваться, ужинал он сегодня или нет? Боже, как же мы переплелись. Я не люблю его, не хочу его, но за эти 13 лет во мне столько его, а в нем – столько моего. Расставание как перерождение. Вот живут люди вместе, срастаются, будто обретают одну оболочку на двоих. А потом, когда приходит конец всему, вытекаюи друг из друга, освобождаются. Словно выходят из собственной кожи. Сдирать кожу больно.
История нелюбви
Она недовольна годами. Недовольна тем, что ты – существуешь в итоге. Но она скажет об этом тебе прямо лишь спустя 12 лет. До этого – как вода камень точит: плохо сделал свою работу, недостаточно хороший отец, недостаточно уделяешь внимание как муж, купил плохой хлеб, не умеешь готовить… Отвратительный любовник, в конце концов. Однажды в каждой семье происходит большой взрыв и создаётся новая вселенная. Вот эту кружку вы вместе покупали на четвертый день рождения дочери. Он достает ее из шкафа трясущимися от похмелья руками и смотрит на черно-белую с облаками кружку в 10 утраю Перед ним – случайная женщина из бара, с которой он провел ночь и которой десять минут назад обещал сварить кофе. Кружка – женщина – женщина – кружка. Усилие и преломление. Момент – и кружка идёт в посудомоечную машину. Там с нее смоют все эмоции и воспоминания, она превратится в обычную кружку для случайной женщины для секса.
“И так будет с каждым предметом нашей мебели, – мысленно пообещал он той, которую годами считал своей женой. – Обнуление, обесценивание, обезличивание. То, что ты сделала со мной за эти годы”.
****
Марат сидел на бетонной ограде и болтал ногами. Вот уже 12 лет с июня по сентябрь ежегодно эта бетонная ограда становилась его рабочим местом. Здесь он раскладывал свои каталоги с картинками и рисовал на просоленных от моря телах туристов временные тату.
Их срок был 15 дней. Возвращавшиеся с отдыха туристы забывали о путешествии вместе с последней растворившейся в душе линией татуировки.
В основном клиентами Марата были дети, за это он любил свою работу. Ему нравилось дарить им положительные эмоции, нравилось наблюдать, как они с трепетом выбирают себе рисунок: Бэтмена, пони, волка или Дональда Дака. Дети всегда очень серьезно подходили к выбору татуировки.
Ближе к полуночи клиентами Марата становились пьяные веселые парни и девушки, возвращавшиеся с дискотеки. Пары рисовали на своих руках сердца или имена друг друга. Шумные компании парней выбирали что побезумнее, девушки искали романтику и томно предлагали Марату для рисунка часть своей ноги, кисть руки или грудь. За 12 лет Марат
научился не реагировать на женские прелести, девушки же, получив лишь тату и никакого флирта, уходили слегка разочарованными.
«Эй, а можешь нарисовать мне Путина?», – подошёл к Марату пьяный парень, которому едва исполнилось 19.
“Могу, – ответил Марат. – Только зачем тебе Путин? Напиши лучше имя любимой девушки или ее лицо, или сердце. Молод ты для Путина”.