Закрыл глаза, привычно и вполне обыденно, очистил своё сознание от всех эмоций и мыслей, и… Вот оно, маленькая яркая точка загорелась где-то далеко на краю вселенной, я плавно потянулся к ней, приблизил, привычно уже сформировал очередной шар воспоминаний и легким посылом отправил его на полку, и он загорелся там среди других выделяясь ярким окрасом эмоции. Вот теперь точку вниз и, начнём помолясь, плавно подведя к своему астральному телу, медленно расширил точку в плоский блин, поставил его в крест простирания, и так же медленно потянул вверх от пяток к голове. И собственно говоря, открыл глаза в полном недоумении.

Что собственно, таксиста того по голове, происходит. Моя привычная аура именно моя, и сомнений в том у меня ни разу нет, а вот тело без внутренних повреждений, и что-то было ещё не так, на уровне интуиции, но точно не так.

Меня бросило в пот, а сердце вдруг и сразу, учащенно застучало в грудную клетку. Мамочка! я почувствовал то, что пять предыдущих лет не чувствовал, я, черти бы меня задрали, реально почувствовал, то о чём больше всего сожалел, я почувствовал всего себя, каждую свою мышцу и, наверное, каждую клеточку, почувствовал воздух, который вдыхаю, его прохладу и влажность, и вкусность, Господи какой же здесь вкусный воздух. Слёзы полились из моих глаз непрерывным ручьем, и потолочные плафоны потеряли свою чёткость. Я закрыл глаза и постарался успокоиться. Целых семь минут я пытался очистить своё сознание от затопивших меня эмоций, мозг за пять лет интенсивных тренировок достиг много, но вот такого эмоционального всплеска, да нет, стой, это же гормональный шторм.

Господи я что баба!!!

Рука сама метнулась к паху, и тут же наступило облегчение, и оно - облегчение затопило сознание новым всплеском, всё на месте и ничего не пропало.

В следующий миг до меня дошло: — МОИ РУКИ они двигаются и… темнота затопила моё сознание.

Второй раз я очнулся после того, как меня кто-то взял за руку. Открыл глаза и увидел своего отца, который нагнулся ко мне и спросил: — Юра как ты себя чувствуешь? Где у тебя болит?

– Да вроде ничего не болит, голова если только, и-то болела, а сейчас вроде бы нет. Папа, а я где?

– В больнице где-ж тебе ещё быть, слишком жёсткая была посадка, ты разве не помнишь? Отец улыбнулся, так и не опустив мою руку, присел на стоящий рядом стул. — А мама с сестрами ждут в холле, их не пустили к тебе.

– Мама? А разве она не умерла? Я снова закрыл глаза. Боль. Где-то в груди боль острым ножом резанула по нервам.

Блин, я же умер, поэтому и тело целое и отец такой до странности, молодой, и мама живая.

– Сынок ты чего, ты всегда её мамой называл. Тебе же два года было, когда твоя мать умерла, а Ми Сук пусть и мачеха тебе, но для неё ты самый настоящий сын. Нет, я конечно понимаю, что ты семь лет прожил в России, но всё-таки ты даже по телефону всегда Ми Сук мамой называл. Ланка с Линкой так тебя ждали, календарь специальный повесили, дни зачёркивали, Ланка такой ужин приготовила к твоему приезду, а оно видишь как, сразу в больницу.

Я же, так и не открыв глаза, заплакал. Слезы текли сами по себе, оставляя мокрые дорожки на моих щеках.

Как же так, как же это? Я ведь уже поверил, что здоровье ко мне вернулось, а это всё обман моего сознания, как же так? Какая мать? Какие сёстры?

Детумнямним, сигани да татиосенида. Таньшине-а атурегинэм тумага пьюнерида, курэй туна-а дже си-о. (господин президент, время вышло, вашему сыну нужен покой, пожалуйста оставьте его) Произнёс чей-то явно женский голос. А я вдруг понял, что этот голос сказал, и на каком языке.

– Хорошо (гуенчана), ответил на корейском отец, и уже мне – Юра, отдыхай сын, набирайся сил, а я пойду с твоим лечащим врачом пообщаюсь. До завтра сын.

Он ушёл, я вслушивался в его удаляющиеся шаги.

Женщина явно осталась рядом, она обошла кровать, чем-то пощёлкала, потом поправила на мне одеяло и прижала к моей груди, что то холодное, а меня от этого ощущения снова накрыла эйфория удовольствия от того, что я — чувствую. Но глаз я так и не открыл, лежал и не шевелился, ждал, когда же она уйдёт. Женщина ещё, что-то делала, чем-то шуршала, а я ждал.

Наконец она ушла, оставив меня одного. В голове была куча вопросов, но самое главное мне очень хотелось встать, именно встать, принять вертикальное положение. И я медленно сначала подтянул к себе ноги, и не почувствовал при этом никаких затруднений, ты смотри не соврали, действительно мед-капсула мышцы в тонусе держала постоянно. Смело опёрся руками в кровать, сел, и на конец открыл глаза. На пальце пульсоксиметр, я поднёс руку к глазам, ну датчик как датчик, провод достаточно длинный, уходит в право, к стойке с медицинской аппаратурой. Зелёные шторки огораживают пространство вокруг моей кровати.

О! трубки катетера из носа долой, нафиг, нафиг, аллергической реакции у меня не ожидается, да и кислородного голодания тоже, так что долой. Они мне точно помешают встать.

Сразу встать не получилось, на кровати были опускающиеся вниз перила, и до меня не сразу дошло то, что они опускаются с внешней стороны, для меня ни разу не препятствие. Тело слушалось великолепно, наполняя меня эйфорией. Руки слушаются, даже моторика в пальцах сохранилась в том же состоянии, как и положено у здорового взрослого индивидуума. Вот, наконец, защёлка отжата, поручень упал вниз.

А тепе-е-ерь, пла-а-авный поворот напра-а-аво, всем корпусом, и ноги, ноги опустить, ну босой ну и ладно, зато какое прекрасное чувство холодного пола, что это линолеум или что-то ещё. А не важно, главное — это прекрасное чувство, мечты сбываются, и хрен с ним, если это плод моего воображения, или сон, это чувство прекрасно, оно восхитительно. Ну а теперь встаём.

Я, наверное, излишне резко поднялся, меня болтануло, голова закружилась, мой желудок напомнил, что он тоже, все последние пять лет, был со мной.

Меня банально вывернуло, желчью обожгло пищевод. Рвотная масса брызнула на пол. В скрюченном состоянии ткнулся калениями в пол. Сразу подняться не смог, пару раз падал, скользя руками по собственной блевотине, добавляя штрихов к половому авангардизму, в конце концов замер.

Голова кружилась как после двухсот коньяка залпом. Так замереть и не шевелится, сейчас пройдёт, по крайней мере, должно. Сзади послышались торопливые шаги, зашуршало шторкой, женским голосом кто-то крикнул: «кьяя». Торопливые шаги мимо меня к стойкам, пластиковый звук поднятой трубки и тем же голосом по-корейски, который я на удивление воспринимаю без внутреннего дискомфорта: «Доктор Вонг пациенту из карантина стало плохо, он упал с кровати, его вырвало. Да это сын президента Сергеева. Жду вас доктор Вонг».

Пока она говорила, до меня вдруг дошло, что я по-прежнему воспринимаю мир через призму своей неподвижности, то есть через слух. Подняв голову, увидел женщину в светло-зелёном, явно медицинском костюме. Она стояла в пол оборота ко мне и набирала номер на стационарном телефоне, глянула в мою сторону и снова заговорила в трубку: «Юрии-ян, в палате карантина, необходимо сделать уборку, пациенту стало плохо, его вырвало» и положила трубку.

Немного усталое, но красивое лицо, лет, наверное, сорок не меньше, она с некоторой суровостью посмотрела на меня и проговорила:

— Пациент. Тебе нельзя вставать без разрешения, сейчас я заменю тебе халат и помогу лечь. — Она нагнулась, что взяла из ящика, положила сверток на кровать. Аккуратно обошла мои художества на полу, и, подхватив меня сзади за подмышки, достаточно бесцеремонно подняла меня на ноги.

— Пациент, как себя чувствуешь? Тошнит? Головокружение?

— Спасибо аджумони, прекрасно я себя чувствую. — Я повернул к ней голову, мгновенно разозлившись. Ну да, по сути, обратился к ней, как к недалёкой тётке, ну или как мы по-русски, высокомерно говорим — «Женщина!» За первый год моего лежания по больницам достали меня подобные тётки, для которых ты всего лишь работа, которую ещё и не сильно любят. И она это поняла, мою неприязнь к ней. Поэтому следующую фразу она тоже произнесла, поджав губы: